Семь дней будущего

Верхом на летающем «Слоне»

13.03.2030, 9 часов утра (местного времени).

Восточная оконечность полуострова Ямал

19 часов до временной отсечки «Х»

Тактические камеры нижней полусферы дали на обзорные дисплеи потрясающую панораму: под брюхом шедшего на четырёх тысячах метров от земли, головного в серии, новейшего тяжёлого десантного турболёта класса «Грозный» во всём своём великолепии раскинулась Сабетта.

Наисовременнейший, оснащённый всеми возможными передовыми технологиями и самый северный из круглогодично функционирующих, этот порт был волшебным образом свободен ото льда даже теперь, когда до реальной весны в этих широтах было не меньше двух месяцев. Весь фокус был в барбатаже – уникальной технологии искусственного подогрева портовых каналов горячей водой. За два десятка лет, прошедших с начала строительства этого грандиозного арктического проекта, всё здесь поменялось просто фантастически, по-другому и не назовёшь. В самом порту вырос огромный комплекс заводских сооружений по переработке нефтепродуктов и газового конденсата: законтрактованный сжиженный природный газ мощным потоком устремился к своему потребителю. А вместо небольшого одноименного посёлка, когда-то располагавшегося в пяти километрах от первых портовых сооружений, теперь вырос настоящий город с отличной инфраструктурой, венцом которой стал аэропорт международного уровня, способный принимать самые большие аэробусы и транспортники, какие только можно было представить. Огромные океанские суда, загруженные под завязку, – газовозы и танкеры – беспрерывным потоком шли отсюда и день, и ночь, устремляясь по северному морскому пути в страны Западной Европы, к Азиатско-Тихоокеанским пунктам назначения и к обеим Америкам. Главным же и основным ресурсом для всего этого технического пиршества стали расположенные тут же, неподалёку на полуострове гигантские газоконденсатные и нефтяные месторождения «Бованенковское» и «Южно-Тамбейское».

Целые подземные моря углеводородного сырья сделали Ямал кладезем энергии! Нефти и газа на полуострове было столько, что здешние, уже разведанные месторождения, могли бы удовлетворять нескромные и всевозрастающие аппетиты планеты ближайшие лет сто, а то и больше. А потребности действительно возрастали. И чужие, и свои.

Побережье Ледовитого океана, постепенно освобождаясь ото льда, открыло возможности по круглогодичной навигации, и когда-то еле живые или вовсе заброшенные рыбацкие и промысловые посёлки в устьях многочисленных рек начали снова наполняться людьми. Становища превращались в посёлки, те в свою очередь стремились изо всех сил утвердиться пусть и крохотным, но всё же городком, чтобы получить свою долю «северного завоза» и бюджет и таким образом задержать у себя людей. Всё это разрозненное и неспокойное хозяйство надо было как-то содержать и чем-то обогревать. А всю эту инфраструктуру надо было ещё и охранять.

С той части аэродрома первой категории «Сабетта», в которой находилась взлётно-посадочная полоса Воздушно-космических сил, взлетели два лёгких боевых турболёта класса «Призрак». На тактической профильной он-лайн проекции в кабине пилотов транспортника было видно, как две небольшие зелёные точки с цифробуквенными обозначениями устремились к «Слону» и, подойдя, встали поодаль в эскорт, синхронизировавшись по высоте, скорости и курсу.

Дверь в переборке со стороны шлюза в пилотскую гермокабину легко подалась в сторону, и в проёме показалась почти полностью седая, коротко стриженая голова командира «Слона», майора Александра Александровича Шанича. Он поправил слегка съехавшее на сторону коромысло ошейника-коммуникатора и, глянув сначала на одну пару кресел, потом на другую, предварительно крякнув при этом, чётко поставленным голосом отрапортовал:

– Так!… Товарищи офицеры! «Сторож-1» и «Сторож-2» заняли боевой порядок. Начинаем осмотровый облёт побережья полуострова согласно полётному заданию: сначала поднимемся до острова Белый, а потом пойдём на юг вдоль побережья Карского моря, вплоть до мыса Белужий нос. Там – на полигон. Внутренняя система связи опознала ваши интеркомы, если что – вызывайте. – И уже как-то по-доброму, по-отечески:

– Кстати, можете немного передохнуть. До места высадки порядка двух часов. Кемарните покамест. – Командир транспортника, майор ВКС[18 -

ВКС – Воздушно-космические силы.], отлично понимал, каково пришлось десантникам прошлой ночью на дальнем, к черту на рога, заброшенном ВАПе[19 - ВАП – Винтовочно-артиллерийский полигон (устар.).], откуда он забрал их сорок минут назад. Всю ночь боевые стрельбы с постоянными сменами позиций и видов оружия, техники и экипировки. Начальство выжимало из группы все соки. В результате замотались, почти оглохли, проголодались, окоченели и зверски устали… Но поставленную задачу выполнили.

