Выдача преступников

Другое дело, что осуществление этой выдачи одной из сторон происходит по запросу другой стороны. Но инициирование выдачи посредством запроса не превращает обязательство по выдаче в ни к чему не обязывающую просьбу. Каждая из сторон вправе требовать от другой исполнения своих обязательств. Ибо каждый действующий договор «обязателен для его участников и должен ими добросовестно выполняться».[472 - См.: ст. 26 Венской конвенции о праве международных договоров.] Способом же выражения согласия государства на обязательность для него договора служит его ратификация, осуществляемая посредством принятия федерального закона.

Так, в определении от 5 февраля 2003 г. Судебная коллегия Верховного Суда РФ признала «обоснованным и не противоречащим законодательству Российской Федерации постановление Генерального прокурора Российской Федерации о выдаче лица правоохранительным органам Республики Казахстан», принятое при следующих обстоятельствах.

Правоохранительными органами Казахстана Губарев обвинялся в том, что он, являясь военнослужащим, в ночь на 13 июля 1995 г. в г. Усть-Каменогорске Восточно-Казахстанской области совершил изнасилование несовершеннолетней, т. е. преступление, предусмотренное ч. 4 от. 101 УК Республики Казахстан.

Постановлением военной прокуратуры Усть-Каменогорского гарнизона от 21 августа 1995 г. в отношении обвиняемого Губарева была избрана мера пресечения в виде заключения под стражу и объявлен его розыск.

25 мая 2002 г. на основании постановления военной прокуратуры Усть-Каменогорского гарнизона Республики Казахстан Губарев был задержан в Российской Федерации и водворен в следственный изолятор г. Пятигорска Ставропольского края.

Письмом от 9 июля 2002 г. Генеральный прокурор Республики Казахстан в соответствии с Конвенцией от 22 января 1993 г. «О правовой помощи и правовых отношениях по гражданским, семейным и уголовным делам» обратился с запросом о выдаче Губарева к Генеральному прокурору РФ. Последний принял 11 июля 2002 г. постановление о выдаче, о чем письмом от 15 июля 2002 г. сообщил Генеральному прокурору Казахстана.

23 июля 2002 г. прокурор г. Пятигорска Ставропольского края уведомил Губарева о решении выдать его. В ответ на несогласие с этим решением Ставропольский краевой суд определением от 24 октября 2002 г. оставил без удовлетворения жалобу Губарева на постановление Генерального прокурора.

В кассационной жалобе Губарев оспаривал правомерность решения о его выдаче, считая, что оно противоречит законодательству Российской Федерации и нормам международного права, так как его вина в совершении инкриминируемого деяния не доказана, его выдача в Казахстан повлечет нарушение его права на защиту и применение незаконных методов ведения следствия, т. е. будет иметь для него неблагоприятные последствия, а ссылка суда на то, что дело по приобретению им российского гражданства приостановлено, по его мнению, необоснованна, так как он имел все основания получить гражданство Российской Федерации, поскольку являлся гражданином бывшего СССР, проживал на территории государства, входящего в состав бывшего СССР, прибыл для проживания на территорию России после 6 февраля 1992 г. и заявил до 31 декабря 2000 г. о своем желании приобрести ее гражданство. Кроме того, как он полагал, истекли и сроки давности привлечения его к уголовной ответственности.

5 февраля 2003 г. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ оставила определение Ставропольского краевого суда без изменения, а кассационную жалобу Губарева – без удовлетворения, указав следующее.

На основании ч. 1 от. 462 УПК Российская Федерация в соответствии с международным договором или на основе принципа взаимности может выдать находящихся на ее территории иностранного гражданина или лицо без гражданства для уголовного преследования или исполнения приговора за деяния, которые являются уголовно наказуемыми по российскому уголовному закону и законам иностранного государства, направившего запрос о выдаче лица.

