Целуя девушек в снегу

– Ну, зачем ты так? – назидательно сказал я. – Вороны – умнейшие среди птиц. И хитрейшие.

– Да я и смотрю, она тут по—умному всё выглядывает, да шпионит! У—у—у!

Лина погрозила птице пальцем.

Ворона повернулась к нам задом, сделав вид, что мы ей абсолютно неинтересны, ибо хватает у неё и своих вороньих дел, но при этом незаметно косясь в нашу сторону, и обиженно прокряхтела, вышагивая по крыше:

– Кхр!

– Давай, поднимайся, – подал я Лине руки, вставая. Ухватившись за протянутые руки, она легко вскочила и начала стряхивать снег с пальто, доходившего ей до щиколоток. Моё содействие пришлась весьма кстати, сзади она, как ни крутилась, достать налипшие белые пушинки, не могла. Я провёл несколько раз рукой по её спине и серое пальтецо Лины обрело почти первоначальный вид.

– Всё из—за тебя, из—за твоих дурацких шуточек.

Лина ещё делала вид, будто обижается и смешно надувала губы.

– Ты же первая бросилась…

– Но не по—настоящему, ведь! Ой, смотри, Серёга, не очутиться бы тебе на моём месте…

– В сугробе? Ничего, я ловкий!

– Ловкий? На каждого ловкача найдётся свой трюкач…

– Это ты о чём?

– Да нет, ни о чём. Потом… Блин, Максимов! Ты ни граммулечки не соскучился?

– Что? А! Да! Конечно! – спохватился я и обнял Лину, крепко прижав её к себе. Она снова обхватила меня за пояс, уткнулась лицом мне в куртку и пробурчала оттуда:

– «Конечно» соскучился, или «конечно» наоборот?

– Конечно, соскучился. Ты столько не появлялась.

– Значит, ты не звал. Я прихожу, когда ты сильно—сильно зовёшь меня, когда тебе необходимо. Ты можешь даже и не думать обо мне в такие минуты, но я чувствую.

– Я непрерывно о тебе думаю. А сейчас звал?

– Громко. Очень. Кроме того, нужно кое—что сказать тебе. Удачно совпало, да?

Сняв перчатку, я провёл пальцем по её щеке, по подбородку и начал слегка раскачиваться в такт нёсшимся из открытой форточки второго этажа звукам какого—то вальса, исполняемого на фортепиано.

– Карр! – опомнилась и осмелела на крыше серая шпионка.

– Сергей, она опять подсматривает. Пойдём куда—нибудь!

– Ну, куда? А! Пойдём, хоть, на площадку, на веранду. Гляди—ка, там, скамейка, посидим на солнышке. Ты не замёрзла?

– Неа! А ты?

– Нет! Сегодня хорошая погода.

– «Сегодня хорошая погода», – задумчиво повторила Лина. – Почти пароль.

– Хм, кстати, да!

– А отзыв, какой сделаем?

– «С тобой не бывает плохой погоды».

– Банально, но сойдёт. Давай, пошли уже.

Припомнив название одной книги, которую читал в юности, я улыбнулся.

Лина, шагавшая по тропинке в сторону веранды обернулась посмотреть, следую ли я за ней.

– Ты чему улыбаешься?

– Просто книжку одну вспомнил с похожим названием?

– Какую?

– «Что может быть лучше плохой погоды».

– Ты её читал?

– Ага. Давно.

– О чём она?

– О шпионах. Но подробности стёрлись из памяти.

– «О шпионах», – повторила Лина, усаживаясь на узкую лавку, и оглянулась на гараж, где оставалась любознательная птица. А та, обрадованная, что теперь обрела возможность перебраться ещё ближе к нам, взлетела и с шуршанием уселась на крышу веранды.

– Она ревнует! – захохотал я.

Ворона помалкивала, но мы отчётливо слышали, как она по—хозяйски вышагивала вверху.

– Пойдём в другое место? – встала Лина.

– Думаю, это бесполезно. Я предупреждал, что вороны поразительно хитрые твари. Если уж она захотела что—то разузнать, то обязательно вызнает. Садись. Не обращай внимания.

Лина снова уселась рядом, а я, обняв её за плечи, заглянул девушке в лицо.

– Ну, и ладно. Ну, и пускай знает, – прошептала та.

А затем, бросив взгляд в угол веранды, вдруг отодвинулась от меня, протянула руку и взяла стоящую на краю скамьи, у самой стенки, небольшую розовую лошадку с разлохмаченной гривой цвета соломы.

– Ой, Серёж, погляди, кто—то лошадку забыл!