Выдача преступников

Институт Международного права, основанный в 1873 г. в Генте, сформулировал universalprincip в Резолюции Мюнхенской сессии 1883 г. следующим образом: «Каждое христианское государство, где признаются принципы права христианских государств, имея в своих руках виновного, может судить и наказывать последнего, если, несмотря на достоверные доказательства, прежде всего, серьезного преступления и его виновности, место действия не может быть установлено, или если выдача виновного его национальному суду недопустима, или признается опасной. В этом случае суд судит на основании закона, наиболее благоприятного для обвиняемого, имея в виду применение законов места совершения преступления, национальности обвиняемого и самого суда».[395 - Цит. по: Шаргородский М. Д. Уголовный закон. С. 277–278.]

В России эту идею поддержало немало авторов. Н. Д. Сергиевский, например, писал: «Прежняя разобщенность государств и национальностей в настоящее время отжила свой век, и стремление новой жизни направляется к тому, чтобы заменить ее идеей общественного интереса, направленной к охранению общего порядка общими силами…Исходя от представления о такой общности интересов всех народов по охранению порядка, теория права может выставить принцип универсальной подсудности, содержание которого выражается афоризмом: всякое преступное деяние, где бы и кем бы оно совершено ни было, может быть судимо каждым государством, во власти которого окажется преступник».[396 - Сергиевский Н. Д. Русское уголовное право. Часть Общая. СПб., 1911. С. 341.]

Оригинальную интерпретацию космополитическая идея нашла в послеоктябрьской России. На роль самостоятельного принципа действия уголовного закона в пространстве был выдвинут принцип пролетарского интернационализма. М. А. Шнейдер видел его осуществление в том, что в ст. 58

УК РСФСР 1926 г. (как и в аналогичных статьях УК других союзных республик) контрреволюционными признавались действия, направленные не только против СССР, но и против всякого государства трудящихся, хотя бы и не входящего в Союз ССР.[397 - Шнейдер М. А. Советское уголовное право. Общая часть. М., 1955. С. 48.Иной смысл вкладывала в этот принцип М. И. Блум, справедливо отметившая, что в данной статье речь шла о деяниях, хотя и направленных против других государств, но совершенных в пределах СССР, т. е. подчиненных территориальному принципу. Однако ей так и не удалось раскрыть содержание принципа социалистического интернационализма. Вряд ли таковым можно считать договоры о временной дислокации на территории стран Варшавского блока советских войск или двусторонние договоры об оказании правовой помощи, заключенные между этими странами (Блум М. И. Действие советского уголовного закона в пространстве. Рига, 1974. С. 54–56).]

В каком бы обличьи ни выступала космополитическая идея на ранних этапах развития – будь то возвышенные стремления к господству мирового правопорядка или утопические надежды на мировую революцию, христианская или пролетарская солидарность в борьбе с таким всеобщим бедствием, как преступность, благородная нетерпимость к тому, что бежавший в пределы другого государства преступник остается безнаказанным, или международная вежливость и взаимопомощь, диктуемые чувством дружелюбия, – главное в ней не то, что универсализм призван восполнять недостаточное совокупное действие территориального, национального и реального принципов, а то, что универсальное начало, не могущее быть по своей природе субсидиарным, поглощает собой все остальные принципы. В этом смысле идея космополитизма предвосхитила отдельные направления эволюции межгосударственных отношений в борьбе с международной преступностью, но не имея под собой соответствующей позитивной базы, «заставила некоторых юристов отказаться вовсе от научного обоснования права и обязанности государства содействовать другому в осуществлении карательной власти»[398 - Мартенс Ф. Ф. Современное международное право цивилизованных народов: В 2 т. Т. II. СПб., 1905. С. 401.].

Не получила она широкой поддержки и в законотворческой практике, найдя применение, и то с определенными ограничениями лишь в австрийском Кодексе 1852 г., венгерском Уложении 1878 г., итальянских кодексах 1889 и 1930 гг., норвежском Кодексе 1902 г., югославских кодексах 1929 и 1947 г., русском Уголовном уложении 1903 г. (ст. 9) и Руководящих началах по уголовному праву 1919 г., ст. 27 которых установила, что уголовное право РСФСР действует в отношении иностранцев, «совершивших преступления на территории иного государства, но уклонившихся от суда и наказания в месте совершения преступления и находящихся в пределах РСФСР».

