– Странно.
Все теперь было для Рохи чужим и бесполезным, из его груди выглядывал пучок травы, всунутый туда как кляп. Нет, он не испугался, и это обстоятельство его совсем не обеспокоило. Просто он ничего не чувствовал.
До Рохи донеслось какое-то чавканье. Та, что принял он за смерть, что-то пожевала, а затем вынула изо рта и поместила на свою маленькую ладонь. Ее пальцы стали втирать эту массу ровно в то место на груди Рохи, из которого торчал окровавленный пучок травы.
– Нет, это не смерть… – решил Роха.
Вдруг тень пропала, и Роха увидел, как звездное небо пришло в движение. Он понял: его куда то волокут. Он по-прежнему видел звездное небо, вроде бы какая-то птица промелькнула высоко в нем. Роха закрыл глаза и провалился в беспамятство.
Очнулся сын Иля в полной темноте. Тщетно пытаясь разглядеть хоть что-нибудь, Роха, как мог, собрал рассеянные по потемкам сознания мысли и стал делать то, что сейчас представлялось ему самым правильным и доступным, – рассуждать.
«Может быть, я ослеп?» – закралась в его голову зловещая мысль.
Как ни странно, именно эта мысль была самой ясной и определенной. Роха прислушался, но кругом было тихо.
«Я еще и оглох…»
Роха попробовал закричать, но любые его потуги не приносили результата. Стояла абсолютная тишина. Рохе стало по-настоящему страшно. Неизвестность терзала его, как никогда прежде.
Собрав остатки воли в кулак, Роха решил ни за что не сдаваться.
Немного успокоившись и постаравшись принять ситуацию такой, как она есть, он сделал новую попытку осознать свое местоположение. Вывод был только один – здесь холодно и темно.
«Холодно…» – озарило Роху.
Да, ему было очень холодно, Роха чувствовал, как дрожало все его тело. Вдруг он сделал для себя открытие – он же замерз! Спасенный наконец чувствовал свое тело. И это было главным.
«Живой!» – жизнеутверждающая мысль вспыхнула в нем огоньком радости. Роха попробовал двигаться, но тело по прежнему не слушалось его. Тогда он сделал усилие и попытался подвигать пальцами. Он начал с рук, но те не слушались его, и тогда сын Иля попытался пошевелить ногами. Он шевельнул большим пальцем левой ноги, затем правой, а потом и всеми остальными. И снова пришла очередь рук, наконец дело пошло: сначала зашевелились мизинцы, а потом и кисти стали двигаться, хотя и не так хорошо, как хотелось бы. Роха постепенно стал раскачиваться все сильнее до тех пор, пока не рухнул на землю. Он сильно ударился лицом и животом, но это обстоятельство не остановило его в желании продолжать двигаться. Постепенно чувствительность вернулась к рукам, и Роха, как немощное дитя, пополз, пока не уткнулся головою в стену. Теперь Роха заставил себя подняться. Шаря руками, как слепец, он ощупал стену. Неровная поверхность выдавалась чуть вперед, и Роха понял, что, скорее всего, он находился в какой-то пещере или в склепе. Он принялся нащупывать верхний край стены, забираясь рукой все выше и выше, насколько это было возможным, но дотянуться до воображаемого потолка так и не смог. Тогда Роха решил двигаться вдоль стены. Он пока еще медленно и неуверенно переставлял слабые ноги. Так Роха обследовал весь периметр замкнутого пространства. Наконец пальцы нащупали что-то напоминающее грубо выделанную кожу, полотном свисающую сверху вниз. Кожа оказалась очень холодной, даже ледяной. Очевидно, именно здесь и находился выход из этой пещеры наружу. Выбираться Роха не спешил. Где-то внизу, у своих ног, он заметил малюсенькую, не больше иголочного ушка, светящуюся точку. И это было первым, что наконец открылось его глазам с тех пор, как он очнулся здесь. Из нее внутрь пробивался тоненький, не толще волоса, едва заметный лучик. Роха наклонился , струйка света ослепил его глаза. Роха неосознанно потер лицо руками и, прикрыв немного веки, повторил попытку. На той стороне все было бело.
– Да это же снег… – догадался посланник.
Вдруг белая картинка исчезла, а вместо нее появилось косматое чудище, напоминающее женщину. Волосы страшилища были настолько густыми и не чесанными, что закрывали все ее тело. На лице у этого чудища Роха заметил повязку с двумя прорезями для глаз. Неожиданно появившись, страхолюдина почти сразу исчезла, но не успел Роха перевести дух, как она появилась вновь. Нос к носу. Их разделял лишь кожаный занавес. Сейчас Роха в деталях увидел прорезь на старой повязке прямо у своих глаз. От неожиданности он хотел было спрятаться, но оцепенел. Сквозь серую истлевшую тряпку на него глядели, очаровывая, завораживая… нет, то были не глаза, скорее пропасть, еще сравнить увиденное можно было бы с эхом… да, да… Пожалуй, действительно эхом, что вторит из бездонного колодца.
