Но Генрих уже встал.
– Заприте эту дверь, заприте скорее!
– Как… вашему величеству угодно?..
– Запри, говорю тебе!
– Однако…
– Запри, злодей!..
Бассомпьер колебался. Генрих, забыв о своей подагре, пробежал через комнату в два прыжка, поспешно оттолкнул Бассомпьера и, схватившись обеими руками за половинку двери, которая оставалась полуоткрыта, хотел захлопнуть ее…
И остановился, увидев перед собой юную девушку с гибким и стройным станом, свежее личико которой, обрамленное густыми белокурыми волосами, было почти сверхъестественной красоты.
Девушка подняла на короля свои большие глаза, сверкавшие странным огнем, краснея, низко присела и прошла мимо.
Генрих оставался на одном месте, пораженный восторгом, не видя улыбок, бросаемых на него фрейлинами королевы Марии Медичи, которые проходили мимо.
Он опомнился, только когда услышал насмешливый голос Бассомпьера, который говорил ему на ухо, чтобы ни Легран, ни Малерб не услыхали:
– Ну, государь, вы ее видели? Она очень хороша, не правда ли?
– Да… то есть… О ком ты говоришь?
– О ней…
– Да, о ней… Но кто она?
– Шарлотта де Монморанси…
– Дочь коннетабля? Та, которая шла впереди?
– И которая скоро, с вашего позволения, государь, будет мадам де Бассомпьер.
Король несколько минут не говорил; он как будто следил за неприятной мыслью.
– Это правда, я помню… Коннетабль говорил мне об этом браке и просил для тебя должность первого камер-юнкера.
– Государь, это будет слишком большая милость для меня.
– Но вчера я видел де Бульона, и я должен тебя предупредить, что он не из твоих друзей и что этот брак не по его вкусу.
– Неужели он позволил себе…
– Успокойся, он только просил меня не давать своего согласия не подумав.
– Надеюсь, государь, что ваша дума не будет неблагоприятна для меня.
– Кажется, я всегда хотел для тебя всего хорошего… У тебя будет очень хорошенькая жена!
Король сказал эти слова с таким жаром, что Бассомпьер сделал странную гримасу.
Но гримаса его сделалась еще значительнее, когда он услыхал, как король сказал Малербу:
– Даю вам отпуск до завтра, господин поэт… Я пойду на репетицию балета.
– Но, государь! – вскричал Бассомпьер с необыкновенной живостью. – Я думал, что вы не будете присутствовать…
– Я не присутствовал в прежние дни, а буду присутствовать сегодня… Что тут такого необыкновенного, Бассомпьер?
– Ничего… Однако, государь, мне казалось… говорили…
– Что такое?
– Что этот балет вам не нравится… И, видя, как резко вы приказали мне сейчас запереть дверь, когда проходили фрейлины…
– Это правда, я имел неприятное объяснение с королевой по поводу этого балета и несколько дней поступал сурово с нимфами Дианы… Но эта обида не может продолжаться вечно, не правда ли?
– Нет, государь… и я буду очень рад сопровождать вас…
Король сделал двадцать шагов по коридору, потом вдруг остановился.
– Кстати, Бассомпьер, у меня есть для тебя небольшое поручение.
– Я к услугам вашего величества.
– Ступай в Арсенал сказать Сюлли, что я приду завтра говорить с ним об одном важном деле и что он должен велеть приготовить для меня обед…
– Сейчас, государь?
– Да, сейчас… Один Легран пойдет со мною, притом я вижу Монтеспана, который проводит нас до бальной залы. Ступай.
Бассомпьер поклонился и, ворча, направился к большой лестнице.
На последних ступенях он наткнулся на Малерба, который медленно спускался с лестницы.
– У вас очень озабоченный вид, – сказал поэт насмешливым тоном, – можно узнать, что вас раздосадовало?
– Я уже вам сказал, что у меня лихорадки.
– Лихорадка, лихорадка, если только у вас нет пяти, шести лихорадок вдруг…
Бассомпьер отпустил страшное немецкое ругательство и, перепрыгивая через четыре ступени разом, убежал.
III
Когда король вошел в большую луврскую залу в сопровождении герцога де Бельгарда, великого конюшего, и Монтеспана, капитана гвардейцев, оркестр остановился, нимфы Дианы опустили свои стрелы и прервали танцы.