«Ризоморфный клубок»: когниция vs коммуникация

В данном случае моделируется лишь общая содержательная канва будущего высказывания. Такая приблизительность передачи содержания маркируется ксено-показателем мол (пр. 42). Более детальное моделирование высказывания другого с необходимостью требует референциального сдвига, приводящего с транспозиции форм обозначения лица:

(43) На что тот сказал: «Ну, чего про Фишера, не про Фишера надо, а про наших!» ? «А чего про наших, наши все проигрывают». ? «Ты выйди и скажи: вот сегодня собрались здесь любители музыки, это приятно, вы любите музыку, вы интересуетесь музыкальной техникой, а вот знаете, какие сейчас проигрыватели считаются лучшими? Не знаете? Так я вам скажу: из импортных – Ларсен, а из отечественных – Тайманов» … (В. Ф. Панова. Сережа (1955). НКРЯ).

С точки зрения прагматики скажи как маркера моделируемого высказывания следует отметить, что чем точнее и подробнее говорящим (Х) моделируется будущая речь собеседника Y, тем четче обозначаются отношения доминирования Х-а над Y-м. Это доминирование может быть обусловлено возрастом, социальным статусом Х-а или его позицией «ведущего» в коммуникативном взаимодействии. В целом, в высказываниях со скажи в функции маркера моделируемого будущего высказывания наблюдается покровительственная коммуникативная тональность в сочетании с близкой (чаще – дружеской) коммуникативной дистанцией говорящих. В анализируемых употреблениях скажи оказывается в интонационно выделенной позиции, характеризующейся значительным понижением тона (наподобие ИК 2 по (Русская грамматика, 1980)), что обусловлено влиянием формы императива и общей прагматикой доминирования.

Таким образом, скажи функционирует в русском коммуникативном пространстве как дискурсивное слово, маркирующее непроизнесенное, уже/еще несказанное чужое слово. Скажи в данном статусе способно выполнять в высказывании роль актуализатора различных прагматических функций: эмпатической или интимизирующей, корректирующе-контролирующей (упрек), инситации подтверждения/одобрения, регулятивной (порицание), функции реализации социального доминирования. Реализация той или иной функции зависит от нескольких факторов: модально-временная направленность «невысказанного высказывания», вводимого скажи (гипотетическая невозможность, гипотетическая возможность), лексическая дистрибуция маркера скажи (наличие других маркеров чужой речи мол, типа, так и так, частиц ну и же, слов-маркеров нормы – еще). Кроме того, каждый прагматический тип дискурсивного маркера скажи реализуется в контексте особых просодических параметров: эмпатическая функция – безударный статус, корректирующе-контролирующая – легкий восходящий тон и резкое падение (в синтагме с еще), инситации подтверждения/одобрения – восходящий тон да/нет вопроса, регулятивная функция – нисходящая интонация с последующим ровным низким тоном, функция реализации социального доминирования – акцентная выделенность значительным понижением тона.

Итак, в данной части коллективной монографии представлен один из возможных подходов к анализу когнитивно-коммуникативных феноменов с точки зрения принципов когнитивной экологии. Анализируя достаточно специфический материал – общение матери с ребенком, – мы постарались максимально лабильно и широко очертить границы единицы исследования и описания, включив в рассмотрение функционально сопряженные вербальный, невербальный, паравербальный, социальный и материально-субстратный контексты коммуникативного взаимодействия, что в итоге позволило сделать некоторые обобщения, выходящие за пределы проблематики коммуникативного онтогенеза и касающиеся русской коммуникативной практики в целом, а также русской ценностной картины мира.

Глава 2

Когнитивное переводоведение: методологические основы и перспективы

На протяжении длительного времени механизмы декодирования и интерпретации смысла иноязычного текста при переводе являлись объектом многих исследований, однако интерес ученых к данной проблеме до сих пор не угасает. В связи с процессами глобализации и глокализации переводческая деятельность значительно трансформировалась, и перед специалистами появляются все новые задачи. В условиях широкого распространения антропоцентрического подхода к языковым явлениям и категориям в лингвистике XXI века именно переводчик, а точнее его мозг, становится фокусообразующим звеном научных изысканий. Ученые стремятся расшифровать мыслительные операции, происходящие в голове у человека в процессе выполнения перевода. Достижение поставленной цели во многом решает проблему оптимизации переводческого процесса, усовершенствования лингводидактики перевода, а также разработки релевантных тестовых процедур по экспертизе профессиональных компетенций переводчика.

2.1. Когнитивное переводоведение как интегративная область науки

Научная проблема декодирования иноязычного смысла при переводе рассматривается в аспекте различных дисциплин (переводоведение, психолингвистика, социолингвистика, лингвосемиотика, лингводидактика и др.), однако наиболее эффективные результаты были получены с помощью когнитивного подхода к современной теории перевода. Такого рода исследования отличаются междисциплинарностью и своего рода авангардизмом благодаря применению новейших методов и современного оборудования. Появление значительного количества работ в русле когнитивистики и теории перевода свидетельствует о становлении когнитивной парадигмы в переводоведении, что, в свою очередь, позволило интегрировать все эти усилия и выделить самостоятельную научную дисциплину – когнитивное переводоведение.

Когнитивное переводоведение – одно из наиболее современных и перспективных направлений в мире лингвистических исследований. Прежде чем сформулировать определение этой науки, ее цель, задачи, объект и предмет, необходимо рассмотреть предпосылки возникновения и обстоятельства, способствующие ее развитию.

Лингвистика стала основным аналитическим инструментом в систематизации переводческих явлений после появления в научном мире монографии «Stylistique comparеe du francais et de l’anglais» (1958) авторов Ж.-П. Винэ и Ж. Дарбельне (Vinay и Darbelnet). Зарождающаяся методология позволила выйти за рамки лексического уровня, проникнув в зону различных других языковых уровней с целью выработки релевантных приемов, способствующих устранению переводческих ошибок.

Сформировавшаяся таким образом лингвистическая теория перевода в процессе своего развития неизменно использовала актуальные для того или иного периода лингвистические направления и концепции. В работах различных авторов находили отражение основные положения сопоставительной и типологической лингвистики, трансформационная грамматика Н. Хомского, функциональная теория Дж. Ферта и М.А. Халлидея, лингвистическая прагматика и теория коммуникации. Однако все эти работы подвергались серьезной критике. Обращение к предложению вне контекста и игнорирование коммуникативных факторов надолго вытеснили данные подходы из поля зрения переводоведов.

Попытки положить конец жесткой зависимости перевода от исходного текста совпали с переходом от контрастивной лингвистики к лингвистике текста в середине 1970-х гг. и с признанием читателя активным со-творцом текста (Nida, 1964; Nida, Taber, 1969). Так, фокус лингвистики и переводоведения одновременно сместился с отдельного знака на текст как целостную единицу. Данные преобразования легли в основу текстоцентрического подхода к переводу, определяющего данный вид деятельности как операцию, в которой текст становится ключевым фактором переводческого процесса. В свою очередь, под переводческим процессом в данной работе понимается «разновидность когнитивной деятельности человека, предполагающей взаимодействие когнитивных и языковых структур индивида (переводчика) в самом широком контексте его психосемиотической характерологии» (Фесенко, 2002: 66). Текстоцентрический подход к переводу интерпретируется по-разному: Neubert (1985), Neubert, Shreve (1992), Wilss (1982), Baker (1992), Hatim, Mason (1990, 1997). Несмотря на различия, во всех этих работах основное внимание уделяется анализу текста и подчеркивается важность контекстульных, дискурсивных и прагматических аспектов в переводческом процессе.

Тем не менее переосмысления важности контекста и прагматики в рамках текстоцентрического подхода по-прежнему недостаточно для объяснения его роли в переводческом процессе. Чтобы более полно отражать деятельность самого переводчика, модель должна включать описание психических процессов, обеспечивающих такую деятельность. С этой целью разрабатывается психолингвистическая модель перевода, использующая положения теории речевой деятельности. Известно, что в соответствии с целью речевого акта у говорящего сначала формируется внутренняя программа будущего сообщения, которая затем развертывается в речевое высказывание. Исходя из этого, психолингвистическая модель перевода постулирует, что, осуществляя процесс перевода, исполнитель сначала преобразует свое понимание содержания оригинала в собственную внутреннюю программу, а затем развертывает эту программу в текст перевода. Поскольку внутренняя программа существует в форме субъективного кода говорящего, такое представление процесса перевода включает два этапа – «перевод» с исходного языка на внутренний код и «перевод» с внутреннего кода на переводной язык (Комиссаров, 1990: 170–173). Психолингвистическая модель перевода полностью соответствует пониманию перевода как вида речевой деятельности. К сожалению, объяснительная сила такой модели ограничивается тем обстоятельством, что мы не знаем, как происходит такое «свертывание» и «развертывание», какие элементы содержания сохраняются во внутренней программе, и как выбирается один из возможных путей реализации такой программы в тексте перевода.

Для заполнения этих лакун появились исследования взаимосвязи когниции, языка и культуры: теория прототипов Элеоноры Рош (Rosh, 1973, 1975; Lakoff, 1987), а также концепция фреймовой семантики Чарльза Филлмора (Vannerem, Snell-Hornby, 1986; Vermeer, Witte, 1990). Наибольший интерес научного сообщества к применению когнитивного подхода к переводческим проблемам стал прослеживаться с 1982 г., когда Гидеон Тури сравнил загадочную работу мозга переводчика с «черным ящиком» (Toury, 1982; 1995). Ученые задались вопросом: если реконструировать мыслительные процессы, протекающие в мозге переводчика, то способствует ли это более эффективному переводческому процессу? Логичнее, на наш взгляд, ставить вопрос немного иначе: возможно ли грамотнее построить процесс обучения переводчиков и разработать релевантные электронные технологии в помощь переводчикам, если знать о протекающих у них в «черных ящиках» когнитивных процессах? Отвечая на поставленный вопрос, Э. Прунч эксплицирует свое предположение о том, что декодирование мыслительных операций, выполняемых переводчиком в ситуации эксперимента, приближенного к естественной социальной среде, и создание валидной базы для дидактики перевода послужило бы снятию излишней когнитивной нагрузки с переводчиков и гораздо облегчило бы их профессиональную деятельность (Прунч, 2015).

Однако реализация данной идеи сталкивается с проблемой адекватной интеграции исследований когниции и коммуникации в переводческом процессе, которым было посвящено уже значительное количество работ. Когнитивная лингвистика и современная теория перевода имеют тесные и противоречивые отношения, приведшие, тем не менее, к развитию отдельного научного направления. Закономерным в таком случае представляется отсутствие однозначной номинации этой области знания, разрабатываемой представителями различных дисциплин и представляющей собой некое проблемное поле. В отечественной лингвистике до сих пор нет компактного и благозвучного термина, способного заменить такие описательные номинации, как «когнитивная модель перевода», «когнитивный подход к теории перевода», «когнитивная парадигма в современном переводоведении», «когнитивные особенности процесса перевода», «когнитивное пространство перевода», «когнитивное моделирование перевода», «когнитивный аспект переводческого процесса», что свидетельствует об этапе становления новой дисциплины. В сообществе западных ученых также встречается немалое количество предтерминов: «cognitive translation-related research», «cognitive study of translation and interpretation», «translation studies and the cognitive theory», «cognitive management problem of interpreting», «cognitive approach to translation», «cognitive linguistics for translation studies» и другие. Однако среди последних можно выделить два наиболее релевантных термина: Cognitive Translation Studies, введенный в обиход Сандрой Л. Халверсон в 2010 г. (Halverson, 2010; 2013; 2014) и Cognitive Translation Theory (Rojo, Ibarretxe-Antu?ano, 2013: 22), которые в данной работе предлагается переводить как «когнитивное переводоведение» и в дальнейшем использовать в качестве предпочтительного варианта для обозначения развивающегося научного направления.