В последующем это положение было отброшено, и действие УК 1922 и 1926 гг. основывалось только на территориальном и национальном критериях. Сохранение же Законом СССР от 25 декабря 1958 г. «Об уголовной ответственности за государственные преступления» (ст. 73 УК 1960 г.) наказуемости деяний, направленных «против другого государства трудящихся»[399 - Ведомости Верховного Совета СССР. 1959. № 1. Ст. 8.], на философском языке может быть названо удержанием ущербной формы с полным изъятием содержания.

Возродился же универсальный принцип, но уже в ином качестве – как основание для юрисдикции за предусмотренные международными договорами преступления, которые государства-участники обязались пресекать независимо от места их совершения и гражданства виновного – в Основах уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик 1958 г.

Действительно, обычные уголовные преступления, хотя бы и совершаемые во всех или большинстве стран, не приобретают от этого международный характер, так как не затрагивают непосредственно межгосударственные интересы, даже если преступник-гастролер, совершив преступление в одной стране, скрывается на территории другой. Уголовно противоправные деяния с «иностранным элементом», которые совершаются либо иностранцами, либо против иностранцев, также не перестают быть от этого общеуголовными преступлениями, не выходящими обычно за пределы национальной сферы.[400 - Внутригосударственный деликт приобретает свойства международного правонарушения лишь тогда, когда эти лица не получают предусмотренную местным законодательством судебную защиту, т. е. имеет место так называемый «отказ в правосудии». При этом в международно-правовой доктрине понятие «отказ в правосудии» употребляется в широком смысле (нарушение государством своих международных обязательств, касающихся иностранных граждан или юридических лиц) и в узком (запрещение обращаться или затруднение доступа в суды, задержка в рассмотрении дела или непредоставление надлежащих процессуальных гарантий, вынесение явно несправедливого решения и прочие акции, создающие преграды на пути справедливого судебного разбирательства).]

Таким образом, ни повсеместная распространенность тех или иных преступлений, ни наличие в них «иностранного элемента» сами по себе еще не поднимают эти преступления на международный уровень. Борьба с ними остается внутренним делом каждого государства, осуществляемым на основе национального закона. Однако, перешагивая границы, преступность перестает быть внутригосударственной проблемой. Подобный взаимообмен постепенно приводит к некоторому единообразию определенных форм преступной деятельности во всем мире, порождая всеобщую заинтересованность в контроле за нею. И чем теснее становится сотрудничество между государствами, чем сильнее их интеграционные связи, обеспечивающие свободное передвижение людей и товаров, капиталов и услуг, тем отчетливее проявляются тенденции общеуголовной преступности к стандартизации криминальной технологии, тем явственнее необходимость не только в усилении координации органов исполнительной юрисдикции, но и в соответствующей унификации предписаний национальных уголовных законов, которые должны содержать некоторые общие и согласованные положения по позициям, затрагивающим интересы всех или большей части стран. В этом смысле универсализм можно рассматривать как инструмент канализации мирового унификационного движения, олицетворяемого в сфере уголовного права блоком конвенционно зафиксированных преступлений.

И все же не в этом (не только в этом) суть преступлений, формально обязанных своим происхождением серии международных конвенций. Стандартизация ответственности за посягательства, которые одни называют международными, хотя и не столь тяжкими, как преступления против мира и безопасности человечества, другие – преступлениями, посягающими на международный правопорядок, третьи – преступлениями международного характера, имеет основание в самом характере деяний, опасность которых выходит за рамки отдельного общества, приобретая статус транснациональной или общечеловеческой, в силу чего должного эффекта в борьбе с ними можно достигнуть лишь совместными усилиями, требующими адекватного правового обеспечения.

В последние десятилетия отмеченная опасность возрастает еще и потому, что транснациональная преступность приобретает все более организованный характер. Это относится не только к незаконному обороту наркотиков, оружия, но и к торговле людьми, мошенничеству, «отмыванию» преступных доходов, компьютерной преступности, терроризму и т. д. В частности, Восьмой конгресс ООН по предупреждению преступности и обращению с правонарушителями признал, что растущая угроза организованной преступности с ее исключительно дестабилизирующим и разлагающим влиянием на фундаментальные социальные, экономические и политические институты представляет собой проблему, решение которой требует более широкого и эффективного международного сотрудничества.[401 - См.: Руководящие принципы для предупреждения организованной преступности и борьбы с нею // Сборник стандартов и норм Организации Объединенных Наций в области предупреждения преступности и уголовного правосудия. Нью-Йорк, 1992.] Декларация ООН о преступности и общественной безопасности, утвержденная резолюцией Генеральной Ассамблеи от 12 декабря 1996 г., провозгласила, что государства способствуют расширению сотрудничества и помощи в правоохранительной области на двусторонней, региональной, многосторонней и глобальной основе (в том числе заключению в соответствующих случаях соглашений о взаимной юридической помощи, в целях содействия выявлению, задержанию и преследованию лиц, которые совершают опасные транснациональные преступления), а также принимают меры по предотвращению поддержки преступных организаций на своей национальной территории, предусматривая в максимально возможной степени эффективную процедуру выдачи или преследования лиц, участвующих в опасных транснациональных преступлениях, с тем чтобы эти лица не находили себе никакого безопасного убежища.[402 - Международные стандарты деятельности правоохранительных органов и уголовно-исполнительной системы. Сборник документов. Екатеринбург, 1999.]