В соответствии с ч. 1 и 2 от. 464 УПК выдача лица иностранному государству не допускается, если: 1) лицо, в отношении которого поступил запрос иностранного государства о выдаче, является гражданином Российской Федерации; 2) лицу, в отношении которого поступил запрос иностранного государства о выдаче, предоставлено убежище в Российской Федерации в связи с возможностью преследований в данном государстве по признаку расы, вероисповедания, гражданства, национальности, принадлежности к определенной социальной группе или по политическим убеждениям; 3) в отношении указанного в запросе лица на территории Российской Федерации за то же самое деяние вынесен вступивший в законную силу приговор или прекращено производство по уголовному делу; 4) в соответствии с законодательством Российской Федерации уголовное дело не может быть возбуждено или приговор не может быть приведен в исполнение вследствие истечения сроков давности или по иному законному основанию; 5) имеется вступившее в законную силу решение российского суда о наличии препятствий для выдачи данного лица в соответствии с законодательством и международными договорами Российской Федерации.

В выдаче лица может быть отказано, если: 1) деяние, послужившее основанием для запроса о выдаче, не является по уголовному закону преступлением; 2) деяние, в связи с которым направлен запрос о выдаче, совершено на территории Российской Федерации или против интересов Российской Федерации за пределами ее территории; 3) за то же самое деяние в Российской Федерации осуществляется уголовное преследование лица, в отношении которого направлен запрос о выдаче; 4) уголовное преследование лица, в отношении которого направлен запрос о выдаче, возбуждается в порядке частного обвинения.

Как видно из материалов дела, оснований, предусмотренных от. 464 УПК РФ, согласно которым выдача Губарева правоохранительным органам Республики Казахстан недопустима или в выдаче может быть отказано, не имеется.

В соответствии с Конвенцией «О правовой помощи и правовых отношениях по гражданским, семейным и уголовным делам» 1993 г. Российская Федерация и Республика Казахстан приняли на себя обязательство, закрепленное в от. 56 Конвенции, по требованию выдавать друг другу лиц, находящихся на их территории для привлечения к уголовной ответственности или для приведения приговора в исполнение. В от. 57 данной Конвенции предусмотрены основания, при которых выдача лица не производится. Таких оснований судом по делу установлено не было. Как правильно указано в определении суда, Генеральная прокуратура РФ приняла решение о выдаче Губарева правоохранительным органам Республики Казахстан на основании от. 56 упомянутой Конвенции. Данное решение не противоречит законодательству Российской Федерации, соответствует международному договору, общепризнанным принципам и нормам международного права.

Доводы Губарева о том, что он отказался от гражданства Республики Казахстан и получил гражданство Российской Федерации в Челябинской области, судом проверялись и были признаны не соответствующими действительности. Согласно сообщению заместителя Генерального прокурора Казахстана Губарев является гражданином Республики Казахстан и с заявлением о выходе из гражданства не обращался. По данным ГУВД Челябинской области и сообщению прокурора Челябинской области Губарев, действительно, обращался в 1996 г. в паспортно-визовую службу Карталинского РОВД с заявлением о приобретении российского гражданства. Однако проведенной этой службой проверкой было установлено, что он обвиняется казахскими правоохранительными органами в совершении преступления, предусмотренного ч. 4 от. 101 УК Казахстана, и находится в розыске, в связи с чем положительного решения по приобретению им российского гражданства принято не было. При наличии таких сведений доводы жалобы Губарева о том, что он отказался от гражданства Республики Казахстан, не соответствуют действительности.

Кроме того, Губарев ссылался в жалобе на то, что его вина в совершении инкриминируемого деяния не доказана, что в Республике Казахстан может быть нарушено его право на защиту и применены незаконные методы ведения следствия. Однако в соответствии с ч. 6 от. 463 УПК РФ в ходе рассмотрения дела об экстрадиции суд не обсуждает вопросы виновности лица, принесшего жалобу, ограничиваясь проверкой соответствия законодательству и международным договорам решения о выдаче данного лица. Достоверных же данных о возможном нарушении права на защиту Губарева и применении к нему незаконных методов ведения следствия правоохранительными органами Республики Казахстан суду представлено не было и в ходе судебной проверки не установлено. Поэтому у суда не было оснований полагать, что в запрашивающем государстве Губареву не будут обеспечены минимальные гарантии, предусмотренные нормами международных договоров.

