Вечером Миле хотелось чего-то тёплого, домашнего, уютного – спрятаться бы от всего мира, залезть под одеяло без мыслей, воспоминаний, рассуждений, без чувств…
Но дочь Юля была, наоборот, на подъеме и ей хотелось, в отличие от её обычного состояния, пообщаться с матерью.
– Ну, ты расскажешь, что у вас там сегодня в офисе произошло и почему ты так смеялась со своего рингтона? Если бы ты не была моей мамой, я бы сказала, что даже не смеялась, а… – Юля мыла фрукты и вполоборота посмотрела на мать.
Мила вскинула на дочь глаза, и та вовремя остановилась.
– Да ничего особенного не было, просто я не выключила звук на телефоне на собрании, – как о ком-то другом, а не о себе, сказала Мила, с ногами забираясь на свой кухонный диванчик.
– Не выключила звук?! – Юлия даже выронила из рук яблоко, которое по своей привычке заядлой чистюли мыла не просто под водой, а со щеткой. – Ты не выключила звук? Да ты же его никогда и не включаешь! А… сейчас у тебя появился повод держать телефон наготове – ждёшь, что папа позвонит… конечно…
– Юля, пожалуйста, – остановила дочь Мила, – лучше расскажи, из-за чего ты мне днем звонила.
– Ай, мне понадобились мои детские фотографии, хотела у тебя спросить, где дома хранятся наши старые альбомы? Представляешь… – дочка начала подробно и издалека, как она любит, рассказывать про проект, к которому они готовятся в школе, и зачем вдруг понадобились детские фотографии учеников. И весь этот монолог лился под шум воды из крана, так как Юлия продолжала по десятому кругу намывать фрукты.
Мила не перебивала, молча и внимательно, слушала повествование дочери. Но мозг периодически переключался на воспоминания о её собственном непростом дне, на размышления о своих новых обстоятельствах, о том, что надо, наверное, поговорить с дочерью про отъезд отца – им вообще надо в связи с этим внести какие-то изменения в их расписания. Макс очень много проводил времени с Юлей – помогал с домашками, они вечно что-то обсуждали, к чему-то вместе готовились, что-то планировали.
Сейчас, видимо, всё это будет делать Мила. Не то чтобы она этого не хотела – просто ей сейчас с собой бы разобраться. Мила вдруг поймала себя на раздражении – что это? Откуда? Почему я вся напряглась?
Дочь по-прежнему щебетала про свою школьную жизнь и по-прежнему мыла фрукты… Вот оно – вода в кране… Этот звук бегущей воды всегда действовал на Милу угнетающе…
Она уже собралась встать и закрыть кран, конечно, со словами упрека в адрес дочери, которая совсем не бережет воду…
– Так, стоп, чему нас там в Мастерской Слушания[2 - Ссылка на курс по осознанному слушанию: https://t.me/skillsoflistening] учили? – вдруг неожиданно для самой себя подумала Мила. – Если вы встречаетесь с каким-то неприятным для вас звуком, просто остановитесь и… вслушайтесь – в том, что режет ваш слух, есть отсыл к тому, что когда-то ранило вашу душу. И чем раньше вы с этим разберётесь, тем легче вам будет дальше жить.
Так, Милочка, давай, вспоминай, девочка, когда звук открытого крана поранил твою душу, было ли такое вообще? Может ты что-то выдумала?
Обращение к себе «девочка» что-то включило в сознании Милы и перед внутренним взглядом понеслись кадры: она маленькая, стоя на табуретке, тщательно чистит зубы, следит, чтобы паста не пачкала ни раковину, ни её саму, чтобы вода не намочила закатанные рукава, чтобы повязка на вечно больном горле тоже не намокла, и вдруг в ванную заглядывает мать и резко закрывает кран:
– Ты что, не понимаешь, что не надо лить воду, когда ты ею не пользуешься!
Мать была строгой и расчетливой, даже если это касалось дочери. От её резкого голоса у маленькой Милы всё внутри сжалось, предательские слёзы потекли ручьями – вместо выключенного крана…
А вот она уже взрослая, самостоятельная, замужем и «засыном» осталась у родителей, потому что малыш заболел и не хотелось тащить его по морозу домой, и оставлять здесь одного тоже не хотелось – решила переночевать одну ночь, а там, даст Бог, малышу станет получше и они уедут.
Та же ванная, та же раковина, табуреточки только не хватает. Мила чистит зубы и болтает с отцом через открытую дверь – у них всегда были легкие, доверительные отношения – и вдруг слышит, как малыш заплакал. Она бежит к нему, а воду в кране оставляет открытой… Тот же строгий колючий возглас матери: «Тебя что, мы в детстве не научили кран закрывать?»
Мила с плачущим малышом на руках, прячет те же, как в детстве предательские слёзы, утыкается в кофточку сына: «Тише, тише, родной, мама с тобой», – еле унимая дрожащий голос, твердит Мила то ли сыну, то ли самой себе.