– Спасибо, майор! У тебя здесь настоящий курорт. Сейчас разомлеем – потом в кучу не соберёшь, – усмехнулся в ответ один из спецназовцев.

– Да нормально. Бойцы-то ваши там, наверное, уже прикипели, сопят в две дырки. Вот и вы от них не отставайте. Ещё и сегодня, и завтра прыгать, так что устраивайтесь поудобнее и наблюдайте местные красоты, благо погода солнечная. Если что, сухпай и горячий чай в термосах. – И он коротко кивнул сначала на один борт, затем на другой.

Все четверо дружно поблагодарили гостеприимного хозяина, и тот, по-доброму кивнув им, вышел из кабины обратно в шлюз.

А любоваться и впрямь было чем. На четырех больших обзорных дисплеях, исполнявших в этом новейшем, только ещё проходящем войсковые испытания боевом воздушном корабле, роль иллюминаторов, шла панорамная картинка верхней и нижней полусфер. Плюс к этому – в отдельном «окне» висел ещё и вид с беспилотника, следовавшего тем же курсом, но эшелоном повыше, и исполнявшего роль разведчика. И всё это поистине завораживало!

Бесконечные во все стороны, ровные, как стол, снежные поля тундры, сверкающие миллиардами алмазов и сапфиров в ярких лучах восходящего солнца. Кристально-прозрачный, уходящий ввысь и от того густо голубеющий купол неба над ними. И далёкий, у самого горизонта, океан, весь то ли в ледяных полях, то ли в отдельных айсбергах, затянутый плотно-непроницаемой синевой загадочной дымки даже в такую прекрасную погоду.

На фоне этого почти ирреального по своей величественности и красоте пейзажа, выкрашенные в яркие голубые и жёлтые цвета агрегаты огромной компрессорной станции газодобычи и перекачки, над которой пролетала сейчас авиагруппа, казались намертво вмёрзшими в вечную мерзлоту элементами гигантского фантастического инопланетного корабля, потерпевшего тут аварию миллионы лет назад, и вот теперь, с приходом глобального потепления, наконец-то постепенно освободившегося от вековых ледяных оков. Того и гляди, ещё немного, и изогнутые, торчащие из-под снега кольца труб окажутся застывшими и вот-вот готовыми проснуться от криосна древними пассажирами корабля – огромными металлическими… змеями, которые, оттаяв, расползутся по нашей планете во все стороны, кто куда…

А пока… лёгкая позёмка, несмотря на яркое весеннее солнце, всё так же кружила над настом тундры и, в который раз, наметала переменчивые дюны недолговечных и невысоких сухих сугробов, а ледяное дыхание севера мигом остужало горячие малоопытные головы оказавшихся здесь случайно обитателей более низких широт.

В небольшом командирском кубрике, кроме огромных дисплеев по бортам, очень кстати оказалось четыре компенсирующих перегрузки анатомических кресла. Впрочем, точно такие же, на каждого парашютиста, были и в большом десантном отделении турболёта. Там, где сейчас отдыхал личный состав двух учебных взводов сводного отряда Сил специальных операций, участвующего в учениях совместно с местным спецназом ДШБ[20 - ДШБ – десантно-штурмовой батальон.] и полком морской пехоты. Взводные и их заместители с удовольствием обосновались в этих уютных креслах, и после краткого уточнения дальнейшего плана действий могли наконец-то прикорнуть с часочек.

Командир одного из учебных взводов, капитан ССО[21 - ССО – Силы специальных операций.] Георгий Прохоренко, сам ещё довольно молодой парень, попросил своего зама, если вдруг ненароком уснёт, разбудить его за четверть часа до прибытия в район высадки. Две бессонные ночи накануне давали о себе знать: в тепле после мороза веки сами собой закрывались, словно к ним были привязаны пудовые гири, как бы ни силился он этому противиться. Его помощник, тоже молоденький, старший лейтенант Афанасьев славился своей неутомимостью в ночных дежурствах, и на него можно было надеяться, как на швейцарский хронометр: и сам не проспит, и других разбудит.

«Уж он-то точно будет бодрячком. Растолкает, если что. А я, как Штирлиц. Всего на полчасика. И снова, как огурец…», – мысли офицера начинали путаться, вываливаясь из ровной шеренги, терять равновесие и ускользать. И вот уже от яркой картинки залитой восходящим солнцем заснеженной тундры, постепенно помутневшей и скомканной, осталось одно лишь утробное гудение двигателей огромного «Слона».

