– Не благодарите, – сказала Ита. – Это на полтора-два часа, можете спокойно лезть ей в башку. – Лоренс, а ты не хочешь? У меня этих конфет ещё много.
– Нет, спасибо, – он кашлянул.
– Да не бойся ты, остальные нормальные. Я же как-то ем.
– Не люблю сладкое, – он отвернулся.
Тут Эйи не выдержал:
– Зато я люблю!!! – он резко встал с дивана и, совсем как Хэзел, выхватил леденец из руки Иты.
Поблагодарив за помощь, глава организации хотела было приступить, но её прервал голос Эйи:
– Под трибунал бы тебя, Ита…
Это всё, что он успел сказать, прежде чем отключиться.
Ита рассмеялась, глава организации закатила глаза: «Детский сад, честное слово», Лоренс как-то особенно тяжело вздохнул.
Вечером того же дня все трое – за исключением Иты и Хэзел – собрались в той же комнате, решая, что делать с девочкой.
– У меня ещё ни разу не было подобных случаев, – сказала глава организации. – Обычно обращаются взрослые, а этой вот-вот 11 будет, даже школьного образования не получила… И в детский дом ведь не сдашь – натворит дел и сбежит.
– Полагаю, – начал Лоренс, – что следовало бы действительно оставить её в организации; если бы кто-то согласился её удочерить…
– Да, мне тоже это кажется наиболее разумным. Других вариантов, что с ней делать, я не вижу.
Тут Эйи подошел к главе организации и что-то быстро шепнул ей на ухо, с трудом подавляя смех. Её лицо мгновенно приобрело преувеличенно-сердитое выражение; со словами «это тебя я на органы сдам» она дала ему пощёчину, слегка задев кожу ногтями. Прокричав сквозь смех «оно того стоило», Эйи выбежал из помещения.
Глядя на изумлённое лицо Винтерхальтера, она сказала:
– Не обращай внимания, это он так развлекается. Пока не получит свой «подарок», не успокоится.
– И часто он так делает?..
– Не очень, только при эмоциональном перенапряжении. Но ты такое с ним делать не вздумай, – добавила она со смехом, – без руки останешься.
– Да знаете, сколько у меня уже было поводов…
Она сочувственно похлопала Лоренса по плечу.
***
Как обычно, после подобных событий всем участникам давался длинный выходной для восстановления. В один из этих дней Эйи и Лоренс встретились по просьбе последнего.
– Мне нужно с Вами поговорить, – начал он.
– Да?
Лоренс собрался, выдохнул и сказал:
– Если Вы не сделаете что-нибудь с «рядами смерти», я…
– Что? – Эйи смотрел заинтересовано и с улыбкой.
– … я всё-таки расскажу об этом главе организации.
Повисла тишина.
– Причина? – поинтересовался Эйи мгновенно переменившимся тоном, заставившем Винтерхальтера внутренне вздрогнуть.
– Мне кажется, причина очевидна. Вы даёте людям непосильные задания, хотите от них то, что они заведомо не смогут выполнить. А также… – он лихорадочно вспоминал, что ещё хотел сказать; все аргументы как-то выветрились из головы. – А также, они могли бы много чего добиться, выжив! Они могли бы изменить своё мнение, у них было будущее! Это, выражаясь Вашими понятиями, – он кашлянул, – растрата ресурса.
– Это не мои понятия, Лоренс.
– Тем не менее, порой Вы ведёте себя так, будто и Ваши тоже. Вы не пробовали вещать им с трибуны, что они все сдохнут – пошли бы они тогда на это, а?!
Тут Эйи рассмеялся. Успокоившись, он ответил:
– Пробовал, Ларри, пробовал, – несколько секунд он просто смотрел на переменившееся лицо Винтерхальтера, а потом продолжил. – Мы вместе с одним человеком проводили подобие эксперимента – интересно было понять психологию этих фанатиков. Я вышел и прямо им сказал, что они все умрут, что это не игрушки, что их возможности расходятся со стремлениями, и так далее, и тому подобное, и в общем, ребята, я вас предупредил. Видел бы ты их изменяющиеся лица. Мало того, что они восприняли это как вызов – у них ни на секунду не возникло мысли о том, что можно отказаться от своих намерений – так ещё и стали обвинять меня в малодушии.
Он многозначительно посмотрел на Лоренса. Тот ответил:
– А если вообще, ничего… не говорить?..
– Но они ожидают, что ты что-нибудь им скажешь. Да и вообще, должны же они увидеть свое руководство в лицо хоть раз. Без явного авторитета они тоже, знаешь ли, опасны бывают.
– Но… почему так?
– Пойми, Ларри. Им по любому нужно растратить энергию. Эти люди, может, всю жизнь посвятили своему фанатизму; ты что, хочешь их разочаровывать? Я не говорю, что в других условиях они были бы такими же. Нет. Но мы все здесь в конкретных условиях, которые вполне определённо на нас влияют; они сами выбрали для себя этот путь. Лучше будет, если они будут заниматься экстремистской деятельностью? Или может, пополнять ряды той группировки? А ещё лучше будет, Ларри, если после каждого сражения мы будем терять действительно важных людей, которые годами совершенствовали свои навыки, и явно не для того, чтобы случайно погибнуть раньше времени от рук каких-то подонков!
– Вы говорите…
– Я говорю о многих. Да зачем далеко ходить – о тебе, об Ите, о множестве людей, которых ты пока не знаешь, но которые представляют огромную ценность для будущего.
Винтерхальтер помолчал, а затем сказал, как бы извиняясь:
– Вы не говорили мне раньше об этом эксперименте, да и вообще об этом всём… Я не мог догадаться сам…
– Да ничего, Ларри. Это хорошо, что ты задаёшься такими вопросами и что ты возражаешь. Я много о чём тебе сразу не говорю в том числе и потому, что мне нужно, чтобы ты обладал критическим мышлением.
– Что ж, пока что всё идет успешно, – Лоренс нервно усмехнулся. – Только после каждого проявления этого критического мышления Вы разговариваете со мной так, будто хотите убить на месте.
– Я просто не люблю критику в отношении себя, – Эйи натянуто улыбнулся. – Ах да, и спасибо, что напомнил. Я как раз хотел купить себе новую ленточку.
В другие несколько дней они сняли небольшой дом в отдалённой альпийской деревне – Эйи давно просил Лоренса научить его стрелять. А узнав, что Винтерхальтер неплохо ездит верхом, тот теперь приставал ещё и с этим.
В один из вечеров Эйи сидел на подоконнике у открытого окна и сушил волосы; Лоренс делал какие-то наброски карандашом.