Это же было сто лет назад, я уже давным-давно всё это забыла, всё простила… Неужели нет?
Мила невольно провела рукой по сухой щеке, и вспомнила, сколько раз уже она сама делала замечания мужу, который вот также, как сейчас их дочь, мог лить воду часами…
Когда Макс вернётся, я больше никогда не буду мешать своему самодостаточному мужу лить столько воды из крана, сколько он только пожелает, и замечаний ему, проваливаясь в своё детство, превращаясь из его жены в его маму, я тоже делать больше ни за что не стану.
Мила с нежностью и любовью посмотрела на спину дочери и вдруг неожиданно для самой себя просияла улыбкой. Как же это здорово – слышать и понимать!
– Ну че ты улыбаешься – в этом нет совсем ничего смешного! – уже, видимо, в который раз повторяла Юля.
– Да, только я открыла для себя силу слуха, как тут же не слышу собственного ребенка, – подумала Мила и вернулась в реальность.
– Я поражаюсь твоей отрешённости, ты словно не живёшь, а витаешь в каком-то только своём, закрытом от других мире, – строго выговаривала дочь. – Тебе словно всё равно, что папа уехал, ну и че, – в который раз уже Юля повторила это «че», – ты, наверное, даже рада… А ты не боишься, что он не вернётся?! – жёстко выпалила дочь и громко хрустнула яблоком, выходя с кухни.
– Кстати, про свои детские фотографии, если тебе, конечно, интересно, я узнала у папы – мы с ним всё время на связи, – язвительно прокричала Юля уже по пути в свою комнату.
Мила вздрогнула и от резкого голоса, и от показавшегося ей символичным яблочного хруста и главное – от предположения дочери, что Макс может не вернуться…
То, что принято считать интуицией или, скорее, чутьём, неприятно сжалось внутри Милы, и какой-то чужой ледяной страх сковал её, казалось, только что немного прояснившееся сознание.
– Может, Лиля права? – ни с того, ни с сего вдруг подумала Мила. – И мне действительно стоит сходить к гадалке… Моя интуиция вряд ли подскажет мне что-то стоящее.
2.5 А на обед у нас таролог
Дни шли, Мила вслушивалась в пространство вокруг и внутри себя, телефон кричал по работе и молчал по личному, даже Юлины зайцы попрятались за дубами и сидели там тихо.
Пространство внутри Милы стонало и скрипело от мыслей, воспоминаний, откровений, ассоциаций, прилетающих под натиском открывшихся окружающих звуков.
А ещё пространство вокруг постоянно подсовывало Миле гадания – она и не предполагала, что все люди сейчас только и делают, что гадают или, по-модному, консультируются у тарологов, высчитывают судьбы у нумерологов и выстраивают пути по звёздам у астрологов. Когда помощница напомнила, что сегодня в пять у Милы встреча с таргетологом, Мила даже вздрогнула:
– С кем?
– С таргетологом, – повторила девушка, – он сказал, что придет после обеда, в 5 часов.
– Ну раз после обеда у нас таргетолог, то на обед обязательно должен быть таролог, – себе под нос пошутила Мила, вслух же поблагодарив администратора офиса.
Мила решила сыграть в рулетку – если это «её», то таролог ответит и примет её в ближайшее и подходящее время, а если нет, то…
Сообщение от специалиста по картам, контакт которого дала Лиля, пришло почти сразу – среди предложенных вариантов встреч оказался промежуток, теоретически подходящий под возможности Милы.
Встречу забукировали.
Осталось дождаться предсказаний.
Спустя несколько дней, точно в назначенное время Мила пришла на сеанс или сессию – кто же знает, как это у них, тарологов, называется?
Здание, в котором жила или работала женщина-предсказательница, было в тихом центре на набережной. Высоченные двери, еще выше потолки, лепнина – всё очень благородно и достойно. Двери открыла стройная блондинка непонятного возраста в очках, в стильной уютной и, скорее всего, очень дорогой одежде.
– Здравствуйте, я от Лили, мы с вами списались и договорились о встрече на сегодня, если я ничего не путаю, – с неуверенной улыбкой озвучила Мила.
Даже ей самой в этой фразе и в том, как она была произнесена, слышались и неловкость – зачем пришла, и сомнение – а может, ещё не поздно уйти?..
– Да, всё верно, здравствуйте, проходите, меня зовут Елена, – после некоторой паузы произнесла молодая женщина, судя по глубокому взгляду внутрь Милы, тоже услышавшая и сомнения, и неловкость новой клиентки.
Они прошли в уютный полутёмный, заставленный книгами, вазами и статуэтками кабинет. Здесь был мягкий широкий диван – Миле предложили его, а сама хозяйка легко приземлилась в стоящее напротив такое же удобное, широкое и глубокое кресло.
– Итак, вам на личную жизнь или на глобальную? – тасуя в руках колоду необычно больших карт, спросила Елена.
– На глобальную, – не успев подумать, ответила Мила.