Окружные учения шли уже вторую неделю. Бесконечная череда марш-бросков, стрельбы, войсковые испытания новой техники. И вдруг, посреди этой жесткой, выматывающей работы приходит эсемеска: «Буду в Салехарде завтра. Если тебе есть, что сказать, есть шанс увидеться»…

Штаб их временной оперативной группы – ВОГ-формирования сейчас, на период учений, находился как раз в Салехарде. Скольких сил стоило упросить начальство сделать командировку туда на один день, об этом знают только небеса. А когда снова увидел эти огромные зелёные глаза, слов не было, сколько их не искал. Просто сидели, как пионеры, и держались за руки, не смея поднять взгляда друг на друга… Так и не нашёлся, что сказать. Видя, что разговора не получается, она с досадой лишь бросила коротко: «Ладно. Решай сам. Подумай хотя бы о сыне…». Тихо, но настойчиво освободила руку, встала и, не оборачиваясь, ушла.

Вернувшись в расположение далеко после отбоя, так и не смог заснуть. Всё думал-думал: что такого он мог бы ей сказать, чтобы вернуть. Казалось, всё уже было давно сказано. Где было искать именно те слова, которые смогли бы заново проложить дорогу к её душе? Сон в ту ночь так и не посетил его, а назавтра ожидалась самая серьёзная фаза учений.

…Не по времени пожелтевший лист вдруг тихо сорвался с ветки раскидистого дуба и, подхваченный лёгким ветерком, медленно кружась, упал среди цветов ухоженной клумбы, разбитой прямо посреди идеально подстриженного газона. В десятке шагов от него – шероховатый бархат старого красного кирпича аккуратного домика в викторианском стиле, разбавляющего своим невысоким рубленым силуэтом однообразный пейзаж холмов средней Англии. Отец с сынишкой лет четырёх, оба нарядно, по-выходному одетые, прогуливаются по саду, искренне радуясь скромным солнечным лучам, каким-то чудом пробравшимся сегодня сквозь пухлые кучевые облака такого не в меру пасмурного конца лета. Прелестный мальчик весело прыгает за красивыми бабочками, забавно размахивая сачком и время от времени взбрыкивая, словно молодой жеребёнок, уносится куда-то по извилистым садовым дорожкам. Набегавшись вволю, мальчуган подходит к отцу и берёт его за руку, улыбается и ласково заглядывает тому в глаза. Такая же неспешная, как и сама прогулка, беседа взрослого с малышом нравится им обоим, и они безмятежно идут по дорожке, постепенно приближаясь к тому месту, где упал желтый лист…

У дома на парковке пара дорогих «породистых» авто: «Морган», «Кэйтерэм». Миловидная молодая женщина и её бодрая пожилая мама, обе в красивых светлых платьях, выходят, неспешно беседуя, на крыльцо и приветливо машут руками своим «мужчинам». Отец рассказывает ребёнку интересную историю, и тот внимательно её слушает. Вдруг, чем-то заинтересовавшись, он бойко вырывает ладошку из крепкой отцовской руки и подбегает к клумбе перед домом. Он зовёт отца, машет ему руками. Показывает пальчиком на непривычно крупного дождевого червя, уползающего в невидимую норку. Отец, понимая, что ничего не увидит, кроме взрытого клочка земли, всё же делает вид, что заглядывает в лаз. Даже немного наклоняется…

Плодородная земля возделанного заботливыми трудами сада совсем чёрная, и в норке ничего не разглядеть. Но расшалившийся ребёнок непреклонен: надо нагнуться ниже и заглянуть глубже…

Внезапно мужчина чувствует, как мир вокруг, словно кто-то невидимый выключил в комнате свет, накрывает огромная чёрная тень. И тут же яркий солнечный день сменяется непроглядной пепельной мглой. Изо всех сил он пытается оторваться от земли и встать с колен, но все движения получаются очень медленными и даются невероятным усилием воли, будто в густом киселе, он придавлен многотонной глыбой, а грудь разрывает от заканчивающегося в лёгких воздуха. Подняв глаза, словно в забытьи он видит ужасную, точно из книги Апокалипсиса[22 - Апокалипсис – одна из книг Нового Завета.] картину: дом – семейное гнездо многих поколений – разрушен, всюду серый пепел, какие-то обломки, разбросанные вещи. Дым ужасающих пожарищ густо наполнил воздух, отвратительный жирный смрад горелой плоти не даёт дышать, выворачивая желудок наизнанку. Вдалеке слышен грохот, частая стрельба и вой сирен.

