GRANMA – вся ПРАВДА о Фиделе Кастро и его команде

все то, что написано, не стало

лишь символом моей грусти.

И эти стихи напоминают мне мою собственную боль. Боль, затаившуюся в моем сердце. Это письмо не может и не должно разрываться такой же печалью, оно – скорее дань традиции. Между тем мечты, в которые я погружаюсь, не превращаются в счастливую реальность, но и не становится погоней за недостижимыми химерами.

Ты – образец гуманного понимания всех страстных желаний человека: от тяги к красивым вещам, восторженной привязанности до стремления к красивым поступкам. И поэтому ты сможешь понять ту беспредельную ценность, какую имеет для меня слово „Свобода”. Поэтому так же, как я, ты сопереживаешь страданиям сыновей Америки, которые с пылкостью безумцев и страстью романтиков задыхаются от желания добиться независимости и построить совершенный мир на пяди земли, являющей собою лоно боли и красоты, надежд и нищеты, колыбель радости, кузницу героев и политический притон негодяев.

Не бойся за меня – мной руководит Звезда долга. Эта Звезда либо убьет меня, либо отчеканит в моей душе клеймо славы. Возможно, ты в моих словах увидишь отблеск тщеславия; но тщеславие есть тусклая форма гордости. А я горжусь той дорогой, которую выбрал.

Знаешь ли, что мы с тобой не так уж непохожи? Твоя жизнь есть служение Богу и тебе подобным; моя жизнь – служение моему народу. Перед тобой, как путеводная звезда – постулаты: „Любовь! Доброта! Милосердие!”; меня же влечет лишь одно слово, звучащее как слезная мольба огромного хора моих сограждан: „Свобода! Свобода! Свобода!”

Мой путь – это путь к утерянному раю справедливости.

Только смерть может помешать мне выполнить мою миссию…

Искренне ваш, Карлос Исраэль Кабрера»

Кабрерите – как с легкой руки Че Гевары его называл весь отряд – было суждено погибнуть в открытом бою – в первой же схватке с врагом 5 декабря в Алегриа-дель-Пио. Находясь в гуще огня и свинца, отстреливаясь и атакуя, он остался верен клятве и своей безотказной винтовке. Он не отступил перед врагом ни на шаг, не паниковал перед вероятной гибелью. Даже в суматохе боя его запомнили спокойным, методично бьющим врага. Пригодилась выучка: на тренировках в клубе «Лос Гамитос» (по отзывам его старшего наставника, Антонио Дарио Лопеса) и на уроках по стрельбе не было ученика более прилежного, чем Кабрерита. До него не успел дойти приказ Фиделя об организованном отступлении. «Упоение в бою» оказалось для него роковым: никто не видел последних мгновений этого ратоборца. Никто не видел его ни убитым, ни раненым. Останки его так и не были обнаружены. Возможно, он был ранен и в таком состоянии захвачен батистовцами, а возможно, погиб в пламени горящего тростника. Все может быть, как и то, что он ушел в «утерянный рай». Ушел, не предав Свободу, которую он нес на алтарь Родины, не замарав ни униформы бойца ядра революционной армии, ни чести экспедиционера «Гранмы».

Исчез и его дневник, с которым не расставался и которому поверял все свои потаенные мысли и чаяния одаренный (порог Академии Сан-Антонио в Гаване он переступил в четыре года) и образованный (окончил 5-й курс бакалавриата) столичный юноша, успевший в свои двадцать с небольшим лет поработать учителем младших классов в провинции Матансас. А перед самым отъездом к Фиделю в марте 1956 года он проверил свои качества бойца, приняв участие в захвате радиостанции «Карибе». Обращение к молодежи, зачитанное в эфире Эдуардо Рейесом Канто, его будущим соратником по «Гранме», было составлено Кабреритой, поэтом, публицистом, оратором, чей дар красноречия вызывал восторг не только у друзей. Его успели оценить и малыши начальной школы Матансаса, к которым он пришел, чтобы рассказать им о героических страницах истории страны.

В вооруженной колонне он входил в состав «Центра», взвода Хуана Альмейды.

Может статься, письмо к мексиканскому другу и есть последнее обращение Исраэля Кабреры к потомкам.

