Рассмотрим состав т.н. логической нормы на конкретном примере. В п. 2 ст. 102 НК РФ содержится запрет следующего содержания: «Налоговая тайна не подлежит разглашению налоговыми органами, органами внутренних дел, органами государственных внебюджетных фондов и таможенными органами, их должностными лицами и привлекаемыми специалистами, экспертами, за исключением случаев, предусмотренных федеральным законом». Здесь налицо гипотеза, причем подразумеваемая (если перечисленными субъектами получены сведения, составляющие налоговую тайну), и диспозиция-запрет (эти сведения нельзя разглашать). Согласно трехэлементной концепции, санкцию данной нормы нужно искать в налоговом законодательстве либо в иных источниках права. В п. 4 ст. 102 НК РФ присутствует общая норма с бланкетной отсылкой, согласно которой утрата документов, содержащих составляющие налоговую тайну сведения, либо разглашение таких сведений влечет ответственность, предусмотренную федеральными законами. Конкретные предписания, устанавливающие уголовную ответственность за незаконное разглашение сведений, составляющих коммерческую, налоговую или банковскую тайну, находим в чч. 2, 3 и 4 ст. 183 УК РФ. С учетом всех названных предписаний конструируем логическую норму: «Если налоговыми органами, органами внутренних дел, органами государственных внебюджетных фондов и таможенными органами, их должностными лицами и привлекаемыми специалистами, экспертами получены сведения, составляющие налоговую тайну (гипотеза), эти сведения нельзя разглашать без согласия их владельца (диспозиция), в противном случае нарушители наказываются штрафом в размере до 120 000 рублей или в размере заработной платы или иного дохода осужденного за период до одного года с лишением права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью на срок до 3 лет либо лишением свободы на срок до 3 лет (санкция №1); в случае причинения крупного ущерба или разглашения налоговой тайны из корыстной заинтересованности, – штрафом в размере до 200 000 рублей или в размере заработной платы или иного дохода осужденного за период до восемнадцати месяцев с лишением права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью на срок до 3 лет либо лишением свободы на срок до 5 лет (санкция №2); если деяния повлекли тяжкие последствия, – лишением свободы на срок до 10 лет (санкция №3)».
Но и это еще не все. Имущественные санкции в виде возмещения убытков, причиненных в результате в том числе и неправомерного разглашения налоговой тайны, вытекают из п. 2 ст. 103 НК РФ и ст. 16 ГК РФ. Очевидно, они также должны войти в состав санкции комбинируемой логической нормы. Что же мы получаем в результате такой комбинации? Гипотеза и диспозиция нормы налогово-правовые, а в ее санкции присутствуют уголовно-правовые, налогово-правовые и гражданско-правовые компоненты. Какова тогда отраслевая природа скомбинированной нормы? Неужели «смешанная», так сказать, налогово-уголовно-гражданско-правовая? Но это абсурд, абсолютная эклектика!
Другой пример: общеизвестно, что материальные нормы уголовного и административно-деликтного права в силу своей универсальности обеспечивают выполнение многих нормативных предписаний процессуального характера; при попытках формирования единой логической нормы получаем правовую норму, одна часть которой относится к материальному, а другая – к процессуальному праву; в свете трехэлементной концепции такие нормы приобретают смешанный характер – становятся «процессуально-материальными» (или наоборот).
Как видим, концепция логической нормы ввиду ее эклектичности «разрушает» отраслевое построение системы права (отрасль – институт – норма), поскольку имеет место парадоксальная ситуация: разные элементы одной и той же нормы подчиняются различному отраслевому режиму, что недопустимо с точки зрения отраслевой сегментации права. Подобные выводы крайне актуальны для налогового права, где в доктрине и законодательстве в отличие, скажем, от гражданского или административного права, преобладает позиция об отраслевой замкнутости, т. е. недопустимости включения налогово-правовых норм в комплексные нормативные акты. Добиться этого в законодательной практике малореально, по крайней мере, сегодня, но к такой «чистоте» налогового права нужно стремиться, по возможности максимально ограничивая включение налогово-правовых норм в акты иной отраслевой природы.
Таким образом, даже простейшие примеры заставляют сомневаться в истинности трехэлементной концепции логической нормы права. При этом мы не рассмотрели еще более сложные случаи, когда, например, отдельные элементы т.н. логической нормы содержатся в предписаниях различной юридической силы или даже в разных по типу источниках права – нормативных актах, прецедентах, договорах, правовых обычаях.
Куда более приемлемым выглядит предположение, что в данном случае мы имеем дело не с одной-единственной логической нормой права, но с комбинацией целого ряда самостоятельных норм различного элементного состава и отраслевой принадлежности. В частности, в рассмотренном выше случае регулятивная налогово-правовая норма, закрепленная в п. 2 ст. 102 НК РФ, состоит из гипотезы и диспозиции, а три охранительные нормы уголовного права (чч. 2, 3 и 4 ст. 183 УК РФ) – из гипотезы и санкции. Очевидно, для эффективного воздействия на общественные отношения все нормы должны действовать в связке, взаимодополняя друг друга, но не утрачивая при этом своей оригинальной специализации. Скомбинированные вместе с нормами-дефинициями, легально определяющими понятия «налоговой тайны» (п. 1 ст. 102 НК РФ) и ее «разглашения» (абз. 2 п. 2 ст. 102 НК РФ), и логически «переработанные» в сознании толкователя, они образуют не отдельную норму права (пусть и называемую «логической»), но особую юридическую конструкцию с условным наименованием «Разглашение налоговой тайны». Включая элементы норм различной отраслевой природы, эта нормативно-логическая конструкция действительно носит межотраслевой характер, и в законченном виде в ней присутствует информация об условиях действия соответствующего запрета (гипотеза), сам запрет (диспозиция), различные негативные последствия его нарушения (санкции), а также дефиниции юридических понятий, используемых в данной конструкции. Именно в таком виде мы получаем логически завершенное юридическое средство, способное эффективно выполнять задачи правового регулирования.
На наш взгляд, жесткое требование об атрибутивном наличии гипотезы, диспозиции и санкции во всех без исключения нормах права не подтверждается практическим опытом. Приведем простейший пример: среди норм-правил есть значительный массив предписаний, которые в принципе не предполагают санкцию в качестве своего структурного элемента и потому априори не могут состоять из трех частей. Речь идет, конечно же, об управомочивающих нормах, предоставляющих лицу возможность действовать определенным образом либо бездействовать по своему усмотрению без какой-либо угрозы государственного принуждения. Добавьте сюда санкцию, и вместо субъективного права мы получим его прямую противоположность – юридический запрет или обязанность. То же самое можно сказать и о специализированных нормах (декларациях, принципах, констатациях, дефинициях, оперативных и коллизионных нормах), структура которых не всегда вписывается в рамки трехэлементной концепции.