Таким образом, в борьбе с международной организованной преступностью находит свое выражение новое понимание задач уголовного права. Отныне уголовное право служит не просто охране общества от отдельных преступных личностей, а скорее берет на себя функции управления процессами глобального характера. В этом заинтересована и Россия, ибо межгосударственная правовая помощь всегда взаимовыгодна. Американские власти где-то в середине 90-х годов стали проявлять серьезную обеспокоенность угрозой со стороны российской организованной преступности. Лозунг «Русские идут!», едва успев утратить милитаристское значение, приобрел криминальное. Но и зарубежные мафиозные структуры проявляют интерес к территории России.[403 - Хорошо известны тесные связи российской организованной преступности с мафиозными структурами Западной Европы и США (см.: Милюков С. Ф. Российское уголовное законодательство: опыт критического анализа. СПб., 2000. С. 42). В меньшей мере отечественные криминологи осведомлены о таких связях с организованными группировками Японии, Тайланда и других стран этого региона, хотя правоохранительные органы Дальнего Востока уже столкнулись с необходимостью противостоять организованным преступным формированиям этих стран, и прежде всего Северной Кореи и Китая (Организованная преступность Дальнего Востока: общие и региональные черты /Отв. ред. В. А. Номоконов. Владивосток, 1998. С. 117).] С этой точки зрения, обязанность России оказывать содействие иностранным государствам в противодействии преступности предполагает и ее право на аналогичную помощь от них.

Международное сотрудничество в борьбе с такого рода преступлениями осуществляется в рамках международных организаций (как региональных, так и универсальных) и на основе межгосударственных соглашений (как двусторонних, так и многосторонних). В настоящее время правилом стало заключение многосторонних универсальных конвенций, каждая из которых посвящена отдельному преступлению или группе родственных преступлений и закрепляет обязательства сторон по их предотвращению и наказанию, а также право всех без исключения государств быть ее участниками.

Для выполнения международных обязательств, вытекающих из договора, каждое подписавшее его государство принимает свои меры, определяемые особенностями национальной системы права. С этой целью создается внутренняя норма, предусматривающая меры ответственности за такого рода преступления. Тем самым достигается согласованное регулирование их предотвращения и наказания на основе сочетания коллективных решений, принятых в рамках международного права, и индивидуальных национально-правовых средств и способов их обеспечения. Значит, универсальная юрисдикция относительно преступлений международного характера не может быть осуществлена, не будучи опосредованной национальным законодательством.

В силу этого обстоятельства уголовно-правовая норма в ее адресованности гражданам (в позитивном аспекте) не требует территориальной или персональной привязки к отдельному государству-участнику, так как в его лице она выражает волю всех договаривающихся сторон.[404 - Не случайно в некоторых договорах указывается, что предусмотренные ими преступления международного характера рассматриваются государствами-участниками для целей выдачи, как если бы они были совершены не только в месте их совершения, но также и на территории государств, которые обязаны установить свою юрисдикцию в соответствии с тем, что преступник является гражданином этого государства или преступление совершено против лица, пользующегося защитой этого государства.] Благодаря этому достигается взаимное «включение» граждан одного государства-участника в правовую систему другого государства-участника и приобретение в ней статуса правосубъектности, необходимого для применения универсального критерия, который сформулирован в ч. 3 ст. 12 УК следующим образом: «Иностранные граждане и лица без гражданства, не проживающие постоянно в Российской Федерации, совершившие преступление вне пределов Российской Федерации, подлежат уголовной ответственности по настоящему Кодексу… в случаях, предусмотренных международным договором Российской Федерации, если они не были осуждены в иностранном государстве и привлекаются к уголовной ответственности на территории Российской Федерации».

Для осуществления данного предписания, как и для практического применения реального принципа, также необходимо иметь фактическую возможность привлечения к уголовной ответственности лица, совершившего предусмотренное соответствующим договором преступление. Универсальный принцип в указанных договорах обеспечивается правом любого участника на установление юрисдикции. На это не требуется согласие со стороны какого бы то ни было иного участника, будь то государство гражданства обвиняемого или государство, на территории которого имело место преступление, хотя персональная или территориальная юрисдикция последних в отношении данного лица не отрицается. Однако в конечном счете неважно, какое государство осудит преступника, – главное, чтобы он был осужден. Поэтому юрисдикционные постановления в подобных договорах, как правило, сформулированы таким образом, чтобы ни одно виновное лицо не могло уклониться от ответственности независимо от его местонахождения, т. е. с учетом принципа неотвратимости ответственности, который базируется на закреплении всех общепризнанных принципов действия закона в пространстве, поглощаемых принципом aut dedere, aut judicare (либо выдай, либо осуди).

Исходя из этого, реализация уголовно-правовой нормы в ретроспективном ее аспекте может быть осуществлена только одним субъектом из круга всех участников соответствующей конвенции – либо государством, на территории которого совершено преступление, либо государством гражданства обвиняемого или государством гражданства потерпевшего, либо любым иным государством. Последнее может осуществить свою универсальную юрисдикцию при условии, что предполагаемый преступник окажется на его территории либо будет выдан ему государством, на территории которого имело место деяние или государством гражданства обвиняемого, а равно другими участниками конвенции.

Следовательно, роль экстрадиции в обеспечении универсальной юрисдикции сводится к тем относительно редким случаям, когда ее осуществление ставится в зависимость от позиции целого ряда государств, среди которых, с одной стороны, нет ни одного, которое бы не обладало собственной юрисдикцией (территориальной, персональной и т. д.) в отношении обвиняемого и, главное, реальной возможностью предать его суду, а с другой – как ни странно, нет ни одного, которое бы пожелало это сделать.

Таким образом, универсальная юрисдикция является особым видом правовой власти. В отличие от других ее видов, предполагающих какую-либо «персональную» связь государственной власти с преступником (через территорию, гражданство, жертву или собственные интересы), универсальная юрисдикция не нуждается в такой связи. Достаточно, чтобы государство приняло на себя обязательство устанавливать свою юрисдикцию в соответствии с международными конвенциями. Вследствие этого универсальная юрисдикция в отношении преступлений международного характера имеет исключительно договорную природу.

Основным принципом разрешения юрисдикционной коллизии между государствами, способными осуществить территориальную, персональную либо реальную юрисдикцию, и иными договаривающимися государствами, готовыми реализовать универсальную юрисдикцию, является принцип aut dedere, aut judicare. Если государство, на территории которого обнаружен предполагаемый преступник, не выдает его, считая, что обвинение в конвенционном преступлении используется как предлог для возвращения этого лица и наказания за иную деятельность, или имея другие причины для отказа в выдаче, то оно передает дело без каких-либо исключений и неоправданных задержек своим компетентным органам для целей уголовного преследования на основе собственного законодательства. В этом смысле в межгосударственных экстрадиционных взаимоотношениях выдача становится единственным институтом, который обеспечивает функционирование всей системы универсальной юрисдикции.

д) Экстрадиция в контексте международной юрисдикции

Более глубокое развитие получил универсальный принцип применительно к преступлениям против мира и безопасности человечества, посягающим, независимо от географического места их совершения, на основополагающие ценности мирового сообщества в целом. Если конвенционные соглашения относительно преступлений международного характера направлены на то, чтобы установить руководящие принципы и стандарты, способные помочь властям того или иного государства в разработке мер по борьбе с данными преступлениями на национальном, региональном и международном уровнях, с тем чтобы они могли применять внутригосударственные законы на основе общей озабоченности данным видом криминального поведения, то характер преступлений против мира и безопасности человечества требует эффективных соглашений о сотрудничестве на всеобъемлющей основе.

Выделение данных преступлений в особую категорию деликтов предопределено исключительно высокой степенью их опасности (нанесение ущерба жизненно важным интересам всего международного сообщества), особым объектом посягательства (всеобщий мир и международная безопасность), особой тяжестью последствий и необходимостью установления особого режима ответственности (повышенная политическая и материальная ответственность государств-делинквентов и индивидуальная уголовная ответственность совершивших их физических лиц – органов этих государств).

Вместе с тем, несмотря на отмеченную специфику международных преступлений, их анализ и систематизация невозможны вне опоры на такие известные национальному уголовному праву понятия и институты, как состав преступления, соучастие, приготовление и т. п. Именно родство указанных преступлений с иными преступлениями позволяет включить их в национальное уголовное законодательство так, что они не будут выглядеть чужеродными.[405 - Одной из первых зафиксировала указанные преступления в своем национальном законодательстве Франция во вновь принятом Уголовном кодексе (1992 г.). В его книгу вторую «О преступлениях и проступках против человека» включен раздел I «О преступлениях против человечества», объединяющий главу I (о геноциде), главу II (о депортации, обращении в рабство или массовом и систематическом осуществлении казней без суда, похищении людей, за которым следует их исчезновение, пытках или актах жестокости, совершаемых по политическим, философским, расовым или религиозным мотивам и организуемым во исполнение согласованного плана в отношении группы гражданского населения) и главу III (общие положения) (Новый Уголовный кодекс Франции. М., 1993. С. 56–58).См.: раздел XXIV УК Испании «Преступления против международного сообщества (Уголовный кодекс Испании / Под ред. Н. Ф. Кузнецовой, Ф. М. Решетникова. М., 1998. С. 182).Отдельную главу о преступлениях против мира, человечности и военных преступлениях, открывающую Особенную часть и насчитывающую 10 статей, содержит УК Польши 1997 г. (Уголовный кодекс Республики Польша. СПб., 2001. С. 109–114).Еще большее число составов такого рода преступлений предусмотрено в российском УК 1996 г., глава 34 которого содержит нормы об ответственности за следующие виды преступлений против мира и безопасности человечества: планирование, подготовка, развязывание или ведение агрессивной войны (ст. 353); публичные призывы к развязыванию агрессивной войны (ст. 354); производство или распространение оружия массового поражения (ст. 355); применение запрещенных средств и методов ведения войны (ст. 356); геноцид (ст. 357); экоцид (ст. 358); наемничество (ст. 359); нападение на лиц или учреждения, которые пользуются международной защитой (ст. 360).] Однако было бы ошибочным делать вывод, что отмеченное сходство переходит тем самым в их полное тождество, при котором преступления против мира и безопасности человечества представляют собой всего лишь разновидность общеуголовных преступлений. Международные преступления – преступления особого рода, ибо ответственность за их совершение предусматривается не внутригосударственным, а международным правом.

В плане формально-юридическом выделению из общего родового понятия «правонарушение» особой видовой группы международных преступлений способствовали три обстоятельства: а) выделение в международном праве (сначала в доктрине, а затем и в некоторых договорных его формах) особой категории норм, называемых «императивными», или jus cogens, отклонение от которых недопустимо;

б) установление принципа, согласно которому индивид – орган государства, нарушивший своим поведением международное обязательство, имеющее основополагающее значение для обеспечения жизненно важных интересов международного сообщества государств в целом, должен быть лично наказуем, несмотря на то, что он действовал не в личном качестве, а в качестве органа государства;

в) закрепление в Уставе ООН специальных последствий за нарушение такого рода обязательств, несоблюдение которых затрагивает интересы всех без исключения государств.

Таким образом, юридическим первоисточником ответственности в отношении преступлений против мира и безопасности человечества являются международно-правовые акты, выражающие волю мирового сообщества. При этом ненаказуемость подобных деяний по внутреннему праву не освобождает от ответственности за них по международному праву. А это значит, что ссылки в оправдание своего поведения на национальные законы и правила, равно как и на незнание норм международного права или неправильное их толкование, недопустимы.

В юридическом контексте объектом международного преступления являются урегулированные нормами международного права отношения между государствами по соблюдению обязанности воздерживаться от запрещенных ими действий. В случае международного преступления государство-делинквент посягает на собственное, связывающее его со всеми участниками международного сообщества обязательство не совершать определенных действий, наносящих ущерб правам других государств. Речь идет об обязательствах erga omnes, т. е. в отношении всех субъектов права, в отношении всех государств.

Следовательно, общим объектом международных преступлений является международный публичный правопорядок, т. е. такой порядок отношений между государствами, который складывается в результате соблюдения норм международного права и находится под их защитой. Международно-правовое отношение, существующее между государством-делинквентом и международным сообществом государств по поводу конкретной общечеловеческой ценности, разорванное в результате совершения международного преступления, и составляет его непосредственный объект.