На тех обугленных, жалких щепках, что остались от крыльца, колышутся по ветру изодранные обрывки платьев жены и её матери. Но самих их, сколько не всматривается человек во тьму, не может обнаружить. Поодаль – восхитительные шедевры автомобилестроения былых времён смяты и искорёжены до неузнаваемости, будто их кто-то рвал на куски. Один из них горит. Языки пламени яростно лижут металл, краска на нём вспучивается, давая пищу новым огненным протуберанцам, которые подобно смертоносным червям, извиваясь и корчась, разрушают всё и вся, до чего прикоснутся. Едкий чёрный дым окончательно заволакивает всё вокруг.

Вдруг пронзительный детский крик разрывает мозг: там, где только что был мальчик, сиротливо остался лежать на земле лишь его одинокий ботиночек, а на месте крохотной, почти неразличимой норки червя – чудовищно взрытая земля уходящего вертикально вниз огромного лаза. Мужчина наклоняется над бездной, заглядывает туда в надежде увидеть хоть что-то, но тьма настолько густа, что обволакивает его самого целиком, постепенно поглощая руки, плечи, ноги и туловище. Стремительно и бесконечно падая во всё расширяющийся тоннель, он в последний раз далеко вверху видит крохотный, неумолимо затухающий лучик света…

Прохоренко подскочил в компенсирующем кресле точно от удара током. Только закреплённые ремни безопасности не дали ему свалиться на пол кубрика, и сейчас он диковато озирался по сторонам, пытаясь прийти в себя после такого короткого и дурного, внезапно прервавшегося на столь трагической ноте сна.

Отвратительными пульсирующими ударами в правое полушарие болела голова, а левую руку искололи тысячи невидимых иголок – затекла, видать, в неудобном положении. Ещё полностью не очухавшись, судорожно вспоминая детали мимолётного кошмара и стараясь хоть как-нибудь увязать их с реальностью, капитан ошалело глянул на сидящего напротив Афанасьева. Парень, слегка улыбаясь, с интересом наблюдал за командиром. Заметив, что тот окончательно проснулся, посмотрел на часы и нажал на корпусе кнопку отключения будильника. Затем смешно вытянул губы дудочкой и многозначительно покачал головой:

– Хм… Феноменально! Вы проснулись ровно за минуту до истечения срока. Секунда в секунду! Это насколько же надо себя контролировать даже во сне? Либо вы не спали, а дремали… – и подал капитану из закреплённого на стенке кабины небольшого пластикового контейнера компактный термосок, сняв его при этом с вилки электроподогревателя.

– Спал!… Спасибо! – каким-то странно-незнакомым для самого себя голосом просипел Прохоренко. И, приняв из рук помощника термос, стал, насколько это было возможно при манёврах турболёта, аккуратно наливать себе в стакан-крышку горячий ароматный чай. – Но уж лучше бы не засыпал. Только голова разболелась. Да и ерунда всякая снилась.

И прокашлявшись несколько раз в кулак, быстрыми глотками выпил бодрящий напиток. Протёр обеими руками глаза, поскрёб макушку с тёмно-русыми волосами: взлохматить их не удалось, стрижка по-армейски стремилась к «нулю». Посмотрел на часы.

– Так, Афоня, напомни «комодам»[23 - «Комод» – командир отделения (армейский жаргон).] доложить о готовности! – И почувствовав, что голос вновь вернулся к нему, сам включил интерком на передачу, нажав обрезиненную кнопку на прикреплённом слева к горлу, чуть ниже подбородка, чёрном квадратике переговорного устройства.

Командиры второго взвода, ничуть не обращая внимания на них, сосредоточенно проверяли закреплённое носимое снаряжение и средства связи. Афанасьев принял радио-доклад командиров отделений, кивнул соседям и открыл было рот доложиться, но капитан сделал останавливающий жест рукой и сказал:

– Я понял… Всё штатно?

– Так точно, товарищ капитан! Группа к десантированию готова. – И посмотрел в сторону соседних кресел.

На данном этапе учений капитан Георгий Прохоренко, как наиболее опытный боевой офицер, осуществлял контроль и координацию действий обоих учебных взводов и, соответственно, был назначен старшим. Хотя у тех ребят из второго взвода и был свой командир из полевых наставников – капитан Ермаков, тоже отличный офицер, вояка из бывалых, – командование всё же отдало предпочтение более молодому.