– Спрашивай… – раздался негромкий клацающий голос.
– Кто ты? – прошептал Роха и удивился тому, что у него получалось заговорить.
– Не то… Еще спрашивай, – снова заклацал тот же голос, но уже чуть громче, чем в первый раз.
– Где я?
– Не то! – громко отозвалось внутри.
Роха мучительно стал думать о том, чего ему хотелось бы узнать больше всего на свете, о том, что мучило его так долго, не давая ему покоя.
– Кто моя мать? – вырвалось у него.
– Вот, Роха, спасенный в детстве. Вот…
Косматая прислонилась ртом к отверстию и через едва приоткрытые губы дыхнула, на подобии того как раздувают огонь. Теплая струйка воздуха проскользнула сквозь крохотную дыру в полотнище. Лизнув глаза Рохи, она обогнула скулы, поднялась выше и растворилась в темноте. Роха почувствовал легкий толчок в лоб, его тело послушно откинулось назад.
– Смо-тр-ри-и…
Перед глазами посланника, по кругу, как табун лошадей, беспорядочно понеслись картинки, но потом, замедлив ход, они стали выстраиваться одна за другой в какую-то выверенную цепь событий.
Видения. Младенец
И вот что видел Роха: обогнув небосвод, горящая звезда, выдав разноцветную феерию, скатилась вниз, как сделал бы это клубок ниток на лестнице устремленный достичь нижней ступени. Озарив мир ослепительной вспышкой, она погасла где-то там, где воды Большого озера накатывали на обрывистые берега. От самых дальних земель Хаагума и Большого озера до рыжей земли Каргуна наблюдали люди падение небесного светила. Несколько дней поднималось от него зарево. Многие увидели в этом знамение, и многие отправились к тому месту от которого шел свет, но не один не нашел.
Отец рассказывал Илее о том, что есть на белом свете озеро, берега которого находились так далеко друг от друга, что если стоять даже в ясный день на одном, то ни за что не увидишь другого. А если подняться в горы, что окружали его берега, то открывалась синяя-пресиняя гладь, уходящая к горизонту, и не было сему простору равного в целом мире. И вода там прозрачная до самых глубоких глубин и чистая, как в роднике. Такая прозрачная, что те рыбы, что в глубинах темных обитали, видны там, словно форель на ладони. И обещал он дочери своей, что кораблик поставит там и обязательно покатает ее по ласковым волнам.
Каула – так звали отца Илеи ? вел торговлю во всех землях, что лежали западнее Иля. И вот как-то, когда он возвращался из чужих земель, с ним приключилась одна история. Дело было утром, когда только-только на горизонте появились первые теплые лучи, а помощники купца еще спали. У тлеющих костров он увидел феерию. Прямо над головой его летел горящий шар по направлению, по движению солнца, упал он где-то там, охватив радужными всполохами, часть неба. И маленькая часть, что некогда была частицей упавшего светила, вонзилась рядом с ним, оставив огненную полосу на небе как некий след. Подойдя к тому месту, обнаружил купец в земле отверстие, оставленное небесным телом. Достав бесформенный кусочек из земли, он обжегся, так как тот оплавлен был и на поверхности его затейливым узором играли огоньки. Потом оплавленный кусочек остыл, и купец взял его и укрыл подальше от чужих глаз, заложив себе за пояс. И берег сию реликвию. И жил предчувствием, что придет ее время.
Отправился купец в дальние края, взяв с собой жену и дочь. А еще были с ним некоторые из числа помощников. На озере во время сделки, когда ударили по рукам, спросил Каула тех тоуркунов, что продали кораблик, о нужном человеке, который смог бы быть проводником и управлять корабликом умел бы тоже. Тоуркуны, поразмыслив, вынули из ямы, что была неподалеку, мужика, избитого всего.
– Вот тебе, купец, проводник. Знает он здесь все: места, глубины ? корабликом твоим будет управлять прилежно. А не возьмешь, так мы его убьем.
Спросил тогда Каула, в чем виновен избитый человек.
– Нарушил он неписаные законы, – таков был ответ.
Купец посмотрел в глаза несчастному:
– Как звать тебя?
– Сенака, – ответил тот.
Серебро получив, те тоуркуны удалились прочь.
Так обещание свое сдержал купец пред семьей. И, посадив жену, и дочь, и помощников своих на кораблик, отправился он вдоль побережья, держа курс к самым дальним берегам.