Наконец, вопреки доводам Губарева сроки привлечения его к уголовной ответственности не истекли. Он обвиняется в совершении тяжкого преступления, срок давности по которому согласно от. 69 УК Казахстана истекает через 10 лет со дня совершения преступления.[473 - Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации. 2003. № 10.]

При отсутствии экстрадиционного договора не существует права требовать выдачи лица у запрашивающего государства, равно как и не имеется обязанности выдать его у запрашиваемого государства, что не является препятствием для положительного решения вопросов выдачи на условиях взаимности, предполагающей единообразное поведение государств, при котором одно из них, удовлетворившее просьбу о выдаче, может претендовать на такое же поведение другого, даже если они придерживаются различных взглядов на отдельные вопросы выдачи.[474 - Таковы, например, были некогда отношения между Россией и Францией по вопросам экстрадиции, поскольку начатые в 1838 г. переговоры о заключении договора о выдаче так ни к чему и не привели.]

В рамках взаимности требование о выдаче не может быть гарантировано, поскольку никто не может навязать государству обязательство следовать принципу взаимности. Но если национальное законодательство или договоры данного государства предусматривают решение вопросов выдачи посредством письменных заверений по принципу взаимности, то компетентные органы государства, давшие такого рода заверения, безусловно, связывают себя обязательством их исполнения, отступить от которого они могут лишь при наличии правомерных оснований для отказа в экстрадиции. Стало быть, несмотря на то, что письменные соглашения о взаимности не являются международными договорами, их юридическая обязательность несомненна. Следовательно, обязательность выдачи может иметь место даже при отсутствии каких бы то ни было договорно оформленных обязательств.

Таким образом, обязательная выдача категорически требует от государства экстрадиции, а факультативная оставляет за ним возможность выбора, составляя не обязанность, а право государства экстрадировать преступника. Отмеченное различие важно как для обоснования причин отказа того или иного государства от выполнения своих экстрадиционных обязательств, так и для выработки мер обеспечения их исполнения.

Обычно экстрадиционные соглашения закрепляют обязательство запрашиваемой стороны безотлагательно сообщать о своем решении запрашивающей стороне после рассмотрения ее просьбы о выдаче. При этом, как требует Типовой договор о выдаче, любой «полный или частичный отказ в просьбе обосновывается соответствующими причинами» (ст. 10).[475 - Еще дальше идет Конвенция ООН против транснациональной организованной преступности, в которой говорится, что до отказа в выдаче запрашиваемое государство, в надлежащих случаях, проводит консультации с запрашивающим государством, с тем чтобы предоставить ему достаточные возможности для изложения его мнений и представления информации, имеющей отношение к изложенным в его просьбе фактам (п. 16 ст. 16).] Очевидно, что «соответствующими» можно считать только такие причины, которые являются правомерными, т. е. отвечающими экстрадиционному праву. В противном случае возникает вопрос о способах обеспечения выполнения запрашивающей стороной своих экстрадиционных обязательств.

В ст. 33 Устава ООН перечисляются следующие методы мирного разрешения споров между государствами: переговоры, посредничество, примирение, арбитраж, судебное разбирательство и обращение к региональным органам или соглашениям.

Обычно государства стремятся урегулировать споры относительно толкования или применения соответствующих соглашений путем переговоров. Любой спор, который не может быть урегулирован таким образом в течение разумного периода времени, передается по просьбе одного из государств на арбитражное разбирательство. Если же государства не смогут договориться о его организации, любое из них может передать спор в Международный Суд, обратившись с заявлением в соответствии со Статутом Суда.