Ветеран с не по годам начинающими седеть висками тоже в своё время уверенно «мечтал стать генералом», но… Единственное, что стало камнем преткновения на пути к этой мечте, это контузия, подаренная ему террористами много лет тому назад, ещё в самом начале службы, в одной из тёплых стран. Само по себе, вроде бы не так уж и страшно, но спецназовца всё чаще и чаще, бывало, что в самое не подходящее время накрывали безумные, до тошноты, головные боли, а мушка в ответственный момент улетала от прицельной планки, всё реже приземляясь обратно…

И вот, поняв однажды, что дембель стал неизбежной ближайшей реальностью, как и крах мирового империализма, капитан, придя домой, сел на стул, поставил перед собой на пустой стол одинокую бутылку водки и долго изучал микроскопический текст на голографической акцизной марке. Когда за окном стало уже совсем сумеречно, и символы на этикетке слились в сплошную серую поверхность, он включил свет, взял чистый лист бумаги, ручку, и на одном дыхании написал рапорт по команде на перевод в учебное подразделение. Естественно, не указав истинную причину затеянной смены места службы. Полтишок в тот вечер остался сиротливо стоять на столе, нераспечатанным, так и не заведя близкого знакомства с гранёным.

Как сказал его командир, прочтя роковую бумагу, очень удивившись и явно расстроившись, Ермаков отправился «передавать бесценный опыт молодому пополнению» в Окружной учебный центр только что сформированной Арктической бригады Сил специальных операций.

Сюда же недавно был временно прикомандирован и Георгий Прохоренко. В перерывах между «командировками» он натаскивал молодых будущих профессионалов, находясь, как он сам называл это состояние, в «учебном отпуске», а затем снова собирался и уезжал «на работу». Жизнь била ключом, а динамика движения просто зашкаливала. Рост по службе обещал быть щедрым: авторитет Прохоренко среди сослуживцев и подопечных курсантов был неоспорим. К своим неполным тридцати годам он прошёл, что называется, от и до, три серьёзные кампании в горячих точках по всему миру. Точнее сказать, даже не прошёл, а прополз «на брюхе» и пробежал галопом: всё это время он был постоянно «в поле» и отведал всей армейской романтики по самое некуда. И всё бы хорошо, но было одно «но», которое с недавних пор делало всю эту искромётную деятельность пресноватой. Точно ешь ароматное сациви и не чувствуешь вкуса из-за обыкновенного насморка.

Как говорится во всех мирских делах – «ищите женщину!». Вот её-то, студентку-выпускницу молодой курсант и нашёл на последнем курсе училища. Как это часто бывает, вирусом практицизма молодые заражены не были и потому с лёгкостью уехали «за туманом и за запахом тайги», по распределению главы новообразованного семейства. И ладно бы в палатку или землянку. Нет! Почти сразу в собственное новое жильё, в хорошем ПГТ[24 - ПГТ – посёлок городского типа.] и с отличным финансовым обеспечением. Казалось бы, живи да радуйся? Ан, нет…! В постоянных командировках, потянувшихся для молодого спецназовца бесконечной чередой, супруги стали теперь встречаться всё чаще исключительно в видео-чате. Если вообще была такая возможность. Чаще, по служебным соображениям, и её-то не было.

Трещинка в отношениях начала постепенно разрастаться и вскоре достигла размеров Гранд-Каньона[25 - Гранд-Каньон – Большой каньон в Калифорнии, США.]. Время бежало – напряжение росло. Наконец, бурный поток эмоций размыл надёжную и, как раньше казалось, незыблемую дамбу молодой семьи Прохоренко. Во время одной из таких «дальних» командировок супруга решительно собрала вещи и уехала «в цивилизацию» столицы Сибири, славного города Тобольска, ясное дело, забрав с собой и сына.

Вот об этом-то и были сейчас грустные мысли у командира сводной учебной группы. И мысли эти очень мешали сосредоточиться, чрезвычайно размягчая концентрацию и отвлекая сознание. Но, на то он и профессионал, чтобы в нужный момент суметь усилием воли абстрагироваться даже от очень важных эмоциональных переживаний и сконцентрироваться на наипервейшем – выполнении учебно-боевой задачи, поставленной командованием. Есть одно чудесное проверенное средство, как уйти подальше от меланхолии и хандры: просто заняться необходимой служебной рутиной. Убрав подальше все сердечные дела и лирику, капитан стал с особым усердием проверять готовность оружия и амуниции. Вообще, он знал это по опыту, должно было помочь…

– «Иртыш», – обратился он к командиру второго взвода по интеркому, используя его позывной, – твои «корсары» идут первыми, мои ребята – следом. Интервал – минута. Активируйте «ФИЛИНа», мой оператор уже запросил код доступа для твоих. Удачи!