И он подробно пересказал молодой жене вчерашнюю беседу с Климом, а затем с её отцом.
– Когда выезжаете? – Тобиас ничего не сказал о своём решении, но она даже не сомневалась, что он поедет с друзьями. Всё-таки Илларион был его предком, и если он ещё жив…
– Думаю, сразу после завтрака. Наверняка Вик уже копытом бьёт!
– Да, мой брат не умеет ждать… А я постараюсь, – добавила Ева шёпотом и прильнула к мужу.
Отставив в сторону чашку, Тоб обнял жену и ловко убрал заколку, отчего её волосы, собранные в тяжёлый узел, рассыпались по плечам.
– Я говорил, что ты у меня лучшая на свете? – промурлыкал он ей на ушко.
– Буквально вчера, – ответила она, пряча лукавую улыбку. – Но можешь повторять хоть дважды в день – я не против…
И на некоторое время они забыли обо всём на свете.
Совсем иная сцена развернулась этажом ниже. Едва Рауль и Аглая спустились к завтраку, оставив малышей досматривать последние сны, Клим им всё рассказал – про свои видения и про намерение трёх товарищей отправиться на поиски Мастера Иллариона.
Виктор в ту ночь и вовсе не ложился: до утра просидел за компьютером, роясь в интернете. Он узнал о Горной Шории всё, что только можно было узнать, однако сообщения о землетрясении так и не нашёл. Теперь он сонно моргал, уставившись в чашку, пока взволнованный возглас Аглаи не привёл его в чувства:
– И зачем вы туда лезете? Вам что, прошлого раза было мало?
– Мам, пока никто никуда не лезет! – Клим попытался успокоить мать. – Мы просто хотим найти Иллариона…
«Говори за себя», – мысленно возразил другу Вик.
Увы, Аглая словно услышала его мысли. И тотчас переключилась с сына на него:
– Виктор, думаешь, я не понимаю, что это ты ребят подначиваешь? Сам уже четыре года носишься по горам, и они за тобой, как два хвостика! Я знаю, ты мечтаешь найти сестру, но… Может, уже пора принять реальность? Элинор сама ушла – она сделала свой выбор. Это было её желание!
– Эль выполняла свой долг, а насчёт желания я сильно сомневаюсь! – резко вскинув голову, заявил Вик.
– Мам, никто меня не подначивает! – в свою очередь добавил Клим. – Это мои видения, мой дар, если хочешь, и я должен сам во всём разобраться…
Однако переубедить Аглаю оказалось не так-то просто.
– Ради всего святого, объясните мне, зачем вам сдался этот старец! Даже если он действительно жив, в чём я совсем не уверена. С другой стороны, если он так хорошо и так долго прячется, значит, явно не хочет, чтобы его нашли. Тогда зачем его искать?
– Лично мне очень любопытно взглянуть на своего тысячелетнего предка, которому я обязан неким талантом, с которым просто не знаю, что делать! – выпалил на одном дыхании Тобиас. Они с женой только что вошли в столовую, но Ева, увидев, в каком состоянии Аглая, тут же сбежала к малышу.
Услышав такую витиеватую тираду от немногословного Тоба, ребята невольно заулыбались. Даже Рауль, доселе хранивший молчание, одобрительно кивнул, что с его стороны было большой ошибкой.
– Что ты киваешь, милый? – гнев Аглаи тотчас обрушился на мужа. – Ладно, мальчишки куражатся, а Эрхарт, вечный бродяга, их на подвиги подбивает! Но у тебя же своя голова на плечах! Лучше бы вразумил этих оболтусов!
Парни, затаив дыхание, ждали, каков будет вердикт Кауница-старшего. А тот невозмутимо повернулся к жене и с лёгкой улыбкой на устах выдал совершенно непредсказуемое:
– Знаешь, есть такой старый еврейский анекдот: «Сынок, у каждого мужчины должно быть своё мнение, и мама сейчас тебе его расскажет!».
Парни прыснули. Аглая вдруг словно сдулась.
