Лук для дочери маркграфа

– Пару раз. Я думала, вечером ты проводишь меня в деревню.

– Давай завтра. Сегодня хочу доделать работу и поскорее получить деньги. Кто знает, сколько придётся на них жить… Едва ли в Дитмаровой лавке мне теперь продадут хоть одно перо.

– Если бы ты с самого начала нанялся к нему подмастерьем…

– Работать ради еды и подзатыльников? Нет уж, спасибо. Что-нибудь придумаю. Маркграф обещал хорошо заплатить. Видела бы ты его дочку! Тонкая и такая белая, как весенняя травинка…

Полные руки Кайсы ловко разделывали тесто, веснушчатые щёки раскраснелись даже под слоем муки. Такко загляделся на ямочки на её локтях и не мог понять, отчего девушка хмурилась.

– Приходи вечером, – сказал он, поднимаясь. Кайса кивнула, увернулась от объятий и помахала на прощание выпачканной в тесте рукой.

***

Вечером все трое собрались во дворе вдовы бондаря. От летней печи шёл жар, в хозяйском горшке кипел и булькал горох. Такко с Вереном в четыре руки кромсали капустный кочан. Кайса куталась в платок, время от времени поддразнивая горе-поваров.

– Ты рубишь капусту, как мясник мясо, – хихикнула она, глядя на Верена.

– Я и есть мясник, – свирепо отозвался молодой воин. Такко прыснул со смеху, не удержалась и Кайса.

– Верен поклялся с первого заработка купить барана и съесть его целиком, – сказал Такко, орудуя ножом. – Не его вина, что денег хватило только на капусту.

– Я слышал сегодня на базаре, будто старый Гест собирается везти мёд, – пропустив шутку мимо ушей, сказал Верен.

– Куда и когда? – оживился Такко.

– В Нижний Предел, – выдержав паузу, объявил Верен. – Большой город, где много работы и весёлая жизнь!

– Когда? – повторил вопрос Такко.

– Он до последнего таится, боится, как бы его не обогнали другие, но вроде как собирается выходить со дня на день.

– Отлично, – выдохнул Такко. – Завтра я отнесу стрелы охотнику и лук маркграфу, и мы развяжемся с Эсхеном!

– Этот, с позволения сказать, лук потянет хоть на пять фунтов? Не лук, а лучинка…

– Ну… где-то так. Верен, я в жизни не видел таких девчонок! Кажется, что она вот-вот растает. Похожа на подснежник, такая же нежная и тонкая. Кожа… каждая жилка просвечивает… Страшно на неё смотреть!

– Некрасивая? – уточнил Верен, доставая горшок и ссыпая туда капусту.

– Красивая, очень. Но странная.

Друзья ещё какое-то время поговорили о предстоящем походе. Верен один раз был в Нижнем Пределе и не уставал сравнивать его с Эсхеном: мол, там и люди приветливее, и мясо дешевле, и на улицах грабят только так, поэтому охранники там нарасхват, и даже если до срока польют дожди и размоет дороги, можно спокойно зимовать – остаться без работы не грозит.

Горшок с тушёными овощами опустел, а на улице окончательно стемнело. Верен попрощался с Кайсой и отправился наверх. Такко подсел к девушке и взял её за руку:

– Мне жаль оставлять тебя.

– Ничего, – улыбнулась она. – Ты ведь сразу говорил, что не задержишься здесь.

Её голос не дрожал, а блеск глаз ещё нужно было заметить в темноте. Такко обнял её за плечи. От неё пахло той же пьянящей сладостью, что и в пекарне, а в складках платья притаилась мучная пыль. Такко прижался к ней, прильнул щекой к щеке. Кайса – сама как хлеб, как земля, олицетворение материнской заботы и домашнего уюта. Она вздохнула, сама обняла Такко и одним резким движением выдернула его рубаху из-за пояса.

– Скажи… а волосы у дочки маркграфа такие же светлые, как у меня?

Такко на миг задумался, и его руки замерли на спине подруги.

– Не совсем. Они лёгкие и пушистые… как одуванчик.

Он быстро огляделся и увлёк Кайсу в темноту около дома. Хотел подсадить на бочку, стоявшую у стены, но девушка толкнула его к стене и прижалась так, что он вздрогнул и заторопился, комкая платье на её бёдрах и отдаваясь непривычно настойчивым рукам.

– А глаза у неё серые? – прошептала Кайса ему на ухо.

– Нет, – выговорил Такко. – Светлые, как небо на рассвете.