Достоинство концепции многообразной структуры состоит, на наш взгляд, в отсутствии жесткой абсолютизации количественного и качественного состава правовых норм, что значительно расширяет возможности правового регулирования по сравнению с другими теориями. «Речь идет не о том, – пишет В.Н. Протасов, – что двух-, трех-, четырехэлементные конструкции противопоставляются друг другу и правильной является какая-то одна. Право на существование имеют все подходы к строению юридической нормы, и их нужно рассматривать как «набор» моделей, своего рода инструментов для анализа текста нормативно-правового акта, каждый из которых призван решать свои, только ему присущие задачи этого анализа»[253 - Протасов В.Н. Теория права и государства. Проблемы теории права и государства: Вопросы и ответы. М., 1999. С. 56.].
Концепция многообразной структуры не отрицает возможного использования трехэлементных норм, построенных по схеме «если – то – иначе», но лишь подчеркивает, что это только один из возможных вариантов построения правовой нормы. Тот факт, что нормы, включающие все три элемента, практически не встречаются, говорит не о том, что нормы с подобной структурой невозможны в принципе, но лишь о том, что современный законодатель полагает нецелесообразным их использование.
Возможно обнаружить в праве и нормы, состоящие из одного элемента, а именно – из диспозиции. Особенно много таких «безусловных» норм в конституционном законодательстве, где преобладают нормы-принципы, констатации, декларации, общие запреты и дозволения. Например, «достоинство личности охраняется государством» или «никто не должен подвергаться пыткам, насилию, другому жестокому или унижающему человеческое достоинство обращению или наказанию» (чч. 1 и 2 ст. 21 Конституции РФ) – эти предписания носят абсолютный характер, т. е. действуют в любых обстоятельствах. В налоговом праве из одного элемента состоят некоторые нормы-принципы, нормы-констатации и большинство оперативных норм. Так, вряд ли имеет смысл искать какие-либо элементы кроме диспозиции в оперативной норме следующего содержания: «приостановить действие абзаца четвертого пункта 1 статьи 269 до 31 декабря 2009 года»[254 - См.: п. 22 ст. 2 Федерального закона от 26 ноября 2008 г. № 224-ФЗ «О внесении изменений в часть первую, часть вторую Налогового кодекса Российской Федерации и отдельные законодательные акты Российской Федерации» // СЗ РФ. 2008. № 48. Ст. 5519.]. Многие нормы-запреты уголовно-правового характера – грабить запрещается, убивать запрещается, насиловать запрещается и т.п. – также являются безусловными в том смысле, что обязательны всегда и для всех, безотносительно к каким-либо особым условиям и обстоятельствам. Конечно, в таких нормах можно признать гипотезу подразумеваемой ввиду ее очевидности и сформулировать ее максимально абстрактно – «всегда», «в любых случаях», «для всех и каждого», но тогда возникает резонный вопрос: как известно, назначение гипотезы – ограничить действие нормы определенными условиями, но поскольку исследуемые нормы действуют всегда, «без оглядки» на обстоятельства, зачем гипотеза нужна вообще? Полагаем, что если действие нормы не «привязано» к тем или иным определенным условиям, гипотеза в ней становится излишней.
Подавляющее же большинство правовых норм, причем как норм-правил, так и специализированных норм, состоят из двух элементов, где качественный состав элементов может быть различным. Классический пример двухэлементной нормы, построенной по формуле «если – то», находим, например, в ст. 7 НК РФ: «Если международным договором Российской Федерации, содержащим положения, касающиеся налогообложения и сборов, установлены иные правила и нормы, чем предусмотренные настоящим Кодексом и принятыми в соответствии с ним нормативными правовыми актами о налогах и (или) сборах (гипотеза), то применяются правила и нормы международных договоров Российской Федерации (диспозиция)». Нередко законодатель использует обратный порядок изложения гипотезы и диспозиции, например: «Экспертиза назначается (диспозиция) в случае, если для разъяснения возникающих вопросов требуются специальные познания в науке, искусстве, технике или ремесле (гипотеза)» (абз. 2 п. 1 ст. 95 НК РФ).
В юридической литературе периодически высказываются мнения о дополнении структуры нормы различными новыми элементами, помимо гипотезы, диспозиции и санкции. Чаще всего речь идет об адресатах нормативных предписаний[255 - См., напр.: Шагиева Р.В. Процессуально-правовые нормы и их реализация в социалистическом обществе. Казань, 1986. С. 21.]. Так, по мнению С.С. Рассолова, в современных условиях демократизации, признания прав и свобод человека субъектов права необходимо прямо включать в структуру любой правовой нормы или «во всяком случае их необходимо иметь всегда в виду, рассматривать, вводить в действие и т.д., а не отрицать или делать вид, что их просто нет». Отстаивая достоинство четырехэлементной схемы, ученый приходит к выводу, что «субъект – важнейший элемент нормы права»[256 - Рассолов М.М. Проблемы теории государства и права: Учеб. пособие. М., 2007. С. 195-197.]. Полагаем, вряд ли нужно подвергать сомнению тот факт, что при анализе любой правовой нормы «необходимо всегда иметь в виду» ее адресатов. Наряду с другими факторами, обусловливающими действие нормы во времени и в пространстве, субъектный состав прямо и непосредственно влияет на содержание всех элементов правовой нормы.