На европейском уровне еще одним органом, уполномоченным урегулировать рассматриваемые споры, является Европейский комитет по проблемам преступности Совета Европы, который на постоянной основе информируется о толковании и применении соответствующих конвенций. В частности, согласно п. 2 ст. 39 Страсбургской конвенции об «отмывании» грязных денег, в случае разногласий в отношении ее толкования или применения стороны стремятся урегулировать их путем переговоров или любым другим мирным способом по своему выбору, включая передачу спора на рассмотрение Европейского комитета по проблемам преступности, в арбитражный суд, решения которых будут обязательными для сторон, или в международный суд, в зависимости от договоренности заинтересованных сторон.

Особенность посредничества состоит в том, что участвующие в споре стороны оказываются в состоянии сами разрешить спор благодаря влиянию третьей стороны. Арбитраж идет дальше в том смысле, что урегулирование спора ставится в прямую зависимость от решения беспристрастной третьей стороны. То же самое происходит при судебном разбирательстве, но судья связан более строгими правилами по сравнению с арбитром. С этой точки зрения учреждение Суда, предназначенного для разрешения межгосударственных споров, явилось кульминацией в процессе длительной эволюции методов мирного урегулирования международных споров, история которой восходит к античности. Ныне таким органом является Международный Суд ООН, учрежденный в 1945 г. в соответствии со ст. 92 Устава ООН и действующий на основании Статута, являющегося составной частью упомянутого Устава, хотя и не включенной в него, а лишь добавленной в качестве приложения.

Указанный Суд создан как постоянно функционирующее международное учреждение, местопребыванием которого является Гаага (Нидерланды). В его задачу входит разрешение на основе международного права споров юридического характера, которые государства представляют на рассмотрение Суда. Таким образом, только государства могут быть сторонами по разбираемым им делам (ст. 34 Статута).

Вместе с тем основным принципом урегулирования международных споров является то, что юрисдикция международных судов зависит от согласия соответствующих государств. Следовательно, «ни одно суверенное государство не может стать стороной в судебном деле, если оно не изъявит на это своего согласия в той или иной форме».[476 - Международный Суд. Гаага, 1990. С. 32.] При этом способы согласия государств с тем, чтобы их юридические споры разбирались Международным Судом, определены в ст. 36 его Статута, в п. 1 которой говорится: «К ведению Суда относятся все дела, которые будут переданы ему сторонами, и все вопросы, специально предусмотренные Уставом Организации Объединенных Наций или действующими договорами и конвенциями».

В первом из предусмотренных случаев стороны договариваются на двусторонней основе передать на рассмотрение Международного Суда существующий спор, признавая тем самым его юрисдикцию по данному конкретному делу. Реально переданные таким образом споры касались, в числе прочего, суверенитета над определенными участками территории, делимитации границ и некоторых других вопросов, с которыми прямо или косвенно связаны юрисдикционные, а вместе с ними – и экстрадиционные конфликты.

Так, один из споров, который рассматривался Судом на основе специального соглашения сторон, имел место между Перу и Колумбией по поводу предоставления убежища в колумбийском посольстве в Лиме гражданину Перу Виктору Раулю Айя де ла Торре. В своем решении от 20 ноября 1950 г. Суд согласился с контржалобой Перу о том, что данное убежище было предоставлено в нарушение Панамериканской Гаванской конвенции об убежище (1928 г). И в тот же самый день, когда было вынесено данное решение, Колумбия представила просьбу о его толковании, желая получить ответ на вопрос, означает ли это решение обязанность выдачи беженца перуанским властям. Однако решением от 27 ноября 1950 г. эта просьба была признана Судом неприемлемой.

