Ошибка

– Не нужно меня перебивать. Это у вас ещё ко мне претензии?!

Люди насторожились; кто-то порывался было тоже встать, но в итоге сдержался. Негодование и презрение стали уже не скрываемыми; про себя Эйи это с удовлетворением отметил. Однако также он видел, что большинство уловило волну и теперь с интересом ждёт продолжения. Он внутренне усмехнулся.

– Вы, те, кого я считал лучшими, внезапно превратились в подонков, которые не в состоянии справиться с какими-то отбросами, просто шелухой, которая мешает на пути, неужели для вас это теперь проблема?!

После небольшой паузы, сделав большой вдох и сверкнув глазами, он продолжил:

– Скажите, пожалуйста, я когда-нибудь до этого повышал на вас голос?

Он приподнял бровь и в тишине ожидал ответа; его, однако, не последовало – люди не знали, как себя вести. Тогда он спросил громче, хлопнув от раздражения по столу:

– Орал я на вас до этого или нет?! Что, уже ответить не в состоянии?

Какая-то женщина ответила твёрдым голосом:

– Нет, не орали. И не вижу смысла орать сейчас. Ситуацию это не исправит.

Эйи посмотрел на неё яростно, но замечание проигнорировал.

– Верно, не орал. И уверен, это сказал бы каждый из вас, если б вы не проглотили все свои языки. Я мало того, что никогда на вас не орал – считаю это самим собой разумеющимся – но и старался всячески поощрять вас, а уж вспомнить про то, как я забочусь о вашем благополучии во время боя – заботился, точнее… Вы правда совсем ничего не понимаете? Ничего?..

Он посмотрел на всех даже каким-то растерянным, но многозначительным взглядом.

– Это всё, конец игры в войнушку. Закончилось то замечательное время, когда мы – я имею в виду в теории – имели хоть какое-то право на поражение. Сейчас – всё. Я настоятельно призываю вас. Те, кто до сих пор играет в игры, кто до сих пор не воспринимает это всерьёз, кто до сих пор дерётся для развлечения, а не насмерть – покиньте наши ряды. Даже если это будет большинство. Я не хочу продолжать этот позор. Либо сдавайтесь – он резко повысил голос – и дайте всему миру увидеть, какое вы ничтожество, неспособное делать что-либо не ради собственной выгоды, – люди посжимали кулаки; казалось, ещё немного, и кто-то снова заговорит, – либо сражайтесь в полную силу, так, чтобы на кону были жизнь и смерть – сейчас иного для вас быть не может! Я не буду говорить драться до последнего, поскольку если вы всё-таки соберётесь, вам не придётся проигрывать. Слышите? Я обращаюсь к тем, кто выберет остаться. Я не знаю, какой процент из присутствующих это решит. И, повторюсь – всё так же никто никого не заставляет воевать. Просто раз уж решили, то делайте это достойно. Не хотите – свободны; не пнёте себя сами, вас, опять же, выпинывать не будут. У нас не такие методы – зачем нужно насилие, ха-ха. Вы же не бараны все тут!

Он запрокинул голову и нервно рассмеялся.

– Так вот, я отвлёкся. Те, кто решит остаться и сражаться уже по-серьёзному – можете даже не предполагать возможное поражение. Конечно, я, скорее всего, сейчас говорю в пустоту, но… Вы не можете проиграть.

Он обвёл всех взглядом и сверкнул глазами.

– Тем более, сила на нашей стороне. Как и правда. По крайней мере, так было…

Он опустил голову; повисла пауза. Один из сидящих спросил, уверенным, хоть и подрагивающим голосом:

– А могу я узнать, почему Вы взяли на себя полномочия главы организации?

Эйи прищурился.

– Простите, что? Вы это о каких таких полномочиях?

– Высшего командования, – человек всё ещё смотрел твёрдо.

– А с каких это пор главе организации надлежит командовать армией в экстренной ситуации?

– Ну…

– А с каких это пор она должна разбираться с тем, с чем вы разобраться не в состоянии?

– Но…

– С каких пор она должна этим заниматься, м-м? Слушай внимательно. Мне она дала право на всю эту чепуху. И так было всегда. А в тебе, я так понимаю, заговорили страх и желание воспользоваться чужими силами?

– Не то что бы… – человек уже жалел, что начал.

– Или же… Ты считаешь, что я плохой руководитель, только потому, что вы не в состоянии нормально выполнять свою работу?

– Я просто…

– Ладно уж, договаривай.

– Хотел убедиться, что Ваши действия правомочны.

Эйи вздохнул и медленно приложил руку к лицу. Затем так же медленно отнял её и тихо сказал:

– И на этих людях держится вся организация… И жизни этих людей я изо всех сил сохранял для этого момента…

Он стоял, опёршись о стол, смотря в его чёрную непроницаемую поверхность. Тут сквозь тишину пробился отчаянный голос:

– А кто может знать наверняка, сохраняли Вы наши жизни или же заботились о собственной шкуре?

Это сказал какой-то довольно молодой человек; очевидно, ему хотелось как-то ответить на оскорбления. Остальные посмотрели на него неодобрительно – в его словах не было смысла, к тому же, часть особо проницательных людей уже с интересом ожидала развязки.

Эйи резко поднял прямое, спокойное лицо.

– Подойди.

Человек поколебался, однако затем быстро встал и агрессивной, подпрыгивающей походкой приблизился к Эйи. Они пару секунд смотрели друг другу в глаза; затем Эйи размахнулся и дал ему пощёчину, так, что тот пошатнулся.

– И тебе ещё наглости хватает мне такое говорить. Да ты же сам ко мне приползал, когда у тебя силы кончились, ты думаешь, я вас не запоминаю?

Оправляясь и потирая щёку, человек, кажется, раздумывал, ответить ли ему чем-то. Затем он всё-таки решил не отвечать – не очень хотелось занять место лежащего у стены, который, кстати, очнулся и теперь непонимающе озирался по сторонам. Кинув на него мимолетный взгляд, Эйи внутренне вздохнул с облегчением.

– Может, кто-то ещё считает, что я спасал собственную шкуру?

Никто так не считал; все смотрели либо прямо перед собой, либо на Эйи; напряжённая тишина отражала малейший шорох и даже хруст пальцев Винтерхальтера на заднем плане, который решил, что если уберёт руки за спину, то можно хрустеть спокойно.

– Больше желающих высказаться или задать вопросы нет? – спросил Эйи, оглядывая всех, горько улыбаясь.

Тишина была гробовая. «Хрусть».

– Знаете, теперь даже не представляю, что с вами делать… Не то чтобы я пришёл сюда с какими-либо надеждами, но всё ещё хуже, чем я думал… Вы не неспособны, вы просто не хотите. Пожалуй, я.. – он сделал паузу. – Я не в состоянии командовать… этим…

Он снова уронил лицо в ладонь, постояв так какое-то время, затем резко поднял голову, посмотрел на всех твёрдым взглядом и сказал:

– Я складываю с себя полномочия Главнокомандующего. Делайте что хотите.

По помещению прошёлся взволнованный шепоток. Многие пытались разглядеть за Эйи лицо Лоренса, чтобы хоть как-то уловить обстановку – он был непроницаем: лицо каменное, будто выточенное, в почти неподвижных глазах отражаются холодные блики.