Представляется, что адресаты предписаний, не являясь самостоятельными элементами правовой нормы, участвуют в формировании отдельных элементов налогово-правовых норм, чаще всего гипотезы. Значимость субъекта как фактора, влияющего на структуру нормы, подтверждается тем обстоятельством, что состав элементов и характер одной и той же правовой нормы может меняться в зависимости от адресата, к которому обращено соответствующее предписание. Проиллюстрируем это на примере следующей нормы: «Отказ эксперта, переводчика или специалиста от участия в проведении налоговой проверки влечет взыскание штрафа в размере 500 рублей» (п. 1 ст. 129 НК РФ). Эта охранительная норма одновременно обращена к целому ряду субъектов, и в зависимости от адресата функциональная природа составляющих ее элементов будет различаться. Прежде всего, эта норма адресована специальным субъектам налогового права – экспертам, переводчикам, специалистам, и для них она складывается из гипотезы и санкции: «Если эксперт, переводчик или специалист отказался от участия в проведении налоговой проверки (гипотеза), то он обязан претерпеть неблагоприятные последствия в виде штрафа в размере 500 рублей (санкция)». Но качественный состав нормы видоизменяется в ситуации, когда данная норма обращается к властным субъектам, уполномоченным привлекать к ответственности за ее нарушение, т. е. к налоговым органам и судам. В этом случае норма будет состоять из гипотезы (налоговое правонарушение, совершение которого обусловливает действие второй части нормы) и диспозиции (обязанность уполномоченного субъекта привлечь нарушителя к ответственности в виде штрафа); ответственность же за неисполнение налоговыми органами этой обязанности нужно искать в других нормах права. Итак, если наложение штрафа для потенциальных нарушителей – это санкция, угроза наказанием, то для властных субъектов – позитивная обязанность, «призывающая» их к активным действиям. Как видим, то, что с точки зрения одного субъекта в норме права выступает диспозицией, для другого является санкцией. В данном случае «санкция одной нормы становится диспозицией при нарушении охраняемой нормы и применении мер принуждения к правонарушителю»[257 - Лейст О.Э. Сущность права. Проблемы теории и философии права. М., 2002. С. 69.]. Таким образом, определение качественного состава налогово-правовой нормы в некоторых случаях непосредственно зависит от адресата нормы.
Подавляющее большинство авторов рассматривают норму в качестве первичного элемента правовой системы, ее «кванта», «атома», т. е. исходной и неразложимой без ущерба для своего содержания «частицы» права. Юридическая норма традиционно именуется «первичным звеном правового регулирования общественных отношений»[258 - Цинделиани И.А. Нормы налогового права и налоговые правоотношения // Налоговое право России: Учебник / И.А. Цинделиани, В.Е. Кирилина, Е.Г. Костикова и др. М., 2008. С. 107.], первичной клеточкой права, мельчайшей частицей его содержания, исходным структурным элементом его системы[259 - Байтин М.И. Сущность права (современное нормативное правопонимание на грани двух веков). М., 2005. С. 202.]. Для того чтобы выполнять в системе права роль «элементарной частицы», норме должны быть присущи единство, целостность, неделимость. Подходит ли на эту роль т.н. логическая норма? Является ли она «первочастицей» права, неразложимой на самостоятельные элементы? Очевидно, нет. «Если считать, что один из элементов правовой нормы находится в одной статье нормативного акта, а остальные элементы – в иных статьях, – верно замечает Б.И. Пугинский, – то норма права перестает быть цельным, целостным объектом». При подобном расчленении утрачивается совокупность устойчивых связей правовой нормы, обеспечивающих ее целостность и тождественность самой себе при различных изменениях ее частей[260 - Пугинский Б.И. О норме права // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 11. Право. 1999. № 5. С. 25.].
Кроме того, обозначение одним и тем же родовым понятием «норма» столь разнородных правовых явлений, как норма-предписание и логическая норма, вызывает дополнительные трудности в процессе реализации права. Не потому ли суды вместо термина «норма» вынуждены употреблять более нейтральную формулировку – «нормативное положение», с которым они ассоциируют исключительно норму-предписание? Представим себе проблемы юриста-практика, который, обращаясь к определенному пункту или статье нормативного акта, должен, видимо, сказать (или указать в официальном документе) примерно следующее: «Часть нормы, закрепленная в пункте (статье) таком-то…». Потому что, если он укажет иначе – «норма, закрепленная в пункте (статье) таком-то», – это может оказаться методологически неверно, ведь с позиции трехэлементной концепции отыскать норму права, целиком и полностью представленную в одном фрагменте правового текста, практически невозможно. Вот и пишет судья в своем решении: «Нормативное положение, закрепленное в статье такой-то». Или еще проще: «Согласно статье такой-то». А что уж там в этой статье – норма или только часть нормы, и какая именно часть, пусть теоретики права разбираются между собой. Так может быть, научному сообществу пора согласиться с тем, что норма права должна ассоциироваться исключительно с т.н. нормой-предписанием (нормативным положением), а для объективно существующих в праве образований, именуемых логическими нормами, подобрать иное наименование? Мы считаем, это наиболее верным решением проблемы.
Если норма не имеет в своем составе одного из элементов, скажем, гипотезы или санкции, то это не позволяет вывести из ее содержания условия применения нормы или соответствующие средства ее принудительного обеспечения. Сможет ли такая «неполная» норма эффективно выполнять функции правового регулирования? Ответ очевиден: в одиночку не сможет. Но это не повод называть ее «неполноценной». Любая норма, вырванная из контекста, вне системной связи с другими нормами той же отрасли, а нередко и других отраслей права, не способна в полном объеме реализовать свое регулирующее воздействие. «Для регламентирования даже простого общественного отношения, как правило, всегда необходима система взаимосвязанных норм»[261 - Винницкий Д.В. Российское налоговое право: проблемы теории и практики. СПб., 2003. С. 238.]. Специализация и конкретизация права приводит к тому, что все правовые нормы можно считать незавершенными в том смысле, что ни одна из них сама по себе не способна предстать полноценной моделью реального общественного отношения. Такая роль под силу лишь целым нормативным комплексам. Особенно ярко эта тенденция проявляется в налоговом праве, что обусловлено, в частности, значительным (по сравнению с другими отраслями) удельным весом отсылочных и бланкетных предписаний. Следует всемерно поддержать тезис о том, что «норма налогового права детально специализируется, и ее применение, воздействие на регулирование общественных отношений становится возможным только на уровне определенных совокупностей норм»[262 - Кучерявенко Н.П. Понятие и структура налогово-правовой нормы // Финансовое право. 2004. № 6. С. 11.].
Если та или иная налогово-правовая норма не содержит гипотезы или санкции, это не значит, что в праве их нет вообще. Это означает лишь то, что условия и обстоятельства действия данной нормы либо негативные последствия ее нарушения закреплены в других правовых нормах, и не обязательно в нормах именно налогового права. «Системность является существенным качеством права, поэтому правовые нормы неразрывно связаны между собой и в определенных аспектах выступают как диспозиции, имеющие свои гипотезы и санкции, в других – как элементы гипотез или санкций других норм»[263 - Лейст О.Э. К вопросу о структуре правовой нормы // Ученые записки Всесоюзного института юридических наук. М., 1962. Вып. 15. С. 21].
Рассмотрим в качестве простейшего примера системности правового регулирования норму, закрепленную в п. 6 ст. 84 НК РФ: «Постановка на учет, снятие с учета осуществляются бесплатно». Как видим, вырванная из контекста, эта норма непригодна для реализации: о каком учете здесь идет речь, кому она адресована – совершенно непонятно. Гипотеза и диспозиция этой нормы требуют хотя бы минимальной детализации. Только выстроив системно-логические связи с иными нормами ст. 84 НК РФ, можно усвоить ее смысловое значение: «В случае постановки на учет или снятия с учета в налоговых органах организаций и физических лиц (гипотеза), такая постановка или снятие с учета осуществляются бесплатно (диспозиция)».
По нашему мнению, необходимо признать нормой права то, что в теории права называют нормой-предписанием (нормативным положением, правовым предписанием, нормативно-правовым предписанием) и определяют как «то или иное логически завершенное положение, прямо сформулированное в тексте акта государственного органа» и содержащее «обязательное для всех лиц решение государственной власти»[264 - Мицкевич А.В. Акты высших органов Советского государства. М., 1967. С. 34.]; «элементарное, цельное, логически завершенное государственно-властное веление нормативного характера, непосредственно выраженное в тексте нормативного юридического акта»[265 - Алексеев С.С. Структура советского права. М., 1975. С. 81.]; «минимальную смысловую часть текста нормативно-правового акта, представляющую собой элементарное властное веление общего характера, обладающее формальной определенностью, целостностью и логической завершенностью»[266 - Давыдова М.Л. Нормативно-правовое предписание: природа, типология, технико-юридическое оформление. СПб., 2009. С. 45.] и т.п.
Сложные образования, получившие наименование логических норм, действительно присутствуют в праве, но представляют собой не юридические нормы как таковые, а особые нормативно-логические конструкции, сформированные из устойчивых сочетаний самостоятельных правовых норм. Причем структуры и отраслевая природа норм, входящих в одну и ту же нормативно-логическую конструкцию, может быть различна. Такие конструкции действительно содержат в своем составе три компонента трехэлементной структуры (гипотезу, диспозицию, санкцию). Другими словами, речь идет о целых комплексах норм одной или нескольких отраслей права, ассоциативно группируемых для решения конкретных задач правового регулирования и включающих нормы регулятивного и охранительного типа. Ведь даже сторонники выделения логических норм подчеркивают, что нормы-предписания и логические нормы – это различные первичные явления структуры права. Так стоит ли столь различные явления в праве охватывать общим родовым понятием? Более плодотворно, на наш взгляд, исходить из единого понятия правовой нормы, что вносит ясность в теорию права и облегчает правоприменение.
Противники рассматривать норму права только как нормативно-правовое предписание с подвижной структурой указывают на недопустимость отождествления нормы права с текстом нормативных актов. Действительно, нельзя смешивать нормы права и текстуальные части источников права. Но и абсолютизировать различия между ними вряд ли разумно, что многократно подчеркивалось в юридической литературе[267 - См., напр.: Кудрявцев Ю.В. Нормы права как социальная информация. М., 1981. С. 61.]. Подчиняясь требованиям официальности и формальной определенности, нормы права всегда полагают формой своего внешнего выражения отдельные пункты, абзацы, статьи или иные подразделения юридического текста. «Всякая норма есть правило, формулированное в словах, – писал И.А. Ильин, – в виде логического суждения и грамматического предложения»[268 - Ильин И.А. Теория права и государства. Сер. «Русское юридическое наследие». М., 2003. С. 81.]. Об этом же, только применительно к т.н. норме-предписанию, говорит С.С. Алексеев: «Особенности юридической нормы как первичной элементарной клеточки права таковы, что она мыслима в первую очередь в виде реального фрагмента правовой ткани, фактического предписания…, находящего прямое выражение в тексте нормативного или иного правового акта… Конкретное нормативное предписание не существует вне определенного, структурно выделенного подразделения в тексте акта»[269 - Алексеев С.С. Общая теория права: Учебник. М., 2009. С. 290.].
Можно сказать, что, по общему правилу, налогово-правовая норма не существует вне определенного, структурно выделенного фрагмента в тексте нормативного правового акта или иного источника налогового права. Думается, нужно в целом согласиться с тем, что «разделение нормативного правового акта на статьи, пункты, параграфы, подпункты, части и т.д. представляет собой операцию, направленную на фиксирование отдельных норм права»[270 - Пугинский Б.И. О норме права // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 11. Право. 1999. № 5. С. 32.].
Грамматической единицей оформления нормы налогового права выступает отдельное предложение или (гораздо реже) часть сложного предложения. Последнее применяется в целях экономии нормативного материала и чаще всего в случаях, когда разные нормы имеют идентичную общую часть, которую поэтому не имеет смысла каждый раз излагать заново. Как правило, законодатель, указав эту общую часть, использует в дальнейшем метод перечисления. Так, например, п. 1 ст. 21 НК РФ состоит из 15 подпунктов, в каждом из которых закреплено отдельное субъективное право налогоплательщика. Перед нами сложное предложение, части которого разделены точкой с запятой. При этом имеется общая часть: «Налогоплательщики имеют право». Можно, конечно, вместо одного пункта сделать пятнадцать, где каждый будет начинаться словами «налогоплательщики имеют право», но подобное дублирование неразумно. Таким образом, каждый из подпунктов п. 1 ст. 21 НК РФ вместе с начальной фразой, общей для каждого из них, содержит отдельную налогово-правовую норму управомочивающего характера.
Существуют и другие варианты объединения правовых норм в рамках сложного предложения. Например, иногда в норму-правило законодатель помещает соответствующую дефиницию. Достаточно редко в одном и том же сложном предложении содержатся две или более нормы-правила различной природы (управомочивающие, обязывающие, запрещающие). К примеру, в п. 5 ст. 73 НК РФ можно выделить две нормы-правила: 1) управомочивающую – при залоге (гипотеза) имущество может оставаться у залогодателя либо передаваться за счет средств залогодателя налоговому органу (залогодержателю) (диспозиция); 2) обязывающую – если заложенное имущество передается налоговому органу (залогодержателю) (гипотеза), на последнего возлагается обязанность по обеспечению сохранности заложенного имущества (диспозиция).