В свою очередь Перу сразу же после вынесения решения от 20 ноября 1950 г. потребовала от Колумбии выдачи Айя де ла Торре. Колумбия отказалась это сделать, заявив, что ни действующие правовые положения, ни решения Суда не обязывают ее выдать беженца перуанским властям. А после того, как вышеупомянутая просьба о толковании решения Суда была отвергнута, Колумбией было вновь возбуждено судопроизводство путем подачи нового заявления. Рассмотрев его, Суд подтвердил точку зрения Колумбии решением от 13 июня 1951 г.[477 - Там же. С. 92–93.]

Вторая возможность, предусмотренная п. 1 ст. 36 Статута, касается случаев, когда юрисдикция Суда вытекает из действующих двусторонних и многосторонних договоров и конвенций. В практику подготовки такого рода соглашений давно вошло включение в их текст (или в приложение к нему) положений, именуемых оговорками о третейском суде, которые предусматривают возможность или обязательность обращения к одному из методов мирного урегулирования в случае возникновения спора между сторонами. Одни из них предполагают использование методов примирения, посредничества или арбитража, другие – обращение в Международный Суд, либо немедленное, либо после неудачного обращения к другим средствам мирного урегулирования.

Общее количество договоров, сопровождаемых такого рода оговорками, составляет несколько сотен (порядка 400 по состоянию на 1990 г.). Числятся среди них и многие конвенции в области международного уголовного права, включающие в себя положения о передаче споров по вопросам их толкования, применения и выполнения на рассмотрение Международного Суда.[478 - Примерами договоров или соглашений, предусматривающих юрисдикцию Международного Суда, являются Единая конвенция о наркотических средствах, Международная конвенция о ликвидации всех форм расовой дискриминации, Конвенция о борьбе с незаконным захватом воздушных судов, Международная конвенция о борьбе с захватом заложников и др.] Некоторые из них требуют для этого согласия государств-участников, являющихся сторонами в споре, оговаривая возможность иного способа его урегулирования, [479 - См., например: ст. XII Конвенции против апартеида.] другие устанавливают обязательную юрисдикцию Международного Суда при передаче спора по требованию любой из его сторон[480 - См., например: ст. IX Конвенции о предупреждении преступления геноцида.].

Таким образом, если между государствами, подписавшими рассматриваемые соглашения, возникает спор, предусмотренный в оговорке о третейском суде, они могут либо заключить с противоположной стороной (сторонами) специальное соглашение об обращении в Международный Суд, либо обратиться в него с заявлением в одностороннем порядке. Последний, не будучи уполномоченным на судебное преследование ответственных за международные преступления субъектов, может тем не менее играть важную роль в борьбе с ними, обеспечивая механизм добросовестного исполнения экстрадиционных обязательств.

