Дети Зари. Книга третья. Песнь жар-птицы

– Нет! – закричал Клим. – Нет!

И тут видение резко оборвалось.

– Клим! – позвал его голос Эрхарта-старшего, спокойный и властный. – Возвращайся, Клим!

Клим открыл глаза, поморгал, огляделся: он полулежал на диване, а все собравшиеся – трое Эрхартов и Тоб – склонились над ним. Он выпрямился, помотал головой, стряхивая с себя оцепенение.

– Ты в порядке, сынок? – спросила Эмилия, глядя на него с материнской заботой.

– Я всё видел, – с трудом выдавил Клим. – Сам! – Он повернулся к Теренсу, который пристально смотрел на него, почему-то улыбаясь в ус. – Но вы же говорили, что Эмилия…

– Я просто отвлекал твоё внимание, чтобы ты перестал бояться и расслабился. А затем, признаюсь, применил гипноз – совсем чуть-чуть… Нет, я тебя не обманывал, – поспешно сказал он, увидев, как вытянулось лицо Клима, – Эмилия и вправду может проникать в чужие воспоминания, и она бы сделала это, если бы ты сам не справился. Но ты справился. Молодец!

– Да уж… – Клим невесело усмехнулся.

– Ты видел дату выхода статьи или нет? – не вытерпев, прямо спросил Виктор.

– В самой статье – нет. Её сочинял какой-то осёл с литературными замашками: вместо времени происшествия написано «намедни», можете себе представить? – Клим ещё пытался шутить, но не смел смотреть в глаза другу. – Зато я видел время внизу экрана: время и день, когда Мастер Илларион читал это сообщение.

– И?

– В общем, мы порядком опоздали – это было седьмого января…

В комнате повисла тяжёлая, вязкая тишина. Виктор обречённо уронил голову на руки, Тобиас и Теренс одинаково нахмурили брови. И тут неожиданно прозвучал тихий смех Эмилии.

Мужчины дружно уставились на неё.

– Клим, мальчик мой, ты как будто не в России родился! – проговорила хозяйка ласково, словно обращаясь к маленькому ребёнку. – Всё-таки правду говорят, что Калининград – не русский город… А ну-ка, вспомни ещё раз цифры, только по порядку.

– Двадцать три – четырнадцать – это время, а ниже ноль один – ноль семь… Ёлки-палки, так это же первое июля!

– Ну ты даёшь! – Вик в сердцах хлопнул друга по спине так, что у самого руку чуть не отшибло.

Тоб покачал головой, ошарашено улыбаясь, а затем оба с Виктором разом навалились на Клима и устроили на диване кучу-малу и бой подушками.

– Ну просто детский сад! – снисходительно изрекла Эмилия, даже не подозревая, что прошлым вечером её дочь говорила те же слова тем же тоном.

Затем повернулась к мужу: тот внимательно смотрел на неё, сложив руки на груди и не обращая ровно никакого внимания на ребячество троих приятелей.

– Ой, милый, не надо смотреть на меня так, как будто ты чем-то недоволен! – и она обезоруживающе улыбнулась.

– Значит, ты всё-таки пробралась туда?

– Не удержалась – уж очень любопытно было!

– Ну ты и проныра, – сказал Теренс, с любовью глядя на жену. – Авантюристка!

Последнее слово услышали и ребята, прекратив, наконец, возню на диване. Все рассмеялись. Они были искренне счастливы: даже учитывая дурацкое «намедни», у них в запасе имелась ещё целая неделя. Правда, надо было за это время успеть добраться до какой-то там Горной Шории: до настоящей Швейцарии рукой подать, а до Сибирской ещё пилить и пилить… А затем предстояло найти где-то в тайге белоголового старика, который ничем не отличался от тысячи таких же стариков, кроме того, что был старше их на тысячу лет, да и зваться мог как угодно…

– Мальчики, может, вам уже пора баиньки? – ненавязчиво намекнула Эмилия развеселившимся парням. – Утро вечера мудренее и всё такое…

– Ох, как было бы здорово, если бы вообще не нужно было тратить время на сон! – заявил в ответ Вик, а Тобиас согласно покивал. – Я и половины намеченного за день сделать не успеваю.

– Потому что суетишься, – подкинув в топку ещё пару поленьев, Теренс вновь устроился в кресле перед камином, готовый к назревающему философскому диспуту: было очевидно, что ребята не успокоятся, пока не выговорятся. – Но зачем спешить, если впереди вечность?

– А как же известная мудрость: «Жить надо так, словно этот день – последний»? – глубокомысленно изрёк Клим.

– Ну и что бы ты сделал, если бы и вправду узнал, что жить осталось один день?

Клим минутку подумал. Остальные тоже задумались.

– Ничего! – поколебавшись, признался Клим. – Наверное, просто привёл бы в порядок дела, хотя бы те, что от меня зависят. И ещё постарался бы сделать что-то приятное для близких людей… если уж не успел осчастливить человечество в целом!

– Но ведь так и надо проживать каждый день, разве нет? – Теренс глядел на притихших парней с лукавым прищуром. – Держать свои дела в порядке и делать счастливыми людей, по воле судьбы оказавшихся рядом. На мой взгляд, это и значит «жить одним днём».

– А что тогда значит «жить вечностью»? – спросил Тобиас. – Не знаю, как вам, но мне ни мозгов, ни воображения не хватает, чтобы представить себе вечность!

– Ну да, она мыслится скорее как математическая абстракция… – согласился Клим.

– А вы исходите от обратного, – посоветовал Эрхарт-старший, пряча в усах улыбку. – Вместо того, чтобы пытаться объять необъятное, просто перестаньте ограничивать себя надуманными временными интервалами…

– Кстати, о временных интервалах! – вспомнил Виктор.

Его лицо вдруг сделалось очень серьёзным, и собеседники сразу притихли. Эмилия, молча слушавшая беседу мужчин, встрепенулась. А Виктор достал из кармана джинсов вчетверо сложенный лист и не спеша расправил на колене. Теренс подозрительно нахмурился: листок небось тоже из альбома юного Кауница? Если так, то приключения дружной троицы ещё только начинаются…

Как всегда, интуиция его не обманула.

– Это портрет Элинор. Автор, как понимаете – один из присутствующих, – и Виктор пустил рисунок по кругу, обойдя Тобиаса.

– Однако! – вскинул брови Клим.

Эмилия ахнула.

Теренс глубоко вдохнул и медленно выдохнул.

– Этот тот портрет, что ты рисовал на горе близ Оломоуца… а мне так и не показал? – наконец, проговорил он.

Тобиас кивнул. Он выглядел слегка растерянным, но отнюдь не виноватым.

– Давайте скажем ему спасибо, что хоть сейчас показал! – съехидничал Вик. – Наш чудо-художник, наверное, просто забыл о каком-то там рисунке – столько дел и забот!

– Я не забыл… – начал было Тобиас, но Виктор не дал ему и слова сказать:

– Дай угадаю! Ты наверняка подумал, что было бы нетактично показывать его нам сейчас, когда Элинор уже нет, верно? Как-то не комильфо… О да, такое вот благородное воспитание!

Тут вмешался Теренс:

– Вик, мы все понимаем, что тебе больно, но помолчи и дай другу возможность объясниться!