Соединение норм в рамках сложного предложения характерно и для т.н. норм-исключений (норм с оговоркой). Обратимся к рассмотренному выше п. 2 ст. 102 НК РФ: «Налоговая тайна не подлежит разглашению налоговыми органами, органами внутренних дел, органами государственных внебюджетных фондов и таможенными органами, их должностными лицами и привлекаемыми специалистами, экспертами, за исключением случаев, предусмотренных федеральным законом». Вторую часть сложного предложения, закрепленного в п. 2 ст. 102 НК РФ, можно представить в виде отдельной нормы-исключения управомочивающего характера: «При наличии предусмотренных федеральным законом случаев (гипотеза), разглашение налоговой тайны допускается (диспозиция)». Конечно, законодатель мог бы сформулировать эти две нормы раздельно, но в целях нормативной экономии он объединил их в одном и том же фрагменте текста НК РФ, используя формулу «основная норма + норма-исключение».
Текстовой фрагмент источника налогового права и содержащаяся в нем норма могут полностью совпадать. Однако нередко для содержательного выделения нормы из текстового фрагмента требуются логическое усилие и творческая переработка текста, позволяющие, во-первых, выделить основные элементы правовой нормы, во-вторых, подчеркнуть характер ее элементов, в-третьих, дополнить смысловое значение нормы материалом других норм (если это необходимо).
Рассмотрим, к примеру, двухэлементную норму, содержащуюся в п. 1 ст. 140 НК РФ: «Жалоба рассматривается вышестоящим налоговым органом (вышестоящим должностным лицом)». В логически завершенном виде эта норма может выглядеть примерно так: «Если подана жалоба на акт налогового органа, действия или бездействие его должностного лица (гипотеза), то она должна быть рассмотрена вышестоящим налоговым органом (вышестоящим должностным лицом) (диспозиция)». Что мы сделали? Во-первых, используя общепринятую схему «если – то», отделили гипотезу от диспозиции; во-вторых, расшифровали и детализировали гипотезу налогово-правовой нормы указанием о том, какую именно жалобу имеет в виду законодатель; в-третьих, используя модальный глагол «должен», трансформировали дескриптивное высказывание, описывающее поведение (рассматривает), в прескриптивное предписание (должна быть рассмотрена), подчеркнув обязывающий характер нормы. В процессе толкования права каждый юрист, прочитав нормативный текст, более или менее успешно трансформирует его путем несложных мысленно-логических операций, чтобы наиболее достоверно оценить содержащиеся в нем предписания с точки зрения их смысла и содержания.
Ранее мы говорили о присутствии в источниках права, помимо собственно норм, иных носителей нормативной информации (заголовков, схем, таблиц, образцов, символов, формул и т.п.). Последние могут выступать в качестве самостоятельных подразделений нормативных правовых актов (например, в виде приложений) либо в виде составной части структуры налогово-правовых норм. Например, шкала ставок целого ряда налогов и сборов (акцизы, сборы за пользование объектами животного мира и за пользование объектами водных биологических ресурсов, водный и транспортный налоги) установлена в табличной форме, что обеспечивает компактность и наглядность в изложении нормативного материала. Таблица в источниках права – это особым образом сгруппированная нормативная информация, чаще числового характера, сгруппированная и дифференцированная по определенным критериям, и разнесенная по вертикально-горизонтальным разделам и графам. Считается, что табличная форма «существенно облегчает восприятие текста, насыщенного однородными сведениями»[271 - Власенко Н.А. Язык права. Иркутск, 1997. С.136.]. Из нормативной информации, помещенной в таблице, путем несложных логических операций можно «извлечь» соответствующие правовые нормы.
Рассмотрим фрагмент такой таблицы (п. 4 ст. 241 НК РФ[272 - В настоящее время этот пункт, как и вся глава 24 НК РФ «Единый социальный налог», утратили силу, но в данном случае – как иллюстративный пример табличного изложения нормы налогового права – это значения не имеет.]): «Адвокаты и нотариусы, занимающиеся частной практикой, уплачивают налог по следующим налоговым ставкам:
В этом фрагменте Кодекса содержится налогово-правовая норма следующего содержания: «Адвокаты и нотариусы, занимающиеся частной практикой, налоговая база которых, рассчитанная нарастающим итогом, не превышает 280 000 рублей (гипотеза), уплачивают ЕСН по налоговой ставке 8 %, причем налог по ставке 5,3 % уплачивается в федеральный бюджет, по ставке 0,8 % – в Федеральный фонд обязательного медицинского страхования, по ставке 1,9 % – в территориальные фонды обязательного медицинского страхования (диспозиция)». Разумеется, законодатель мог бы изложить соответствующие нормы в обычной, словесно-языковой, форме, но подобное изложение «было бы громоздким и неудобным для восприятия, а главное, было бы формально менее определенным, оставляло бы больше места для недоразумений и неясностей»[273 - Язык закона / Под ред. А.С. Пиголкина. М., 1990. С. 96. 106].
Под правовыми символами в литературе понимаются закрепленные законодательством условные образы (замещающие знаки), используемые для выражения определенного юридического содержания и понятные окружающим людям[274 - Бабаев В.К., Баранов В.М. Общая теория права: краткая энциклопедия. Н.Новгород, 1997. С. 74.]. «Правовой символ – это создаваемый или санкционируемый государством условный знак, ценностное образование, выражающий определенное юридически значимое содержание и охраняемый государством»[275 - Шалагинов П.Д. Функции правовых символов: Автореф. дисс. … канд. юрид. наук. Н. Новгород, 2007. С. 14.]. Наглядным примером предметных правовых символов, используемых в сфере налогов и сборов, выступают акцизные марки.
С помощью специальных формул в налоговом законодательстве представлены, в частности, порядок расчета остаточной стоимости объектов амортизируемого имущества, амортизация по которым начисляется нелинейным методом (ст. 257), а также суммы налога на прибыль организаций, подлежащего удержанию из доходов налогоплательщика – получателя дивидендов (п. 2 ст. 275 НК РФ). В целом же, таблицы, схемы, символы, формулы, примерные формы и образцы, а также иные предметные, изобразительные, словесно-графические способы организации нормативного текста «предполагают использование языковых средств, но усиливают их понятность и выразительность»[276 - Давыдова М.Л. Проблемы классификации нормативно-правовых предписаний // Мат. VI межд. науч.-практ. конф. «Татищевские чтения: актуальные проблемы теории и практики». Ч. I. Тольятти, 2009. С. 59.].
Таким образом, с формально-логической точки зрения норма налогового права представляет собой минимально цельное, обладающее логической и смысловой завершенностью положение, непосредственно выраженное в обособленном фрагменте источника налогового права, обладающее подвижной структурой и в системной связи с иными правовыми нормами способное эффективно выполнять функции правового регулирования налоговых отношений. Налогово-правовые нормы могут состоять из различного числа элементов, причем двухэлементные структуры в источниках налогового права, безусловно, преобладают. В теории налогового права и в процессе правоприменения следует исходить из единого понятия нормы налогового права. Присутствующие в праве сложные образования, сформированные по схеме «если – то – иначе» и называемые «логическими нормами», являются особой разновидностью юридических конструкций – нормативно-логическими конструкциями, которые могут объединять в своем составе правовые нормы различной структуры и отраслевой природы.
