Путешествие к центру Земли. Вокруг света в восемьдесят дней

Этой обильной растительности и обязан своим возникновением каменный уголь. Под влиянием находившейся под ней жидкой массы в еще не вполне отвердевшей земной коре образовались многочисленные трещины и провалы, постепенно наполнившиеся водой. Из погрузившихся в нее растений и образовались с течением времени крупные залежи каменного угля.

Тут в действие вступили естественные химические силы. Растительные залежи на дне морей превратились сначала в торф. Затем, под влиянием газов и брожения, произошла полная минерализация органической массы.

Так образовались мощные пласты каменного угля, которые могут истощиться в течение трех столетий из-за чрезмерного потребления угля, если только промышленность заранее не примет необходимых мер.

Так думал я, обозревая угольные богатства, собранные в этом участке земных недр, которые, конечно, никогда не будут разработаны, ибо это потребовало бы слишком больших затрат. Да и какая в том надобность, если уголь еще можно добывать в стольких странах у самой поверхности земли? Стало быть, пласты эти так и останутся нетронутыми, покуда не пробьет последний час нашей планеты.

А мы все шли и шли. Увлеченный своими геологическими наблюдениями, я не замечал времени. Температура явно осталась такой же, как и во время нашего пути среди пластов лавы и сланцев. Чувствовался сильный запах углеводорода. Я сразу понял, что в этой галерее скопилось значительное количество опасного так называемого рудничного газа, столь часто являющегося причиной страшных бедствий.

К счастью, у нас был остроумный прибор Румкорфа. Имей мы неосторожность осматривать эту галерею с факелом в руке, мощный взрыв положил бы конец нашему существованию.

Наше путешествие по угольной копи длилось вплоть до вечера. Дядюшка едва сдерживал свое нетерпение, – он никак не мог примириться с горизонтальным направлением нашего пути. Мрак, столь глубокий, что в двадцати шагах ничего не было видно, мешал определить длину галереи, и мне уже начало казаться, что она бесконечна, как вдруг, в шесть часов, мы очутились перед стеной. Не было хода ни вправо, ни влево, ни вверх, ни вниз. Мы попали в тупик.

– Тем лучше! – воскликнул дядюшка. – Я знаю теперь, что нам делать. Мы сбились с маршрута Сакнуссема, и нам остается только вернуться назад. Отдохнем за ночь, и не пройдет трех дней, как мы снова будем у того места, где большая галерея разветвляется надвое.

– Да, – сказал я, – если у нас хватит сил!

– А отчего же нет?

– От тото, что завтра у нас не останется и капли воды.

– И ни капли мужества? – сказал профессор, строго взглянув на меня.

Я не осмелился возражать.

Глава двадцать первая

На следующий день, на рассвете, мы пошли обратно. Необходимо было спешить. Мы находились в пяти днях пути от перекрестка.

Я не буду распространяться о трудностях нашего возвращения. Дядюшка выносил все тяготы, внутренне негодуя, как человек, вынужденный покориться необходимости; Ганс относился ко всему с покорностью, свойственной его невозмутимому характеру. А я, должен сознаться в этом, предавался отчаянию; терял всякую бодрость перед лицом такой неудачи.

Как уже упомянуто, вода у нас кончилась к исходу первого дня пути. Нам приходилось для утоления жажды довольствоваться можжевеловой водкой; но этот адский напиток обжигал горло, и один его вид вызывал у меня отвращение. Воздух казался мне удушливым. Я выбился из сил. Порою я готов был лишиться чувств. Тогда делали привал. Дядюшка с исландцем старались ободрить меня. Но я заметил, что сам дядюшка изнемогает от мучительной жажды и усталости.

Наконец, во вторник, 8 июля, ползком, на четвереньках, мы добрались, полумертвые, до скрещения двух галерей. Там я без сил свалился на землю. Было десять часов утра.

Ганс и дядюшка напрасно пытались заставить меня съесть немного сухарей. С моих распухших губ срывались протяжные стоны. Я впал в полузабытье.

Вскоре дядюшка подошел ко мне и, приподняв меня на руках, прошептал с искренней жалостью:

– Бедный мальчик!

Слова эти тронули меня, ведь суровый профессор не баловал меня нежностями. Я схватил его дрожащие руки. Он не отдернул их и посмотрел на меня. На его глазах были слезы.

Затем он взял висевшую у него сбоку фляту и, к моему великому удивлению, поднес ее к моим губам.

– Пей, – сказал он.

Не ослышался ли я? Не сошел ли дядюшка с ума? Я посмотрел на него пристально. Я ничего не понимал.

– Пей, – повторил он.

И, взяв флягу, он вылил мне в рот всю воду, какая оставалась в ней.

Какое наслаждение! Глоток воды освежил мой воспаленный рот. Всего один глоток, но его было достаточно, чтобы оживить меня.

Я горячо поблагодарил дядюшку.

– Да, – сказал он, – последняя капля воды! Понимаешь ли ты? Последняя! Я бережно хранил ее в моей фляге. Двадцать раз, сто раз боролся я с желанием выпить остаток воды! Но, Аксель, я хранил эту воду для тебя!

– Милый дядя! – лепетал я, и слезы текли по моим щекам.

– Да, бедняжка, я знал, что, добравшись до этого перекрестка, ты упадешь полумертвый, и сохранил последние капли воды, чтобы оживить тебя.

– Благодарю, благодарю! – воскликнул я.

Как ни скупо была утолена моя жажда, я все же почувствовал некий подъем сил. Мышцы моей гортани, судорожно сведенные, разошлись, сухость губ уменьшилась. Я мог говорить.

– Видите, – сказал я, – у нас нет теперь иного выбора! Вода кончилась. Надо вернуться на землю.

Пока я говорил, дядюшка избегал моего взгляда; он опустил голову, отвел глаза в сторону…

– Надо вернуться! – повторил я. – Надо идти обратно в сторону Снефельс, если только господь бог даст нам сил добраться до вершины кратера!

– Вернуться! – проговорил дядюшка, как бы отвечая на собственные мысли.

– Да, вернуться, и не теряя ни минуты.

Последовало довольно долгое молчание.

– Итак, Аксель, – продолжал профессор каким-то странным тоном, – несколько капель воды не вернули тебе ни мужества, ни энергии?

– Мужества?!

– Я вижу, что ты столь же малодушен, как и прежде, и слышу от тебя все те же слова отчаяния!

С каким же человеком я имел дело и какие планы все еще лелеял его дерзкий ум?

– Как, вы не хотите?..

– Отказаться от предприятия в тот момент, когда все указывает на то, что оно может удаться? Никогда!

– Так, значит, нам надо идти на верную гибель?

– Нет, Аксель, нет! Возвращайся на землю! Я не хочу твоей смерти! Пусть Ганс проводит тебя. Оставь меня одного!

– Покинуть вас!

– Оставь меня, говорю я тебе! Я предпринял это путешествие. Я доведу его до конца или не вернусь вовсе… Ступай, Аксель, ступай!