Ошибка

После некоторого молчания она спросила:

– Вы ведь хорошо обращаетесь с огнестрельным оружием?

Тут Лоренс кивнул не без гордости.

– Хорошо. Идите, отдохните. Завтра поговорим насчёт Вашей возможной должности. И знаете, – она улыбнулась, – Вы куда увереннее в себе стали. В целом это неплохо. Вы способный человек.

Лоренс настолько устал, что просто кивнул с благодарностью и даже не спросил, по сравнению с каким состоянием он стал увереннее.

«Теперь я точно знаю, что он годится. Нет, ну надо же, всё-таки осуществил свой план; хотя, думаю, вряд ли он поначалу очень обрадуется перспективе работы с Эйи. Ну да что поделать…»

На следующий день Лоренс был действительно ошарашен, и даже не знал, чем больше: тем, что его будущая должность – заместитель и телохранитель Эйи, или тем, что тот же самый человек будет его тренировать.

Вообще-то, для Эйи последнее тоже было открытием.

– Что? Я?! Да я же его убью!

– Ничего не знаю. Социализируйся ты уже! Единственный ни с кем не общаешься…

– Мы ведь с Итой общаемся.

– Ровно настолько, насколько ей удается находить для тебя вёдра нутеллы.

– Да не только нутеллы… – вполголоса пробормотал Эйи.

– … думаешь, я не вижу, как ты иногда дёргаешься в её присутствии?

– Ну, я её побаиваюсь, но в целом… У меня же нормальные отношения с остальными!

– Как с людьми ниже тебя по рангу, да.

– Слушайте, я не знаю, чего Вы добиваетесь. Мне кажется, я вполне исправно работаю. На Вас. Мне, знаете ли, не интересно другое.

– Да и я тебе интересна ровно в качестве средства достижения освобождения и окончательной смерти, – она усмехнулась.

– Ну, по большей части да. Но мне действительно нравится моя работа.

Она засмеялась.

– Это хорошо. Я рада, что тебе это нравится.

– Очень! – глаза Эйи сверкнули.

– Уверена, Лоренс будет тебе отличным помощником. Впрочем, это во многом зависит и от тебя…

Он понял, что препираться бесполезно.

***

В последующие несколько месяцев Лоренс Винтерхальтер не жил, а выживал.

– Эйи, ну зачем ты так его мучаешь?

– Я не умею нормально учить. Предпочитаю наиболее быстрым и действенным методом…

– Но ты же его так когда-нибудь убьёшь!

– Ну а я Вам что говорил.

– …

– Зато он уже настолько привык, что перестал вечно дёргаться по любому поводу.

– Конечно, если повод не кончается… И всё-таки я не очень понимаю; нет, конечно, если у тебя есть какой-то план…

– Знаете, не может же для Вас быть всё расписано, как в инструкции.

Она промолчала.

– На самом деле, определённые причины у меня есть. Мне просто интересно, начнёт ли он меня ненавидеть в конечном счёте.

– Ты всё пытаешься понять, тот ли это человек? Можешь быть уверен.

– Я не пытаюсь это понять. Я это знаю. То, что мне осознать действительно хотелось бы – сохранились ли у него те же намерения.

Она задумалась.

– Хм, а знаешь… Интересно. Только прошу тебя – не переусердствуй.

***

Лоренс не мог понять своего отношения к этому человеку. Конечно, большую часть времени ему просто хотелось убить Эйи (и тут он вспоминал про «Солнцепёк» и желание улетучивалось), но он не мог объяснить непонятного волнения каждый раз, когда тот появлялся, со своей этой самодовольной рожей и не сходящей с лица улыбочкой. Да тут ещё другая проблема – Винтерхальтеру было мучительно интересно, что с биологической точки зрения представляет собой это существо. Его нельзя было назвать ни мужчиной, ни женщиной, а ещё эти волосы… взять бы хоть один волосок на экспертизу!

Так он думал, отдыхая после очередной тренировки. В этот раз они уехали подальше – не просто за город, а в сельскую местность; подходящее место найти было весьма проблематично. Эйи лежал на траве, греясь в лучах рассветного солнца (тренировались ночью во избежание ненужных свидетелей). Поляну, которую они выбрали, окружали горы; оба были невероятно довольны обстановкой и уходить оттуда не торопились. Эйи эти места чем-то напоминали родину, а Лоренсу – загородный дом родителей, куда они ездили на праздники; приятные ассоциации вызывали, конечно же, не сами родители, а то, что там ему позволяли держать лошадь, на которой он, собственно, уезжал подальше чуть ли не на целый день. Или же он просто забирался в горы, время от времени беря с собой принадлежности для рисования. Поднатаскавшись в пейзажах, он стал добавлять туда людей и различных существ. Самым популярным сюжетом были люди, летающие на крылатых белых котах, напоминавших какую-то смесь рыси и льва. На некоторых рисунках были даже портреты. Конечно же, эти у него хватало мозгов не показывать родителям, но особо удавшиеся пейзажи без всего остального, нарисованные в более старшем возрасте, даже висели в гостиной. По ночам было жутко холодно; порой Лоренс ни с того ни с сего просыпался, выходил на балкон, накинув несколько кофт, всматривался в чернеющую бездну неба, сверкавшую бесчисленным количеством звёзд, и в голове появлялись строки. Да, как и многие юноши, он писал стихи; правда потом, читая их с утра, он не мог понять, что там к чему, о чём они вообще. Но звучало красиво, и он их сохранял. А как-то ночью он и вовсе ушёл потихоньку из дома, ходил по полям, вдыхая свежий, влажный воздух; смотрел на небо и не мог насмотреться – на следующий день побаливала шея.

Эйи уже долго лежал, не двигаясь.

«Заснул, что ли?.. Ну и хвала богам».

Солнце уже начинало пригревать; оно очень хорошо освещало лицо лежащего. Несколько секунд Лоренс боролся с желанием подойти и посмотреть поближе; затем любопытство взяло верх, он подошёл, нарочно шурша травой. Убедившись, что тот спит крепко, он аккуратно присел на корточки и стал разглядывать лицо. Спокойное (в кои-то веки!), бледное, гладкое; черты острые и тонкие – нос с горбинкой сверху, заметные скулы, точёная нить губ какого-то оранжеватого оттенка, большие веки, скрывающие миндалевидные глаза, в которые, если заглянуть, можно провалиться, как в чёрную бездну; на лбу между глазами еле заметная, какая-то болезненная складка.

«Вот взять бы и пристрелить сейчас. Но, думаю, меня потом за это не просто пристрелят… да и, пожалуй, не смогу я его вот так убить».

Тут Эйи внезапно открыл глаза. От неожиданности Лоренс подскочил. Это существо ещё в первую встречу, когда внезапно выстрелило в него, напомнило ему кота – никогда не знаешь, что сделает в следующий момент; потом он только убеждался в этом – такое же бессовестное, эгоистичное, самовлюблённое, считающее тебя собственным рабом, непонятное животное. А сейчас он вспомнил, как в детстве пытался незаметно подкрасться к спящей кошке, и каждый раз она внезапно открывала глаза, когда он был уже совсем близко.

Эйи, казалось, не обратил внимания на испуг; он приподнялся на локтях – следов сна на лице не было и вовсе – и сказал, будто продолжая начатый ранее диалог:

– Я не спал, Ларри. Кстати, научишь меня стрелять?