§2. Нормативно-логические конструкции
Термин «система» относится к числу универсальных категорий, применяемых для характеристики любого объекта научного исследования. Всеобщее свойство системности присуще и праву, причем его следует рассматривать как частное проявление системности мироздания в целом. Система права представляет собой, прежде всего, устойчивое, непротиворечивое, иерархически организованное множество правовых норм, взаимосвязанных и взаимодействующих между собой. Соответственно, налоговое право – это система налогово-правовых норм. Главным свойством этой системы выступает сочетание единства и дифференциации, согласно которому право одновременно и единое, и дифференцированное целое. Мы констатируем, с одной стороны, единство правовых норм, а с другой – их специализацию.
Таким образом, всеобщее свойство системности присуще праву в качестве обязательного атрибута. В частности, уже отмечалось, что отдельно взятая норма, как правило, не способна выполнить миссию правового регулирования. Для этого нормы группируются в различного рода комплексы, ассоциации, комбинации, и лишь совместно, в устойчивых сочетаниях они могут реализовать задуманное законодателем упорядочивающее воздействие на общественные отношения. Со времен постглоссаторов право мыслится не просто как совокупность единичных правовых предписаний, но как логически выдержанная система, в которой отдельные элементы имеют смысл только в совокупности с другими, как часть единого целого[277 - См.: Асланян Н.П. Основные начала российского частного права. Иркутск, 2001. С. 41.].
Благодаря свойству системности права, замечает В.Д. Перевалов, обеспечивается тесное взаимодействие структур различных юридических норм. «Причем связи между ними, – пишет он, – могут быть простыми (однолинейными) и сложными (двусторонними, замкнутыми и т.д.). Взаимодействие структур может иметь вид сцепления, пересечения плоскостей действия или частичного (иногда полного) совпадения сфер функционирования»[278 - Перевалов В.Д. Нормы и формы (источники) права. Система права и система законодательства // Теория государства и права: Учебник / Отв. ред. В.Д. Перевалов. М., 2008. С. 168.]. Правовые нормы, по верному замечанию О.Э. Лейста, взаимосвязаны таким образом, что одни нормы определяют условия осуществления других правовых норм, нарушение которых, в свою очередь, должно повлечь применение норм, определяющих соответствующие меры принуждения[279 - См.: Лейст О.Э. Сущность права. Проблемы теории и философии права. М., 2002. С. 66.]. Еще дальше идет Г.В. Мальцев, утверждая, что понятие «единичная норма» есть не более чем условность, потому что «одинокая» норма не в состоянии что-либо регулировать[280 - Мальцев Г.В. Социальные основания права. М., 2007. С. 740-741.].
Системность, взаимосвязанность, иерархичность налогово-правовых норм – необходимое свойство налогового права, как и любой иной отрасли права. «Каждая норма права существует не сама по себе, не в изоляции от других норм, а в тесной взаимосвязи и взаимодействии, в единой системе с другими правовыми нормами»[281 - Марченко М.Н. Проблемы общей теории государства и права: Учебник: В 2 т. Т. 2. Право. М., 2008. С. 572-573; см. также: Крамник А.Н. Административно-деликтные нормы и их реализация. Минск, 2009. С. 12.]. Во многих случаях изолированное применение налогово-правовой нормы в принципе невозможно, поскольку она, как правило, не содержит для этого исчерпывающей (а иногда и минимально необходимой) информации. Говоря о системности налогового права, Ю.Л. Смирникова верно указывает, что для правильного применения налогово-правовых норм необходимо построение их комплекса, своеобразной «пирамиды»[282 - Смирникова Ю.Л. Нормы налогового права // Налоговое право России: Учебник / Под ред. Ю.А. Кро-хиной. М., 2008. С. 176.]. По верному замечанию А.О. Якушева, норма налогового права только тогда сможет достичь стоящих перед ней целей и способствовать своим действием достижению целей, стоящих перед всей налоговой системой, когда она введена в систему налогового права и неразрывно связана с корреспондирующими правовыми нормами[283 - Якушев А.О. Эффективность действия норм общей части налогового права: Дисс. … канд. юрид. наук. Воронеж, 2003. С. 40.]. «Неразрывная взаимосвязь налогово-правовых норм, определяющая системность налогового права на всех уровнях, связана и с тем, что в отдельных ситуациях правовая норма выступает как предписание, обусловливающее применение иных норм, в отдельных – как санкция в отношении правонарушителя»[284 - См.: Кучерявенко Н.П. Понятие и структура налогово-правовой нормы // Финансовое право. 2004. № 6. С. 11.].
Нередко налогово-правовая норма не указывает на своего адресата и потому ее смысловое значение и, соответственно, практическая реализация невозможны вне связи с другой нормой, описывающий субъектный состав соответствующего правоотношения, что особенно важно для процессуальных норм. В иных случаях для правильного понимания нормы требуется истолковать легальные дефиниции используемых в ней понятий или уточнить временные и пространственные рамки ее действия. «Системность права, неразрывная связь и согласованность норм, – подчеркивает М.М. Рассолов, – требуют при решении любого юридического дела тщательно изучить все те положения законодательства, которые связаны с применяемым правоположением»[285 - Рассолов М.М. Проблемы теории государства и права: Учеб. пособие. М., 2007. С. 197.]. Системность права нацеливает юриста на всестороннее исследование нормативного материала при анализе любой нормы, сколько бы простой и однозначной она не казалась на первый взгляд.