Сколько защищаемых современным международным правом общечеловеческих ценностей существует, столько же существует и обязательств, связующих отдельные государства в международное сообщество, стало быть – столько же может быть и видов международно-правовых деликтов. Число этих связей столь велико, что перечислить их невозможно. Но из всех международное право выделило ряд обязательств, имеющих особо важное значение для всего международного сообщества, – обязательства воздерживаться от действий против мира и международной безопасности, человечества и человечности. Именно эти ценности и составляют предмет международных преступлений.

В социологическом контексте общим объектом международных преступлений является система добрососедских отношений между государствами, построенная на принципах мирного сосуществования, неприменения силы, неприкосновенности (нерушимости) границ, территориальной целостности, самоопределения народов и невмешательства, уважения прав человека и добросовестного выполнения международных обязательств, которые в целом обеспечивают мирное урегулирование споров и разрешение конфликтов между народами и государствами во имя достижения общего блага человечества.

Субъектами международных преступлений могут быть только физические лица,[406 - К слову сказать, ст. 10 Устава Нюрнбергского трибунала допускает возможность признания преступной той или иной группы либо организации, но отвергает саму правомерность постановки вопроса об уголовной ответственности данных организаций как юридических лиц. Отвечать за учиненные ими преступления должны физические лица – члены организации, решение вопроса о личной роли и личной ответственности которых зависит от их индивидуальной вины.По мнению американских юристов М. Бассиони и К. Блейксли, «по очевидным политическим причинам ныне не подходящее время в истории, чтобы поднимать вопрос о международной уголовной ответственности государств и подчинении государств юрисдикции Международного уголовного суда. Это время еще не пришло, но оно придет по мере того, как мир становится все более взаимозависимым» (цит. по: Верещинина В. С. Международный уголовный суд: новые перспективы? // Московский журнал международного права. 1993. № 2. С. 6).] индивидуальная ответственность которых основывается на общих требованиях, предъявляемых к уголовной деликтоспособности, т. е. вменяемости и виновности в совершении преступления. При этом должностное положение подсудимых, их положение в качестве глав государств или ответственных чиновников различных правительственных ведомств не должно рассматриваться как основание к освобождению от ответственности или смягчению наказания, равно как и тот факт, что подсудимый действовал по распоряжению правительства или приказу начальника, не освобождает его от ответственности, но может рассматриваться как обстоятельство, смягчающее наказание.[407 - См.: ст. 7, 8 Устава Международного Военного Трибунала от 8 августа 1945 г.]

Таким образом, международное уголовное право можно толковать двояко: в узком и широком смысле. Узкое понимание включает в себя преступления против мира и безопасности человечества (собственно международные преступления), а широкое – еще и преступления международного характера. При этом грань между указанными категориями преступлений исторически изменчива и подвижна. И тем не менее ее следует проводить. В свое время нами был сформулирован ряд признаков, согласно которым преступления международного характера следует отличать от преступлений против мира и безопасности человечества, с одной стороны, и от общеуголовных преступлений – с другой. Назовем некоторые из них.

Прежде всего, указанные деяния различны по объекту посягательства. В отличие от общеуголовных преступления международного характера выходят за границы национального континуума, но сами по себе не способны поразить основы мирового правопорядка (мироустройства) и безопасности человечества, как это делают международные преступления.

Отсюда проистекает и различие в характере опасности рассматриваемых деликтов. Международные преступления опасны для самой судьбы человечества, в силу чего их потенциально возможные последствия не идут ни в какое сравнение с ущербом от преступлений международного характера. Последние, хотя и затрагивают международную сферу, все же не столь опасны. В то же время степень общественной опасности преступлений международного характера более высока по сравнению с общеуголовными преступлениями, ибо, в отличие от общеуголовных криминальных деликтов, некоторые из них в определенных ситуациях могут провоцировать международные конфликты, чреватые серьезными осложнениями, т. е.

подготавливать почву для международных преступлений, а в ряде случаев и являться их составной частью, хотя официально и не признанной.[408 - При известных обстоятельствах даже трагическая смерть простого человека может послужить детонатором большого взрыва. А что уж говорить о посягательствах на дипломатических агентов. Вспомним намерения организаторов убийства посла Мирбаха. В этом смысле, терроризм, как преступление международного характера, есть такая форма насилия, которая может быть направлена на то, чтобы оказать влияние на политику той или иной страны и добиться ухудшения или разрыва отношений между государствами или спровоцировать международный конфликт.]