Интегративная природа когнитивного переводоведения прослеживается в решении переводческих задач посредством методологии когнитивной лингвистики и когнитивного терминоведения (Голованова, 2014;

2015), а также с целью разработки новых комплементарных методов, удовлетворяющих потребностям теории перевода, верифицирующих на разнообразном переводческом материале уже имеющиеся когнитивные техники и способствующих обогащению потенциала когнитивных наук.

Таким образом, когнитивное переводоведение – это научное направление, развивающееся на стыке дисциплин естественно-научного цикла (когнитивная психология, нейрофизиология, нейропсихология и эргопсихометрия) и гуманитарного блока (когнитивистика, теория перевода, психолингвистика, лингвокультурология, лингвосемиотика, лингводидактика, когнитивное терминоведение), изучающее проблемы соотношения протекающих в теле и мозге человека когнитивных операций и продуцируемых переводческих решений, роль языковой личности переводчика как субъекта познания в декодировании исходного текста и воспроизведении текста перевода, а также переводческие закономерности, устанавливаемые с помощью методологического арсенала когнитивных наук.

В связи с выделением когнитивного переводоведения в отдельное научное направление закономерно встает вопрос об идентификации его предмета изучения, ответить на который однозначно не представляется возможным в силу междисциплинарного, интегративного характера самой дисциплины. Нейрофизиологи фокусируются на процессах переработки информации и хранении языковых данных в мозге человека. Особый интерес у них также вызывает способность переводчиков-синхронистов одновременно выполнять несколько видов деятельности: восприятие, интерпретацию и воспроизведение информации. Психолингвисты рассматривают ментальные репрезентации, возникающие при обработке исходного текста (Kintsch, 1988; 1994; Gernsbacher, 1994), проводят фонологический и орфографический анализ с точки зрения психолингвистики с целью распознавания слов (Humphreys, Evett, 1985; Seidenberg, McClelland, 1989). Когнитивисты отдельно изучают факторы, влияющие на производительность памяти и внимания переводчика (Miller, 1956; Gerver, 1976; Gile, 1985; 1991; Baddeley, 1990), определяют единицы ориентирования, которые помогают считывать информацию при переводе (Danks, 1995), исследуют явление «когнитивного наложения» (overlapping) ментальных операций восприятия, обработки и продуцирования информации (de Groot, 1997; Danks, 1997; Padilla, Bajo, Padilla, 1999). Теоретики перевода исследуют вертикальные и горизонтальные формы перевода (Seleskovitch, 1978; de Groot, 1997), когнитивные стратегии сегментации исходного текста (Mu?oz, 1995; Алексеева, 2011), когнитивные микро- и макропроцессы переводческой деятельности (Padilla, Bajo, Padilla, 1999; Минченков, 2008) и т. д.

Из этого следует, что когнитивное переводоведение и его предмет изучаются всесторонне, сквозь призму различных взглядов, в зависимости от исследовательского подхода и научного направления, от вида перевода (устный, письменный, последовательный, синхронный, шушутаж, перевод с листа и др.) и применяемых методов, от субъекта перевода (билингвы v.s. профессиональные/непрофессиональные переводчики, студенты) и тематической направленности текста (художественный, научно-технический, официально-деловой и т. д.). При этом стоит отметить, что перечисленные аспекты отнюдь не противоречат, а скорее дополняют друг друга.

На современном этапе в рамках отечественного когнитивного переводоведения как мультивекторного направления предложены новые объекты исследования, такие как когнитивно-дискурсивная матрица перевода (Т.Г. Галушко), когнитивная готовность переводчика (А.Н. Усачева), когнитивные механизмы перевода (Л.В. Кушнина) и т. д., что свидетельствует о развитии научной мысли в этом направлении, а значит – о безусловной его значимости и перспективе.

Итак, когнитивное переводоведение является новым интегративным научным направлением, находящимся в стадии становления и развития терминологического аппарата, однако уже имеющим собственный предмет, зависящий от вектора исследования и заданных экспериментальных условий. Данная дисциплина по праву занимает собственную нишу в мире научных изысканий на основании значительного количества публикаций о «рассекречивании» мыслительных процессов переводчика и развитого методологического арсенала, которому будет посвящен следующий параграф.

2.2. Методы исследования когнитивных процессов в переводческой деятельности

Любая научная дисциплина имеет собственный репертуар методов исследования, и когнитивное переводоведение не является исключением. Несмотря на сравнительно недавнее зарождение, в русле данного направления уже насчитывается более двух десятков интересных перспективных методов, на основе которых учеными были получены любопытные результаты.

Имеющиеся методы можно классифицировать исходя из заданной цели исследования и характеристики полученных данных. Так, на рассмотрение когнитивных процессов переработки текста направлен метод интроспекции, предложенный Д. Селескович и М. Ледерер. Этот метод предполагает извлечение исходного смысла и его перекодирование в целевой язык, причем оригинал и перевод могут быть идентичными по смыслу только в данном контексте. Метод был предложен в рамках интерпретативной модели перевода (Seleskovitch, Lederer, 1993), которая заключается в трехступенчатом процессе перевода: понимание, девербализация и преобразование. По мнению авторов метода, общение между людьми осуществляется с помощью обмена речевыми высказываниями-текстами, обладающими определенным смыслом.

С целью формирования эмпирической базы для изучения переводческого дискурса используется метод воспроизведения и ретроспекции – самооценивание, эксплицирующее мыслительный процесс принятия переводческих решений и последующий анализ их эффективности (Hansen, 2009; Risku, 2009). Данная группа методов ориентирована на распознавание переводческих стратегий и их ратификацию как самими создателями, так и экспертами. Данные, полученные таким способом, позволяют идентифицировать переводческие ошибки и классифицировать их.

Для достижения аналогичной цели широко используется заимствованный из психологии метод озвучивания процессов мышления СМП (т. е. «стенограмм процессов мышления» от англ. TAPs – Think Aloud Protocols), также его называют метод ВМП (т. е. «воспроизведение мыслительного процесса» от нем. LD-Protokolle – Protokolle des Lauten Denkens) (Tirkkonen-Condit, 1991).

Наиболее ярко и концентрированно в отечественной лингвистике этот метод представлен в монографии «Когниция и эвристика в процессе переводческой деятельности» под авторством А.Г. Минченкова. Автор утверждает, что «для успешного перевода важно не столько знание межъязыковых соответствий, сколько способность «видеть за словами мысль», то есть формировать, отталкиваясь от слов текста, когерентную концептуальную структуру в сознании и затем воплощать ее на другом языке, соотнося концепты со значениями имеющихся в распоряжении этого языка единиц» (Минченков, 2007: 139–140). Проведенный автором монографии эксперимент выявил четыре типа переводческих ситуаций. К первому типу ученый отнес ситуации, в которых переводимый текст не вызывал трудностей у переводчика. Английский вариант моментально выдавался переводчиками, поэтому создавалось впечатление, что единицы исходного текста заменялись единицами переводного текста. Второй тип ситуаций автор назвал рекомбинацией концептов, поскольку в данном случае переводчик не мог объективировать концепт доступными ему средствами языка перевода. Следующий тип ситуаций – смешанный, включает рекомбинацию и автокоррекцию, вызванную неудовлетворенностью переводчика определенным вариантом перевода. Четвертый тип ситуации автор связывает с автокоррекцией, предполагающей челночные операции, т. е. переходы от слов ПЯ к вербальным концептам и от них к концептам-образам, и обратное действие. По мнению оппонентов А.Г. Минченкова, результаты эксперимента подтверждают высказываемую психолингвистами мысль о том, что рецептивные и продуктивные операции происходят в сознании воспринимающего текст человека параллельно. Анализ протоколов записей позволил автору выявить и обобщить разнообразный опыт восприятия и понимания иноязычного текста переводчиками. И прежде всего то, что между процессами декодирования воспринимаемого текста и кодированием порождаемого текста не существует четкой границы (Алексеева, Шутемова, 2012).