Рассмотрим простейший пример. В последнем абзаце п. 3 ст. 176 НК РФ, посвященной возмещению НДС, содержится норма с альтернативной диспозицией: «Одновременно с этим решением принимается: решение о возмещении полностью суммы налога, заявленной к возмещению; решение об отказе в возмещении полностью суммы налога, заявленной к возмещению; решение о возмещении частично суммы налога, заявленной к возмещению, и решение об отказе в возмещении частично суммы налога, заявленной к возмещению». Очевидно, вырванная из контекста, вне связи с другими нормами, эта обязывающая норма вряд ли применима, поскольку ее гипотеза (если принято соответствующее решение) носит усеченный характер. О каком решении идет речь, из нее не ясно. Ответ находим в «соседней» норме, расположенной в абзаце 3 того же пункта: «По результатам рассмотрения материалов камеральной налоговой проверки руководитель (заместитель руководителя) налогового органа выносит решение о привлечении налогоплательщика к ответственности за совершение налогового правонарушения либо об отказе в привлечении налогоплательщика к ответственности за совершение налогового правонарушения». Реализуя принцип нормативной экономии, законодатель посчитал излишним в абзаце 4 заново переписывать нормативную информацию из абзаца 3 о том, что «если принято решение о привлечении налогоплательщика к ответственности за…», ограничившись словами: «Одновременно с этим решением…». И действительно, при чтении текста п. 3 ст. 176 НК проблем с пониманием ее положений не возникает, даже поверхностный анализ положений данной статьи подсказывает нам правильный ответ. Таким образом, получаем устойчивое сочетание, состоящее из двух обязывающих норм налогового права, где применение второй нормы возможно только в системной связи с первой.
Очень часто вокруг одной или нескольких общих норм группируются конкретизирующие нормы налогового права. В результате этого возникают устойчивые ассоциации взаимосвязанных между собой общих и конкретизирующих норм. Среди последних выделяют специальные (детализирующие) и исключительные (вариантные) нормы права: первые дают конкретизированное решение определенной детали нормативного регулирования, вторые рассчитаны на регулирование в соответствии с общим (основным) положением в специфических ситуациях, особых условиях[286 - См.: Алексеев С.С. Структура советского права. М., 1975. С. 111.]. По верному замечанию А. Нашиц, соотношение между общими и специальными нормами – это соотношение между общим и частным, между более высокой и менее высокой степенью абстракции, где специальные нормы «углубляют, разнообразят, делают более детальными положения, отличающиеся большей степенью абстрактности»[287 - Нашиц А. Правотворчество. Теория и законодательная техника. М., 1974. С. 183.].
Рассмотрим три нормы, изложенные в п. 4 ст. 58 НК РФ: «При отсутствии банка налогоплательщики (налоговые агенты), являющиеся физическими лицами, могут уплачивать налоги через кассу местной администрации либо через организацию федеральной почтовой связи. … Денежные средства, принятые местной администрацией от налогоплательщика (налогового агента) в наличной форме, в течение пяти дней со дня их приема подлежат внесению в банк или организацию федеральной почтовой связи для их перечисления в бюджетную систему Российской Федерации на соответствующий счет Федерального казначейства. В случае если в связи со стихийным бедствием или иным обстоятельством непреодолимой силы денежные средства, принятые от налогоплательщика (налогового агента), не могут быть внесены в установленный срок в банк или организацию федеральной почтовой связи для их перечисления в бюджетную систему Российской Федерации, указанный срок продлевается до устранения таких обстоятельств». Первая норма в этом сочетании является основной и предусматривает общую возможность уплачивать налоги через кассу местной администрации либо через организацию федеральной почтовой связи; вторая норма – специальная (детализирующая), она закрепляет порядок реализации этой возможности; третья норма – исключительная (вариативная), она рассчитана на применение в особых, исключительных обстоятельствах.
Важно подчеркнуть, что система – это всегда новое качество, а не механическая (аддитивная) сумма признаков компонентов, ее составляющих. Взятые по отдельности детали будильника никогда не будут звонить, и только соединенные особым образом в единое целое, они ассоциативно смогут выполнить эту функцию. Аксиоматичным представляется тезис о том, что не все качества, присущие праву в целом, должны быть присущи отдельным нормам как составляющим его элементам. Выступая первоначальными элементами огромной системы, нормы права, безусловно, несут на себе некоторые «отпечатки», свойства этой системы. Но абсолютизировать этот факт и тем более приписывать юридической норме большинство качеств и характеристик, свойственных праву в целом, недопустимо. Нужно согласиться с тем, что «каждая из норм не может изображаться в качестве «права в миниатюре», полного исчерпывающего выражения всех его качеств и характеристик»[288 - Алексеев С.С. Общая теория права: Учебник. М., 2009. С. 288.].
Представляется, что поддержка многими специалистами концепции трехэлементной структуры правовой нормы или выделение т.н. логических норм вызвано именно желанием рассматривать норму как «право в миниатюре», как своеобразную микроструктуру, повторяющую макроструктуру права в целом. Так, по мнению Д.А. Керимова, трехэлементное строение нормы вытекает из того, что «каждая правовая норма логична, если содержит ответы на три обязательных вопроса: какое поведение она предусматривает для субъектов правового отношения; при каких условиях это поведение должно (или может) иметь место и какими будут последствия для лиц, не исполняющих или нарушающих установленное правило»[289 - Керимов Д.А. Законодательная техника М., 1998. С. 40.]. При этом от нормы права требуют такого набора элементов, который позволил бы ей стать «автономным», относительно обособленным регулятором, аккумулирующим все то, что необходимо для юридического опосредования общественных отношений»[290 - Алексеев С.С. Структура советского права. М., 1975. С. 82.]. Суть классического подхода, пишет М.Л. Давыдова, состоит в том, что правовая норма демонстрирует на микроуровне сам механизм действия права, отражает основные свойства права как целого; поэтому гипотеза, диспозиция и санкция в рамках трехчленной структуры правовой нормы признаются «обязательным составом элементов, тем необходимым и достаточным минимумом правовой информации, который должен лежать в основе системы права»[291 - См.: Давыдова М.Л. О юридической природе нормативно-правовых предписаний: основные научные концепции // Журнал российского права. 2003. № 10. С. 75, 77.]. Отсутствие же какого-либо структурного элемента нормы-правила «свидетельствует об ее ущербности и приводит к сбоям в правовом регулировании: норма либо теряет связь с конкретными жизненными обстоятельствами (становится беспредметной), либо не предлагает варианта поведения, либо утрачивает свои побудительные свойства»[292 - Баранов В.М. Структура юридической нормы // Нормы советского права. Проблемы теории / Под ред. М.И. Байтина, В.К. Бабаева. Н. Новгород, 1987. С. 102.]. «Норма права, – утверждает К.В. Шундиков, – подобно капле воды, несет в себе все основные закономерные свойства целого явления, отражает все наиболее существенные характеристики права в целом»[293 - Шундиков К.В. Правовые механизмы: основы теории // Государство и право. 2006. № 12. С. 18.]. В итоге получается, что норма должна «аккумулировать» в себе не только все основные свойства права, но и «все основные способы воздействия на поведение людей»[294 - См.: Горшенев В.М. Нетипичные нормативные предписания в праве // Сов. государство и право. 1978. № 3. С. 114.]. Из правильного понимания нормы как первичной «клеточки» права делается неверный вывод о том, что «норме права свойственны все основные черты права как особого социального явления, регулятора общественных отношений»[295 - Ромашов Р.А. Норма права // Теория государства и права: Учебник / Под ред. Р.А. Ромашова. СПб., 2005. С. 236.].