Мексиканского друга Кандидо Гонсалеса, с которым он, по его воспоминаниям, часто и подолгу общался, в характере кубинца больше всего впечатляли убежденность и оптимизм и особенно сказанные в их последнюю встречу слова:

«Не будем говорить о смерти. Давайте лучше поговорим о той новой жизни, которая начнется после победы революции… Жизнь не имеет смысла, если она не наполнена честью и достоинством. Я не отступлюсь от своих устремлений, не соглашусь жить с прогнутой спиной и на коленях. Жить так я просто не смогу. Никогда не стану на путь соглашательства. Лучше уйти в вечность, исполнив свой долг, чем жить без достоинства, без чести. Мое понимание долга определил Марти: „Если есть люди, лишенные достоинства, то есть и люди, которые несут в себе достоинство многих людей”»[7 - Эти слова были сказаны Марти в рассказе для детей «Три героя», напечатанном в детском журнале «Золотой возраст». Но при жизни автора журнал так и не был издан в его стране и увидел свет лишь через четыре года после его гибели, в 1899 году. Мадридская цензура наложила запрет на идеи Хосе Марти. Они были опасны для колониального господства Испании.].

Меньше всего, говоря о десантниках с «Гранмы», я хотела представить их в глазах читателя некими фанатиками борьбы или идеи. Они, быть может, одержимы, их воля непоколебима, непреклонно желание вырвать Родину из-под власти ничтожного тирана. Но все они жаждали полнокровной жизни души и тела, сердца и ума, претворяя в реальность взращенные самовоспитанием идеалы преданности Отечеству и верности традициям борьбы за независимость. Полные романтики юные сердца жаждали любви во всей ее возвышающей силе и загадочной чувственности. Любовью, стремлением к ней и жаждой познания неземного в этом высоком чувстве пронизаны души юношей, которые не мыслили, однако, своего счастья без счастья Родины.

При изучении личного дела Ньико Лопеса меня ничуть не меньше, чем деловые бумаги (например, составленные им в Гватемале наброски проекта аграрной реформы), оригиналы документов и письма к родным, поразила вырезка, скрепленная с его последним письмом, отправленным перед отплытием девушке с волшебным именем Ондина. Журнальная вырезка со стихотворением поэтессы Марии дель Кармен успела пожелтеть, края раскрошились, ржавчиной покрылась скрепка-иголочка. Чувствуется, что им зачитывались: стерлись отдельные строки. Названия нет. По содержанию это камерная, даже интимная лирика, может быть, и далекая от совершенства. Но меня эта вырезка взволновала. Она показалась мне не просто интересной, а приоткрывающей таинственную тропку к личной драме молодого человека. Возможно, эта вырезка была сделана не им самим, он мог получить ее «в придачу» к недосказанным той же Ондиной чувствам. Ньико, очень цельный по характеру человек, испытывал в последние дни глубокие душевные переживания. На это обратил внимание, например, Пабло Диас. Где гарантия, что эти переживания не были вызваны той же, возможно, не состоявшейся любовью или какой-то ложью, недоразумением, ошибкой одного из влюбленных. Вот это стихотворение:

Cuаndo tus ojos amados

Ya no quieren contemplarme

Y tus labios adorados

No sienten sed de besarme,

Cuando tus manos queridas

No busqen las manos mias

Y a mis palabras sentidas

Responden tus frases frias,

No te detenga mi pena,

No te conmueva mi llanto,

No pienses que he sido buena

Ni que te he querido tanto.

Dime que ya no me quieres

Confiesame la verdad

Y ve en рaz de otras mujeres

Que mitigen tu ansiedad.

Que aunqe esta pobre alma mia

Desfalezca de afliccion

Es preferible a que un dia

Me fines por compassion!

Даю собственный, далекий от совершенства перевод:

Если даже любимые очи

Не стремятся меня созерцать,

И, полные страсти глубокой очень,

Не жаждут уста меня целовать,

Если даже родные мне руки

Не ищут касаний с моими,

А сладостной речи нежные звуки

Глаголами гасятся ледяными,

Не замыкай на себя все удары,

Не превращай и мой плач в свои раны,

Не была я тебе ни благостным даром,

Ни мечтой сокровенно желанной.