– Небо на рассвете, – повторила Кайса. Отпрянула назад, одёрнула подол и отвесила Такко звонкую пощёчину. – Иди ищи у неё утешения! И побыстрее убирайся из города!

Стукнула калитка, лязгнул засов. В этом вся Кайса – что бы ни творилось, а запереть за собой дверь она не забудет.

– Ты без Кайсы? – удивился Верен, когда Такко поднялся наверх. – Обиделась, что уходим?

– Ага. Скверно вышло.

Верен пробормотал что-то насчёт того, что он предупреждал и вообще не в первый раз. Такко отмахнулся. О пощёчине он не расскажет. Друг и так не пожалел насмешек, узнав, что охранник обозов не смог отбиться от троих подмастерий, пусть даже те и были старше и сильнее. Но уличные схватки – обычное дело, Верену тоже доводилось приходить в очередное жилище без денег и в синяках, а получить от девчонки… Скверно вышло с Кайсой, куда ни глянь, скверно. И наверняка причиной её обиды был не только их скорый уход, но что ещё, Такко так и не понял.

***

Такко проспал рассвет, и его растолкал Верен, успевший спозаранку сбегать к старому Гесту. Оказалось, тот уже объехал пасечников, снарядил обоз и собирался пуститься в путь сегодня вечером. У него был свой охранник, но Верен умудрился сторговаться – за гроши, зато купец обещал кормить в дороге. В Нижнем Пределе молодым воинам точно найдётся работа, а может, по пути удастся подзаработать ещё. Верен уселся чистить меч и в сотый раз осматривать щит, а Такко занялся луком для Агнет. Внимательно оглядел, не пропустил ли сколов и заноз, проверил, хорошо ли высохла кожаная обмотка на рукояти, и взялся доплетать тетиву.

– Ты как девчонка с куделью, – поддразнил его Верен. Такко и ухом не повёл. Агнет будет легче натягивать тянущуюся тетиву, а когда окрепнет, наденет обычную кручёную. Перед глазами стояли её пальцы со странно утолщёнными кончиками, тонкие запястья с синей сеткой жилок, большие прозрачные глаза… Впрочем, какое ему дело до её глаз. Если он сделает по-настоящему удобный лук, маркграф, быть может, заплатит сверх оговоренного.

Верен, поднявшийся до рассвета, зевал и тёр слипающиеся глаза. Такко справился с тетивой, завязал последний узел, накинул на кибить и отложил, чтобы полюбоваться своей работой. Лук и вправду был хорош. Светлое дерево пропитано маслом и воском, рукоять туго обвита кожаной лентой, чтобы не скользила в руке, льняная тетива крепко держится на резных наконечниках, полочка для стрелы вырезана из плотной кожи и намертво приклеена сухожильным клеем. Загляденье, а не лук! И к нему – десяток тонких стрел с белым гусиным оперением. Подходящих наконечников для них не нашлось, да и ни к чему утяжелять, достаточно заострить и закалить древко на огне. Не забыл Такко и накладку на пальцы – крепкая кожа защитит нежные руки от мозолей и ударов тетивы. Потом маркграф, конечно, закажет дочке перчатку, но на первое время хватит и простой накладки.

Он сунул в мешок оставшиеся заказы: стрелы для охотника и тетиву для мальчишки с соседней улицы. Подумав, бросил мешочек с каменной крошкой, остатки кожаной ленты и прочие мелочи. Мало ли, лук для Агнет всё-таки будет плохо лежать в руке, и понадобится доделать на месте.

– Я вернусь до темноты, – сказал он Верену. – Если задержусь, не жди. Выходи без меня, я догоню на тракте.

Старый Гест собирался выйти вечером, но наверняка изменит планы в последний момент. В самом деле, не ночью же он пойдёт! Верен в любом случае успеет выспаться и собраться, а Такко нужно было спешить.

***

Когда Такко подходил к дому Олларда, его кошель приятно оттягивал пояс. Заказчики честно расплатились и даже посочувствовали размолвке с Дитмаром, впрочем, ненавязчиво дав понять, что новых заказов ждать не стоит. Как будто они теперь были нужны!

В передней на широкой дубовой лавке сидел и ждал маркграфа сам Дитмар, продавший Такко заготовку. При виде соперника он кашлянул, нахмурился и заёрзал. Такко кивнул ему и опустился рядом, крепко сжимая лук.

Часы неспешно отсчитывали время. Дитмар наклонился к нему и заговорил:

– Хороший заказ ты получил. Редкая удача для молодого мастера. Только не боишься ли ты, что лук для дочери господина маркграфа будет плохо лежать в руке?

– Не боюсь, – бросил Такко в ответ, но Дитмар не отставал: