Очаг

– А и правда, особенно, когда он размахивает руками, точно Амана напоминает! – подхватил слова Халназара Розымырат-пальван, вспомнив обезьяньи ужимки работника ОГПУ. От смеха его смуглое лицо стало багрово красным. Не вынеся такого унижения, сотрудник ОГПУ решил привести этих людей в чувство. Поспешно достав из кобуры свой маузер, он выпустил пулю поверх голов собравшихся.

– Если вы немедленно не уберётесь отсюда, я за себя не отвечаю! – размахивая пистолетом, угрожающе произнёс он. Видя, что дело принимает неожиданный оборот, командир погранзаставы, подойдя к сотруднику ОГПУ и положив руку на его на плечо, стал что-то нашёптывать ему на ухо. Командир погранзаставы понимал, что должен незамедлительно принять меры и разрядить обстановку, иначе это ничем хорошим не закончится. Пойдут разговоры о том, что жители Союнали восстали против советской власти, а это будет означать, что они не справляются со своими обязанностями. Понимал он и то, что если сейчас допустить открытое столкновение с местными людьми, их за это не погладят по головке. Когда командир заставы нашептал всё это на ухо работнику ОГПУ, тот сразу сник, пошёл на попятный. Засовывая маузер в кобуру, зло сплюнул на землю и неохотно последовал за командиром в помещение. Когда командир пограничной заставы вошёл в кабинет, чтобы посоветоваться с усатым работником ОГПУ и Ягды сельсоветом, стоявший рядом с Алтмышем заросший бородой Баба ага, почёсывая спину концом серпа, произнёс:

– Эй, Алтмыш, не получится ли так, что эти нелюди, угрожая оружием, пойдут в наступление?

– Вряд ли они на это пойдут. Здесь рядом с ними находятся три-четыре солдата, остальные совершают обход границы.

– А что, если они сейчас звонят в город и просят прислать помощь?

– Остановись, Баба, а то сейчас у тебя конец света наступит! – Алтмыш ага дал понять своему односельчанину, что сейчас такие разговоры ни к чему.

Солдат, которого позвали с улицы, забежал в помещение и быстро выбежал оттуда и куда-то ушёл. Очень скоро он вернулся, ведя за собой задержанных. На лицах людей появились счастливые улыбки. Увидев толпу односельчан, выходящие за ворота люди не поверили глазам своим. Но вот они, односельчане, стоят с победным выражением лиц. Абдулла, присоединившись к толпе, дрогнувшим голосом произнёс: «Я благодарен вам, люди!». На глаза его навернулись слёзы.

Довольные одержанной победой, жители села вместе с освобождёнными земляками, о чём-то возбужденно переговариваясь, двинулись в сторону поля продолжать работы.

Войдя в помещение, работник ОГПУ, Ягды сельсовет и командир заставы больше не выходили на улицу, хотя люди и ждали их еще немного на пару словечек.

Но добившийся своего народ не обратил на это никакого внимания.

В этот момент люди поняли: если действовать сплочённо, всегда можно добиться своего. А силы для этого у народа есть.

Глава

II

Поскольку конец весны ознаменовался жарой и зноем, то казалось, что весна прошла слишком быстро. И вот уже много времени солнце, каждый день выходя из-за южных холмов Гарабила, разбрызгивало во все стороны свои яркие лучи, торопясь занять удобное место на небосклоне.

Такое поведение солнца было закономерным, и так будет и после того, как его диск, пройдя весь путь до конца, до тех пор, пока 22 июня не повернёт назад.

Временами воздух пышет жаром, словно вырываясь из зажжённого тамдыра. В эту пору всё живое спешит спрятаться от жары в тени. Дома, деревья, холмы пускают длинные тени.

И вот в эти дни по селу поползли зловещие слухи, которые обычно возникают накануне какого-то неприятного события.

Говорили о том, что по ночам в дома некоторых односельчан приходят государственные служащие и тихо забирают людей с собой. Там, куда их увозят, людей бьют, истязают, кого-то отправляют в тюрьмы, но кого-то всё же отпускают, и они возвращаются в село, и что некоторые жители села, желая избежать такой участи, готовятся перебираться в Афганистан. Людей, общавшихся с прежними баями и так называемыми басмачами, коллективно записывали в кулаки и целыми семьями, вместе с детьми ссылали в дальние дали, в чужие края. И практически каждый день эти толки дополнялись новыми слухами, ещё более зловещими и страшными. Люди потеряли покой, они находились в подвешенном состоянии. Переживания отражались на их лицах, они уже не верили, что когда-нибудь наступит спокойная жизнь.