Во-вторых, если лица, виновные в совершении общеуголовных преступлений, несут ответственность исключительно на основании внутригосударственных норм, а привлечение к ответственности за преступления международного характера становится обязательным лишь тогда, когда в соответствии с заключенными конвенциями необходимые нормы имплементированы в национальное право, то в отношении международных преступлений существует обязанность привлечения к ответственности виновных в их совершении лиц, безотносительно к их наказуемости по национальному праву.

В-третьих, если установление ретроспективной ответственности за преступления международного характера – исключительная прерогатива каждого отдельного государства, которое в силу своего суверенитета вправе самостоятельно решать вопрос о сотрудничестве в борьбе с преступностью, его формах и границах, в пределах которых оно намерено осуществлять преследование за данные преступления в лице собственной судебной власти, то ответственность за международные преступления может сопровождаться изъятием дела из судебной юрисдикции государства, т. е. ограничением его судебного суверенитета, поскольку примат международного права в политике предполагает возможность создания для рассмотрения такого рода преступлений надгосударственного судебного механизма – международного суда (трибунала).

В-четвертых, преступления международного характера осуществляются лицами, преступная деятельность которых не находится в официальной связи с каким-либо государством, в то время как субъектами международно-правовой ответственности за преступления против мира и безопасности человечества являются государства, а физические лица несут за них уголовную ответственность лишь при условии, что их преступные деяния связаны с деятельностью государства. Следовательно, уголовная ответственность физических лиц за международные преступления производна от ответственности государства, тогда как ответственными за преступления международного характера являются только физические лица, действующие от своего имени. Последнее относится и к общеуголовным преступлениям.

В-пятых, указанные выше обстоятельства предопределяют и различие в формах сотрудничества государств в борьбе с международными преступлениями и преступлениями международного характера: наднациональная юрисдикция, предполагающая в перспективе создание постоянно действующего международного уголовного суда (трибунала), – в отношении первых и универсальная либо национальная уголовная юрисдикция в сочетании с межгосударственной правовой взаимопомощью, включая и экстрадицию, – в отношении вторых.

В зависимости от этого по-разному видятся и основания универсальной юрисдикции: унифицированность нормативной базы применительно к преступлениям международного характера и наднациональность оснований ответственности в отношении международных преступлений. Именно и только в преступлениях против мира и безопасности человечества универсальный принцип приобретает существенную специфику в качестве основы уголовной юрисдикции в отношении физических лиц, совершивших delicta juris gentium, которые могут быть наказаны не только судебными органами какого-либо государства, но и международным судом. Однако становление такого рода универсальной юрисдикции происходило не вдруг.

В ряде международно-правовых актов периода Второй мировой войны и послевоенных лет традиционная дань отдается территориальной подсудности и лишь в качестве альтернативы предусматривается возможность рассмотрения дела международным судом. Так, в Московской декларации от 30 октября 1943 г. об ответственности гитлеровцев за совершаемые зверства было заявлено о необходимости отсылать военных преступников «в страны, в которых были совершены их отвратительные действия, для того чтобы они могли быть судимы и наказаны в соответствии с законами этих освобожденных стран».[409 - Внешняя политика Советского Союза в период Отечественной войны: Документы и материалы: В 3 т. Т. 1. М., 1946. С. 418.] Однако данная декларация не затрагивала вопроса о главных преступниках, преступления которых не были связаны с определенным географическим местом и наказание которых предполагалось определить совместным решением правительств союзников.

Таким решением явилось Лондонское соглашение от 8 августа 1945 г. об учреждении Международного Военного Трибунала в Германии, организация, юрисдикция и функции которого были определены в прилагаемом к настоящему Соглашению Уставе. Не умаляя установленных Московской декларацией положений о возвращении военных преступников в страны, где ими были совершены преступления, ст. 3 данного Соглашения обязала каждую из подписавших его сторон предпринять необходимые меры, чтобы предоставить для расследования и суда Международного Военного Трибунала главных военных преступников, как содержащихся у них под стражей, так и не находящихся на их территории.[410 - См.: Соглашение между Правительствами Союза Советских Социалистических Республик, Соединенных Штатов Америки и Соединенного Королевства Великобритании и Северной Ирландии и Временным Правительством Французской Республики о судебном преследовании и наказании главных военных преступников европейских стран оси (Лондон, 8 августа 1945 г.) // Действующее международное право: В 3 т. Т. 3. М„1996.]