Для выявления все тех же переводческих стратегий и приемов достаточно популярным стал метод программных кей-логгеров (или логгинг-метод) – практика скрытого наблюдения и мониторинга ударов по клавиатуре удаленного компьютера обычно с использованием программного приложения, например компьютерной программы TRANSLOG (Транслог), созданной А.Л. Якобсеном, или встроенного компьютерного устройства (Jakobsen, 2006; 2011; Gopferich, Jakobsen, Mees, 2008; O’Brein, 2010). Метод программных кей-логгеров сегодня все активнее используется для изучения процесса письменного перевода и является альтернативой метода TAPs, по сравнению с которым имеет ряд преимуществ.

В данном контексте особое внимание заслуживает описание эксперимента, проведенного профессором А.В. Ачкасовым в Лаборатории письменного перевода СПбГУ. Целью процедуры было распределение типов действий переводчиков в процессе терминологического поиска и выявление их наиболее оптимального соотношения. В эксперименте фиксировались следующие параметры: ввод текста с клавиатуры, обращение к инструментам переводческой интернет-эвристики, автоматические снимки экрана. Анализ лог-данных позволил, с одной стороны, статистически обосновать довольно предсказуемую гипотезу о том, что использование тематических корпусов повышает качество перевода и снижает время, потраченное на алгоритм поиска, а более высокая переводческая компетентность предполагает более осмысленные действия по терминологическому поиску. С другой стороны, данные эксперимента помогли выявить наиболее продуктивные стратегии терминологической интернет-эвристики и типичные ошибки в поисковой навигации. Перспективой метода является его практическое применение в области тестирования переводчиков, а также изучение семантических и синтаксических аспектов письменного перевода (Ачкасов, 2010; 2011).

В процессе разработки процедуры экспертизы переводчиков с целью подтверждения квалификации и присвоения им определенной категории профессиональной компетенции также апробировались следующие методы: ведение записей групповых заседаний (Kubmaul, 1995, 2000), метод оценки перевода (Baric, 1971; 1994; Krings, 1986; Lorscher, 1991), метод оценки перевода с привлечением практикующих переводчиков в качестве испытуемых (Krings, 1988; Минченков, 2007); а также сравнение переводов, выполненных профессиональными и непрофессиональными переводчиками (Jaaskelainen, 1999); заимствованный из социологии метод триангуляции, применяемый для объединения данных, полученных из разных областей различными способами (Alves, 2003; Gopferich, Alves, Mees, 2010) и др.

С целью изучения мыслительных процессов, происходящих в сознании устных переводчиков, успешно применяется метод когнитивных компонентов (Marslen-Wilson, 1973; Gerver, 1974; Lambert, 1992; Gile, 1997; Padilla, Bajo, Padilla, 1999). Диагностика состоит из анализа и сравнения заданий, в которые включены различные компоненты более сложных заданий. В рамках этого метода сравниваются результаты выполнения упражнений, направленных на разные виды деятельности: воспроизведение синхронного перевода, пересказа и выполнение упражнений методом дублирования (shadowing), когда испытуемый слушает аудиозапись и одновременно пытается повторять ее вслух как можно ближе к оригиналу.

Не менее активно апробируется метод когнитивных корреляций (Garham, Oakhill, 1989; Dillinger, 1994; Glenberg, Kruley, Langston, 1994; Padilla, Bajo, Padilla, 1999), направленный на сопоставление различных навыков, применяемых разными субъектами: письменными и устными переводчиками, профессионалами, студентами, билингвами и пр. В рамках этого метода испытуемым предлагаются задания, измеряющие производительность памяти и внимания, пропорцию восприятия исходного текста и воспроизведения переводного продукта. Результаты, полученные с помощью двух последних методов, широко применяются в лингводидактике перевода.