Кругом царила красота. Крутые склоны, мысы и утесы усыпаны огромными цветами. Орлы, что питались рыбой, тут летали выше снежных гор. На берегах, раскачиваясь, шумели вековые клены. На пышных кронах пели птицы. Их голоса ласкали слух. И звери вольные из чащ к воде выходили жажду утолить. А вот и царственный золоторог, стоял один он на краю, с крутого берега смотрел он вдаль, ноздрями втягивая озерный бриз. Спокойны волны здесь, нет ни шторма, ни грозы. А если дождь, то он всегда здесь ласковый и теплый. Ветер же только такой, чтобы наполнить паруса. Гармония и мир в этом краю ? властители всего.
И вот однажды, проплывая по озеру, путешественники оказались в одном тихом месте. Тишина и покой властвовали здесь. И голоса тех, кто был на кораблике, отражаясь от невидимой преграды, назад им эхом возвращались. Их проводник Сенака вдруг не на шутку забеспокоился. Не мог понять он, где же находится сейчас. Бегая от борта к борту, вглядывался Сенака в заросший зеленью берег. В ту гору, что стеной давила на узкую полоску леса, как будто сталкивая в воду, водопады, что издали казались ему ручьями. В большие камни всматривался он сейчас, поросшие травой и мелкими цветами, что вдоль берега всего лежали. Двадцать лет плавал вдоль этих берегов, но в этом месте оказался он впервые. Ничто не узнавал здесь проводник, и хоть пытайте вы его, не мог он теперь понять, где оказался. И, парус приспустив, кораблик не спеша катился по волнам. Туман внезапно поднялся из воды и накрыл собою все. Люди на палубе перестали видеть друг друга. Всех поглотила молочная пелена. Бросили тогда они якорь и стали ждать, когда туман спадет. Когда ж туман рассеялся, то увидели все, что около кораблика покачивался мирно на волнах прозрачный шар. Шар тот в описании своем ? в подборе слов, что отражали бы его в полной мере, подошли слова «прекрасен был». Итак, шар тот излучал едва заметный свет, да так, что рыбки озерные, с глубин холодных поднимаясь и играя чешуйками на спинах, по водной глади будто рассыпались. Внутри его, как в чреве матери, спал младенец. Увидев это, люди обомлели. Покой снизошел на всех. А их проводник Сенака, упал ничком, раскинув руки, и взмолился тихо, но слышно было всем. Молил он не потревожить сон дитя.
– Верьте мне! Доля выпала теперь всем нам! Скажу я вам то, что предки наши завещали! К северу от нас где-то есть скала, что ровною стеною врастает в воды озера и к небу устремляется на семьдесят локтей, и хоть укрыта она давно от глаз, в народе нашем почитается святыней.
На ней есть надпись древняя, послание далеких предков своему народу, и надпись эта вещает нам: «Не потревожь младенца того, что звездою на землю будет принесен. Того, что будет спать в колыбели царской. Не нарушай покоя, не буди его. Ибо не знаешь ты родителей его! Скатится из глаз невинных всего одна слеза ? и мир столкнется с вечной тьмой и рухнет в пропасть и мрак землю поглотит».
Услышав слова Сенаки, все поверили ему.
– Я слышал о нареченном, – подтвердил Каула.
И в тот же миг пришло осознание ко всем, что гармонию сею разрушить преступление, что сон младенца нарушать нельзя. Никто не смел сказать ни слова. Было решено остаться здесь и безмятежный сон ребенка охранять. Пока родители его за ним не вернутся. В том и поклялись друг другу. Так потянулись день за днем. Когда закончились у них припасы, рыбу стали они ловить. И ею они питались только.
В один из дней собрал купец всех и сказал тихо:
– Видение было мне, что должен я отправить в путь того из нас, кто чист сердцем, чтобы пошел он к людям и говорил от нашего имени. Свидетельствовал о ребенке спящем, который принесен с небес. Илея, дочь моя, не знаю чище сердца, чем у тебя. Хотя мне, твоему отцу, тяжело далось решение это, но знаю, что надо поступить именно так. Засвидетельствуешь ты пред теми, чьи предки начертали в камне о том, что должно быть. – Сказав это, купец перевел свой взгляд на рыбака: – Сенака, клятву ты пред нами дашь и отправишься в места для тебя родные. Придешь к народу своему и призовешь его на помощь. Коль знает твой народ о предупреждении предков, значит, избран он. Так тому и быть. Будем миром мы решать, что делать дальше. Дочь моя отправится с тобою, и помни, она любимое мое дитя, дороже всех мне на белом свете. Оставить здесь, с собою рядом, я ее не могу, отправиться мне с нею и в опасности оставить белый свет. Поэтому теперь тебе ответ держать за нее предо мною, за честь дочери мне пред Илем Светлым отвечать, храни ее от всяческой напасти.