Однако и после Нюрнбергского трибунала территориальная юрисдикция продолжает оставаться приоритетной. Так, в 1946 г. Генеральная Ассамблея ООН рекомендовала членам ООН принять необходимые меры для ареста и немедленной высылки военных преступников в страны, где ими были совершены преступления, для суда и наказания по законам этих стран.[411 - См.: резолюции Генеральной Ассамблеи ООН от 13 февраля 1946 г. «О выдаче и наказании военных преступников» и от 31 октября 1947 г. «О выдаче преступников войны и изменников».] Согласно Женевским конвенциям о защите жертв войны 1949 г. юрисдикция в отношении предусматриваемых ими преступлений может осуществляться любым государством – участником договора, каково бы ни было гражданство лиц, обвиняемых в том, что они совершили или приказали совершить эти преступления.[412 - См.: ч. 2 ст. 49 Конвенции об улучшении участи раненых и больных в действующих армиях; ч. 2 ст. 50 Конвенции об улучшении участи раненых, больных и лиц, потерпевших кораблекрушение, из состава вооруженных сил на море; ч. 2 ст. 129 Конвенции об обращении с военнопленными; ч. 2 ст. 146 Конвенции о защите гражданского населения во время войны (Международная защита прав и свобод человека: Сб. документов / Сост. Г. М. Малков. М., 1990. С. 412–569).] В Принципах международного сотрудничества государств в отношении обнаружения, ареста, выдачи и наказания лиц, виновных в военных преступлениях и преступлениях против человечества, определенных ООН 3 декабря 1973 г., также предусматривается, что «лица, в отношении которых имеются доказательства о совершении ими военных преступлений и преступлений против человечества, подлежат привлечению к судебной ответственности и, в случае признания их виновными, наказанию, как общее правило, в странах, где они совершили эти преступления».

И только две принятые в рассматриваемый исторический период конвенции, также отводя определенное место для национальных судов в деле наказания правонарушителей, прямо предусматривают возможность их преследования международным уголовным судом. Согласно ст. 6 Конвенции о предупреждении преступления геноцида и наказании за него 1948 г. лица, обвиняемые в совершении геноцида, «должны быть судимы компетентным судом того государства, на территории которого было совершено это деяние, или таким международным уголовным судом, который может иметь юрисдикцию в отношении Сторон настоящей Конвенции, признавших юрисдикцию такого суда».[413 - Сборник действующих договоров… Вып. XVI. М., 1957. С. 66–71.] В принятой же четверть века спустя Конвенции о пресечении преступления апартеида и наказании за него устанавливается, что лица, обвиняемые в совершении актов апартеида, «могут предаваться компетентному суду любого государства – участника настоящей Конвенции, которое может приобретать юрисдикцию над личностью обвиняемых, или международному уголовному трибуналу, который может располагать юрисдикцией в отношении тех государств-участников, которые согласятся с его юрисдикцией» (ст. V).[414 - Там же. Вып. XXXII. М., 1978. С. 58–63.]

Таким образом, виновные в совершении международных преступлений лица могут быть: а) осуждены по законам той страны, на территории которой было совершено преступление (территориальный принцип); б) осуждены по национальным законам, но в духе принципов международного права (принцип гражданства); в) преданы компетентному суду любого государства – участника конвенции, которое вправе выступать против подобных преступлений, где бы они ни совершались (универсальный принцип); г) преданы международному трибуналу ad hoc путем принудительного изъятия из территориального суверенитета государства-делинквента персонально виновных в этих преступлениях лиц (специальная юрисдикция);[415 - Последнее специально подчеркивается в дефиниции, принадлежащей американскому автору Ч. С. Райну: «Юрисдикционная компетенция государства – правовая власть, которой оно обладает, совместимая с международно-правовыми ограничениями, развивающимися с целью защиты общих интересов сообщества государств» (Цит. по: Черниченко С. В. Субъективные границы международного права // Советский ежегодник международного права 1989-90-91. СПб., 1992. С. 20).] д) преданы постоянно действующему международному уголовному суду, который может располагать юрисдикцией в отношении государств-участников, согласившихся с таковой (универсальная юрисдикция).

Историческими прецедентами создания международных уголовных трибуналов ad hoc служат:

Международный военный трибунал для привлечения к ответственности и наказания главных военных преступников европейских стран оси, образованный по Лондонскому соглашению между правительствами СССР, США, Великобритании и Франции от 8 августа 1945 г. в соответствии с Декларацией 1943 г. об ответственности за совершенные зверства во время Второй мировой войны; проводился в Нюрнберге (Германия) с 20 ноября 1945 г. по 1 октября 1946 г.;[416 - См.: Нюрнбергский процесс над главными военными преступниками. Сборник материалов в семи томах. М., 1957-61.]