Решения Международного Суда являются окончательными, не подлежащими обжалованию и обязательными только в отношении спора, по которому они приняты,[481 - Тот факт, что решение Международного Суда затрагивает законные права и интересы только участвующих в деле сторон, означает, что принцип stare decisis (обязующий характер прецедентов), в том виде в каком он существует в странах общего права и в международных судах по правам человека, в данном случае неприменим. Однако резонно предположить, что, приняв решение по какому-то делу, Суд должен иметь серьезные основания для того, чтобы занять иную позицию по аналогичному делу, если только речь не идет о прогрессе в развитии международного права. Кроме того, хотя и с большой осмотрительностью, но Суд все же нередко ссылался в поддержку своей аргументации на собственные решения по предыдущим делам, не просто сохраняя таким образом преемственность подхода, но и в известном смысле демонстрируя основной принцип прецедентного права, состоящий в том, что сходные дела разрешаются сходным образом.Следовательно, решения, хотя и не являющиеся обязательными для третьих государств, в некоторых случаях могут косвенно затрагивать их интересы. Особенно это касается толкования многосторонних конвенций, в том числе о борьбе с преступлениями международного характера, которое не может полностью игнорироваться государствами, подписавшими их, но не являющимися сторонами в деле, рассматриваемом в Суде. С тем чтобы оградить себя от возможных последствий решений, ущемляющих их законные интересы, некоторые государства оговорили в своих заявлениях о признании обязательной юрисдикции Суда, что это признание не распространяется на споры, связанные с многосторонними договорами, за исключением тех случаев, когда все подписавшие данный договор государства являются участниками процесса. Такая возможность обеспечивается закрепленной в Статуте обязанностью Секретаря Суда в тех случаях, когда в ходе рассмотрения дела возникает вопрос о толковании многосторонней конвенции, в которой кроме государства-заявителя и государства-ответчика участвуют другие государства, немедленно известить об этом все эти государства. Любое государство, получившее такое извещение, может просить разрешения на вступление в дело, после получения которого толкование многостороннего договора, которое проводится Судом в его решении, становится обязательным и для вступившей в дело стороны (Международный Суд. Гаага, 1990. С. 66–67).] и лишь для тех государств, которые являются сторонами по данному делу (ст. 59 Статута Суда). Для государств – членов ООН такого рода обязательность вытекает из того, что подписание Устава ООН предполагает принятие на себя предусмотренных в нем обязанностей, в том числе и обязанности стать участником Статута Международного Суда, как неотъемлемой части Устава. Другие государства, имеющие доступ к Суду, берут на себя аналогичные обязательства, либо присоединяясь к Статуту, либо направляя заявление по данному вопросу в Секретариат Суда.[482 - В противоположность государствам – членам ООН, которые являются ipso facto участниками Статута, в данном случае речь идет как о тех государствах, которые стали участниками Статута Международного Суда, не подписав Устава ООН и не будучи ее членами (Лихтенштейн, Сан-Марино, Швейцария), так и о любых других государствах, не являющихся ни членами ООН, ни участниками Статута Международного Суда, но направивших в Секретариат Суда отвечающее установленным Советом Безопасности требованиям заявление, в котором они признают юрисдикцию Суда и берут на себя обязательство добросовестно выполнять его решения по всем или отдельным категориям споров.]Поскольку к тому же дело может быть представлено в Суд и решено им только при согласии сторон с его юрисдикцией по данному делу, постольку предполагается, что каждое из государств, признающих юрисдикцию Суда, готово выполнять любое его решение по тому делу, в котором оно является стороной, в то время как государства, считающие себя неподготовленными к выполнению решений в любых обстоятельствах, предпочитают заранее не признавать его юрисдикцию.

Поэтому случаи невыполнения судебных решений чрезвычайно редки.[483 - Международный Суд. Гаага, 1990. С. 66.] И все же государство, которое утверждает, что другая сторона не выполнила обязательств, возложенных на нее решением Суда, может (безотносительно к тому, является ли оно членом ООН или нет) поставить вопрос перед Советом Безопасности, который уполномочен на дачу соответствующих рекомендаций или принятие соответствующих мер (ст. 94 Устава).

Следовательно, еще одним органом, способным «призвать» к соблюдению экстрадиционных обязательств (прежде всего в отношении международных преступников), является Совет Безопасности ООН, на который возложена главная ответственность за поддержание международного мира и безопасности. Исходя из этого Совет наделен вполне конкретными функциями, в том числе по определению существующих угроз миру, а также даче рекомендаций и вынесению решений о принятии мер для поддержания или восстановления международного мира и безопасности.[484 - См.: п. 1 ст. 24 и ст. 39 Устава ООН.] Эти меры имеют не столько судебный, сколько политический характер, поскольку Совет не обладает компетенцией самостоятельно и непосредственно осуществлять международное уголовное преследование. Однако последствия их принятия могут обнаруживаться в самых разных областях, в том числе в сфере взаимоотношений между Международным Судом ООН и Советом Безопасности ООН, особенно когда последний берет на себя квазисудебные функции. Такого рода взаимодействие указанных органов можно проиллюстрировать на примере разбирательства инцидента в Локкерби.