– Что ты хочешь этим сказать, Рауль? Что ты поддерживаешь их глупое ребячество?
– Не просто поддерживаю, – энергично ответил ей муж. – Я вот думаю, а не поехать ли мне вместе с ними? По дороге прихватим Теренса и дружной мужской компанией двинем в Сибирь! – Он повернулся к изумлённому Климу: – Эта твоя Шория ведь где-то в Сибири находится, у чёрта на куличках? Вот и славно. Эх, давненько я по тайге не бродил да по сопкам не лазил – пора, пора старые кости размять!
Это было очень смешно. Виктор даже подумал, что Рауль зря вцепился в дирижёрскую палочку – из него получился бы великий комик. Но Аглая юмора не оценила. Она расплакалась. Хотя Рауль, надо полагать, подобной реакции и добивался. Он тут же привлёк жену к себе одной рукой, что-то ласково шепча ей на ухо, а второй рукой красноречиво махнул ребятам: мол, идите уже по своим делам, не нервируйте женщину!
«Нет, всё-таки в профессии дирижёра есть определённые плюсы! – заключил Виктор, на цыпочках выбираясь из столовой вслед за остальными. – Всего один жест – а сколько им сказано!»
Интермедия 1. Стратим-птица
…Которая птица всем птицам мати?
А Стратим-птица всем птицам мати.
А живет она на Океане-море,
А вьет гнездо на белом камене;
Как набегут гости-корабельщики
А на то гнездо Стратим-птицы
И на ее на детушек на маленьких,
Стратим-птица вострепенется,
Океан-море восколыблется,
Как бы быстрые реки разливалися,
Топит он корабли гостинные,
Топит многие червленые корабли
С товарами драгоценными!
(Из «Голубиной Книги»)
В давние времена шла морем ладья на Соловки из Архангельска. И вдруг средь ясного дня налетела буря великая. Потемнело все кругом, ветер ревет, волны ладью заливают. И тут явилась над волнами Стратим-птица, та, что моря колеблет, и воскричала:
– Выбирайте мне по жребию одного корабельщика в жертву!
А в ладье той несколько воинов плыли в Кемский острог. Один отчаянный был храбрец, настоящий сорвиголова. Крикнул он в ответ Стратим-птице:
– Пусть все погибнем, но тебе не поддадимся. Сгинь, нечисть поганая! – и уж лук боевой натянул, чтобы птицу лютую стрелить.
Но тут поднялась из моря смертная волна выше лесу стоячего, какой даже кормщик бывалый в жизни своей не видывал, а только слыхал про нее от стариков. Сразу смекнул: спасенья от смертной волны никому не будет. Осталось только молитвы читать, да еще неведомо, помогут ли те молитвы! И в этот миг сын кормщика, отрок Ждан, немой от рождения, вдруг прыгнул за борт в ледяную воду, а она в Белом море всегда ледяная… Тотчас утихла буря, улеглись волны. Но сколько ни вглядывались люди, ни Ждана в воде, ни Стратим-птицы в небесах так и не заметили.
Прошли годы. И вот нежданно-негаданно объявился в родной Кеми безвестно сгинувший Ждан, но уже не отрок немотствующий, а парень на загляденье: статный, кудрявый, звонкоголосый. Мать его сразу признала по родинке на щеке и по шраму на левой руке. Стали спрашивать родственники и знакомые, из каких краев явился, где запропастился на столько лет. На все вопросы только улыбался Ждан загадочно да в небеса перстом указывал. Порешили люди, что он малость умом тронулся, и в конце концов отстали с расспросами. Стал Ждан в праздники да свадьбы по деревням хаживать, на гуслях звонкоголосых наигрывать, сказки да былины сказывать. И про Алатырь-камень, и про Ирий-сад, и про водяных-домовых, и про птицедев прекрасных, кои зовутся Алконост, Гамаюн да Сирин. Только про Стратим-птицу ничего не сказал и не спел, сколько его ни упрашивали!