Но одна-единственная норма никогда, образно говоря, не «зазвонит как целый будильник» – для этого ее нужно определенным образом «соединить» с целым рядом других норм. По верному замечанию А.Ф. Черданцева, объединение норм в систему права придает новое качество как целому, так и его частям[296 - Черданцев А.Ф. Специализация и структура норм права // Правоведение. 1970. № 1. С. 42.]. Можно сравнить нормы с музыкальными нотами. Отдельно сыгранная нота рождает только звук, но лишь объединенные вместе целенаправленным творчеством композитора, они способны создать мелодию. Юридическая норма, пишет Г.В. Мальцев, легко вступает в контакты с другими нормами, является благодатным исходным материалом для формирования «общностей» и «совокупностей» норм, которые неизмеримо усиливают регулятивный потенциал права[297 - Мальцев Г.В. Социальные основания права. М., 2007. С. 742.]. Любой юрист, особенно практикующий, «работает» не с единичной нормой, но с целыми нормативными блоками, в которых только и возможно охватить какое-либо общественное отношение законченной моделью правового регулирования. Отдельно взятой норме это не под силу.
С другой стороны, даже противники трехэлементной концепции согласны с тем, что в праве действительно обнаруживаются устойчивые образования, в целом соответствующие формуле «если – то – иначе». В частности, Ю.В. Кудрявцев обратил внимание, что сами по себе понятия, традиционно соответствующие элементам нормы по трехзвенной концепции (гипотеза, диспозиция, санкция) с вкладываемым в них содержанием, отражают действительные элементы информации, существующие в праве. Кроме того, пишет он, в этих трех элементах «в концентрированном виде представлен принцип регулирования поведения с помощью права, его, так сказать, юридический механизм»[298 - Кудрявцев Ю.В. Нормы права как социальная информация. М., 1981. С. 55.]. Отвергая поэлементное структурирование правовых норм, Б.И. Пугинский вместе с тем отмечает, что для законодательной регламентации всякой деятельности действительно «необходимо определить: 1) кто и при каких условиях должен следовать установлениям нормы; 2) в чем состоит устанавливаемое правило; 3) какие меры государственного принуждения могут быть применены в случае нарушения требований правовой нормы»[299 - Пугинский Б.И. О норме права // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 11. Право. 1999. № 5. С. 26.]. Для адекватного и эффективного регулирования общественных отношений, пишут В.В. Лазарев и С.В. Липень, следует надлежащим образом выразить, во-первых, условия действия правовой нормы, во-вторых, само правило поведения и затем установить ответственность за несоблюдение этого правила. «Именно таким образом, … можно создать условия для надлежащей реализации права»[300 - Лазарев В.В., Липень С.В. Теория государства и права: Учебник. М., 2001. С. 242.].
Согласно пункту 3.4 Рекомендаций по подготовке и оформлению проектов Федеральных законов[301 - Письмо Минюста РФ от 23 февраля 2000 г. № 1187-ЭР // СПС «КонсультантПлюс: законодательство».], содержание правовой нормы составляют, во-первых, условия, при которых эта норма действует; во-вторых, правило поведения (требования, которые предъявляются к поведению субъектов, вступающих в определенные правоотношения); в-третьих, меры государственного принуждения (санкции), которые могут применяться к нарушителям данной нормы. Для того чтобы позитивное правило осуществляло свою регулятивную (от лат. regula – правило) роль, отмечает В.С. Нерсесянц, логически необходимо наличие в нем трех взаимосвязанных компонентов: 1) общеобязательного правила регуляции поведения людей; 2) условий, при которых это правило действует; 3) последствий нарушения правила[302 - Нерсесянц В.С. Общая теория права и государства: Учебник. М., 1999. С. 391.].
В таком случае возникает вопрос: что же собой представляют объективно существующие в праве трехэлементные структуры, описываемые формулой «если – то – иначе»?
Следует согласиться, что «правовая система в целом обязана обеспечить соблюдение правовых норм, имея в наличии или «запасе» все названные элементы»[303 - Мицкевич А.В. Нормы права // Проблемы общей теории права и государства: Учебник / Под общ. ред. В.С. Нерсесянца. М., 1999. С. 255.]. Таким образом, логические структуры, выражаемые формулой «если – то – иначе», широко представлены в праве. Однако они характеризуют не отдельные правовые нормы (пусть и логические), но устойчивые совокупности правовых норм. В этом смысле уже цитированное выше высказывание Ю.С. Жицинского о том, что «без гипотезы норма бессмысленна, без диспозиции немыслима, без санкции бессильна», действительно актуально, но только по отношению к системе права в целом, а не в отношении отдельных правовых норм как «кирпичиков», из которых эта система складывается. Поэтому вполне допустимо трансформировать этот тезис следующим образом: «Без гипотез, закрепленных в правовых нормах, право (но не отдельная норма) бессмысленно, без диспозиций немыслимо, без санкций бессильно». Полагаем справедливым утверждение, что «система права, в конечном счете, призвана обеспечить толкование и реализацию правовых норм, имея в своем потенциале все три структурных элемента»[304 - Общая теория государства и права: Учебник / Под ред. М.Н. Марченко. М., 1998. С. 221.]. При этом, на наш взгляд, устойчивое сочетание регулятивных и охранительных норм, в совокупности содержащих все три указанных элемента (гипотезу, диспозицию, санкцию), представляют собой не т.н. логическую норму, но особое нормативное образование – одну из разновидностей юридических конструкций.
Как известно, весь массив правовых норм дифференцируется правовой наукой по самым различным критериям. Большую известность приобрело распределение норм по таким крупным сегментам, как публичное и частное, материальное и процессуальное, национальное и международное право. Широко применяется дедуктивное подразделение системы права на отрасли, подотрасли и правовые институты, осуществляемое юридической доктриной с использованием предмета и метода правового регулирования. Эти и многие другие крупные нормативные образования подробно и обстоятельно исследованы правовой наукой. Куда скромнее опыт изучения более «мелких» общностей норм, образующих более или менее устойчивые сочетания как отраслевого, так и межотраслевого характера. Последние группируются в целях решения отдельных вопросов правового регулирования или даже оперативных задач, возникающих при разрешении на практике конкретных казусов.