Кымыш-дузчы и прежде часто посещал мастерскую своего друга кузнеца Бегендика. Для односельчан это местечко, как «Спорный холм гапланов», превратилось в одно из наиболее посещаемых мест. Перед кузницей росло большое тутовое дерево с густой тенью. Его тень выручала тех, кто приходил в кузницу по каким-то своим делам. Некоторые люди приходили сюда просто так, зная, что здесь всегда собирается народ, чтобы просто поболтать. И хотя жара была невыносимая, всё же в тени тутовника, с одной стороны которого протекал арык, было намного лучше, чем под солнцем. Через широко распахнутые двери кузницы видно, как Бегендик, раздув мехи, обливаясь потом, расплющивает железо, чинит людям разную утварь, приделывает ручку к лопате. Но и он, время от времени оставляя работу, выходит на улицу, разогнув уставшую спину, садится в тени дерева около людей и слушает интересные разговоры, а иногда и сам включается в них. Отдыхал кузнец недолго, его ждала оставленная работа, и он быстро возвращался в свою мастерскую, будто кто-то за руку вытягивал его из толпы.

Когда Кымыш-дузчы, прихватив затупившийся серп, чтобы на нём заново нарезать зубья, пришёл в мастерскую, разговор был в самом разгаре. Люди мирно беседовали, вспоминая, кто и что видел, слышал. Временами беседа перемежалась шутками-прибаутками, вызывая на лицах улыбки. Непонятно было, чем закончится беседа, которая то разгоралась, то затихала. Но разговор то и дело касался невыносимой жары. Говорили о том, что нынешняя жара превзошла прошлогоднюю.

– Да это не просто жара, это самая настоящая геенна огненная! Похоже, она хочет расплавить людей!

– Зной даже ночью не спадает, духота такая, что спать невозможно!

– Да, дышать становится трудно, воздуха не хватает!

– Мы-то, взрослые, ладно, как-нибудь перетерпим, а вот детишкам совсем плохо. У нас есть пятилетний внучок, так вот, он метался в постели, всё никак не мог заснуть. Я взял его с собой на улицу и среди ночи с головы до ног окатил из ведра чистейшей водой, так ребёнок будто в рай попал, такое удовольствие получил!

– Чему ты радуешься? А ты не подумал о том, что, облив водой сонного ребёнка, мог до смерти напугать его?

– Но он же всё равно не спал, не мог уснуть от жары!

– И что, потом уснул, как ягнёночек?

– Кто-то сказал, что и Ягды-кемсит вместе со своей Ханумой по ночам в арыке, что в теснине течёт, купаются.

– Наверно, купаться вместе с женщиной намного приятней.

– Этого я не знаю, но проходившие мимо парни видели, как они плескались в скотном броде на окраине села.

– Наверняка они купались голышом! – высказал предположение один из присутствующих, старик с реденькой бородкой, окинув собравшихся довольным взглядом.

– Этого я не знаю, но видеть их видели, это точно.

– Да уж, эти молодцы знают цену удовольствиям!

– И потом, на нежной, как у Ханумы, коже от жары может появиться колючка. Если не мыть её и смазывать тело в разных местах топлёным маслом…

При упоминании имени Ханумы у всех поднялось настроение, люди стали представлять, как она, напоминая белую рабу, плавает вместе с Ягды в речке, и это ещё больше развеселило их.

Несмотря на большую разницу в возрасте, кузнец Бегендик и Кымыш-дузчы многие годы поддерживали дружеские отношения. Причём, эта дружбы началась лет тридцать-тридцать пять назад, в ту пору, когда Бегендик появился в селе Союнали. Его появление было связано со старейшиной рода дуеджи Маммет ханом. Однажды Маммет хан отправился в Иолотань и по пути навестил дальнего родственника в селе Союнали-Беден, кузнеца Бяшима. Ему понравился там крупный смуглый носатый человек, он в это время плющил железо в кузнице Бяшима. Он Маммет хан тогда подумал о нем про себя: «Ты вполне мог бы обслуживать целое село, работать самостоятельно». И обратился к кузнецу Бяшиму: «Брат, а что, если ты отдашь своего подмастерья нам, чтобы он был кузнецом в нашем селе, а то после смерти кузнеца Хукги мы никак не можем найти хорошего мастера». Кузнец Бяшим тогда не сразу дал согласие, хотя и знал, что к нему обращается очень уважаемый человек, старейшина рода. И лишь потом, когда они чаёвничали в доме, рассказал, что этот парень когда-то пришёл к нему в поисках работы и стал батрачить на него. Парень оказался порядочным человеком, честно работал, старался угодить семье, которая его приютила. И тогда кузнец женил его на своей не совсем здоровой сестре, сделал его своим зятем, рядом для них постваил юрту присматривал за ним, держал возле себя. Сказал, что может отпустить от себя кого угодно, но не этого парня, потому что не должен выпускать его из виду.

Только после этого рассказа Маммет хан понял, отчего кузнец Бяшим не хочет отпускать своего ученика. И вместо того, чтобы обидеться за отказ, сказал:

– Это хорошо, что ты держишь больную возле себя, поддерживаешь, помогаешь.

Но и Бяшим считал неудобным отказывать в просьбе такого уважаемого человека, как Маммет хан. И он продолжил начатый разговор:

– Маммет акга, но, если вам нужен мастер, не буду обижать вас отказом. У этого зятя с моей сестрой есть юный сын, я его с детства держу при себе, научил всему, что умею сам, а недавно женил его. Когда вы приедете в следующий раз, я его вместе с семьей отправлю с вами.

После этого разговора прошло меньше года, из села Союнали Тахтабазара в село Союнали-Беден Иолотани по делам отправились Джумамырат бай, Ходжа гок и Донмез чеки. Они-то по поручению Маммет хана и переселили племянника кузнеца Бяшима со всеми его пожитками в своё село. Они поставили ему кибитку между сараем старшего сына Маммет хана Акынияз бая и участком Джумамырат бая. А следом за кибиткой рядом с ней при помощи дуеджи была построена кузница. Хоть парень был и пришлым, видя, как хорошо к нему относятся родственники Маммет бая, да и другие односельчане, быстро сдружился с ними. Теперь он считал Маммет хана, его сыновей, Джумамырат бая своей роднёй, поэтому ко всем обращался, называя «акга». А старшую жену Маммет бая Оранияз, которую все считали матерью рода дуеджи, он также называл «эне».

Когда настали смутные времена, и старший сын Маммет хана Акынияз бай решил перебраться в Афганистан, кузнец Бегендик решил ехать с ними. Но Акынияз бай отговорил его:

– Братишка, ты с нами не ходи. На этом пути ты нам не товарищ, намучаешься… Новая власть не станет трогать таких, как ты. У тебя золотые руки, и ты всегда будешь нужен всем. Теперь ты и здесь не будешь нуждаться. Кто знает, что будет завтра, это ведь судьба, и может статься, что завтра мы сможем вернуться в родные края. Даст бог, наступят добрые времена, и мы еще будем жить, здесь с вами вместе.

После этого кузнец Бегендик прислушался к словам Акынияз бая и остался на месте.

И хотя дуеджи были рады появлению у них своего кузнеца, но в селе кое-кому особенно из родственников прежнего кузнеца Хукги, в особенности тем, кто мог как-то наточить косы, серпы, вставить черенок лопаты, было неприятно, что сельчане, как им казалось, быстро забыли своего мастера. Они ревностно отнеслись к появлению нового кузнеца. Побаиваясь Маммет хана, они не отваживались сначала впрямую нападать на новичка, зато при случае непременно выражали недовольство: «Зачем Маммет хану надо было откуда-то привозить кузнеца, мы-то здесь и можем работать не хуже него». Свидетелем таких разговоров стал Кымыш-дузчы, когда однажды пришёл в кузницу Бегендика, чтобы наточить притупившийся серп, устроился в тени дерева среди людей в ожидании, когда кузнец обслужит находившегося рядом с ним человека. Обливаясь потом в жаркой кузнице, Бегендик уста прилаживал черенок к лопате Гачы кичижега. Временами, с завистью глядя на собравшихся перед его кузницей людей, приветливо улыбался им и говорил: «Вот сейчас освобожусь и выйду к вам, отдохну немного в тенёчке».

Неожиданно, словно налетевший вихрь, поднялся шум. Гачы-кичиджик, разглядывая свою лопату, словно товар на рынке, примеряя её к своим рукам, вдруг вышел из себя. Недовольно произнёс, держа в руках только что собранную лопату:

– Что это за работа такая! Сама лопата смотрит в одну сторону, а её черенок – в другую, а сам черенок крутится в руках, как следует не прилажен!

После такого возмущённого крика Гачы-кичиджика разговор в тени тутовника резко оборвался, люди поворачивали головы с вопросом в сторону кузницы, откуда доносился крик, чтобы выяснить, что случилось. Бегендик уста, не понимая, что же он сделал не так, растерянно смотрел по сторонам, молчал, действуя по поговорке: «У чужой собаки хвост поджат». Увидев на лице кузнеца растерянность, Гачы-кичиджек распалился ещё больше:

– Теперь всякие пришлые, не умея гвоздя прямо вбить, будут у нас тут хозяйничать, кузнеца из себя изображать. Да рядом с этими Хукги уста был настоящим мастером! А эти только кажутся мастерами. У нас в народе про таких, как ты, мастеришек, говорят, что полученные тобой деньги – харам! Грязные!

Несколько человек встали с мест, осмотрели лопату, подержали её в руках, но так и не нашли большого изъяна в работе уста, поэтому никак не могли понять, из-за чего возник весь этот сыр-бор.