Наиболее востребованным в последнее время методом когнитивистики можно считать метод визуального наблюдения за движениями глаз (Eye-Tracking Method). Впервые идею о том, что глаза человека в процессе чтения двигаются не монотонно, а с короткими паузами и резкими передвижениями выдвинул Луи Эмиль Жаваль в 1879 г. Далее Эдмунд Хью создал первое устройство для отслеживания глаз. Начиная с 1950-х гг. зарубежные и отечественные ученые (Ярбус, 1967; Rayner, 1978; Just, Carpenter, 1980; Posner, 1980; Hoffman, 1998; Холсанова, 2007; Wright, Ward, 2008) вели многочисленные записи экспериментов по оценке движения глаз, чем обогатили мировую копилку знаний о когнитивной системе человека. В контексте переводоведения с помощью данной методики можно установить время прочтения исходного текста, зафиксировать скорость переводческой реакции и время поиска эквивалента (Risku, 2009), измерить производительность памяти и внимания (в процентах), установить корреляцию длительности фиксации и частоты саккады глазного яблока переводчика с продуктивностью переводческих решений, саморефлексией, проявлением креативности.

Несмотря на внушительную палитру методов и возможности применения современных технологий, в когнитивном переводоведении все же имеется ряд проблем, требующих рационального решения:

1. Уязвимое место многих исследований в русле когнитивного переводоведения – это методологическая сложность интеграции психологических параметров и языковых значений в работах, которые основывались только лишь на конкретных сведениях и измеряемых данных (Pochhacker, 1994).

2. Несмотря на дорогостоящее высококачественное техническое оборудование, экспериментальная среда процесса перевода остается искусственной и в значительной степени отличается от реальной ситуации перевода (Прунч, 2015).

3. Ряд исследований с применением экспериментальных методов имеют размытые цели и задачи, что приводит к бессмысленности их проведения, поскольку полученные данные нигде и никем не смогут быть использованы, а ведь «теория перевода имеет право на существование, только если она обеспечивает выход в дидактику перевода, в практику подготовки переводчиков» (Сдобников, 2014) или в разработку технического приложения в помощь переводчику.

Вышеупомянутая проблематика закономерно выдвигает ряд теоретических задач, требующих выполнения в контексте когнитивного переводоведения:

1. Систематизировать и обобщить накопленные знания и результаты экспериментов в рамках когнитивного подхода к теории и практике перевода.

2. Ввести в научный обиход единый общепринятый термин, номинирующий отделившуюся область науки.

3. Упорядочить терминологический аппарат, дифференцировать и дать определения ключевым понятиям.

4. Задать вектор экспериментальным исследованиям в условиях, максимально приближенных к реальным.

5. Верифицировать имеющиеся методы и технологии с позиции их дальнейшего практического применения.

Этим, безусловно, спектр задач не исчерпывается. Далее мы постараемся осветить в той или иной степени наиболее актуальные из них. Необходимо также обозначить, что эмпирический материал, представленный в монографии ниже, в большей степени ориентирован на изучение мыслительных процессов, протекающих в голове переводчика в условиях письменной коммуникации. Это обусловлено тем, что когниция письменного переводчика наиболее слабо освещена в отечественной литературе, а имеющиеся неизученные аспекты наиболее продуктивно могли бы встроится в лингводидактическую программу подготовки переводчиков в сфере профессиональной коммуникации, а также максимально конструктивно способствовать усовершенствованию имеющихся систем автоматизированного перевода.

В связи с этим далее в работе все виды представленных текстов мы относим к специальным. В нашем исследовании специальный текст понимается как структурированная целостная общность языковых единиц, содержащая общенаучную и отраслевую терминологию и ориентированная на максимально четкое, точное и наиболее полное изложение содержания той или иной профессиональной деятельности.

В контексте рассуждений о переводе специальных текстов в рамках когнитивной парадигмы первостепенным представляется рассмотрение одного из самых сложных и значимых понятий в теории перевода – единицы перевода. Поскольку интегративная, междисциплинарная основа когнитивного переводоведения определяет суть всех его категорий, как основных, базовых, так и периферийных, то это в полной мере относится и к исследуемому во многих работах противоречивому понятию единицы перевода, которое далее будет рассмотрено как когнитивное явление интегрированной природы.