Эмбрионы

Пропустить утренний клёв – самое ужасное, что могло случиться. Мальчик снова задремал на заднем сиденье, надёжно пристёгнутый ремнём. Он мечтал поймать большую рыбу: упитанного сазана или плоского, но крупного леща.

Они добрались до реки, когда рассвет едва задался на горизонте, окрасив всё вокруг в серый.

Отец достал из багажника лопату и начал ковырять сухую землю. Дождя давно не было, поэтому черви ушли глубоко. Он откидывал куски земли в сторону и разбивал их лопатой. Первый червь оказался разрезанным пополам. Отец тут же повеселел.

– Собирай в банку!

Брошенную кем-то жестянку из-под тушёнки они нашли здесь же.

Новый шмат земли глухо упал у ног мальчика, и он впился в него руками. Маленькие жирные сосиски так и норовили проскользнуть между пальцами. Во время дождя потоки воды вымывали червей из верхнего слоя почвы, и они попадали в реку, где становились кормом для рыбы. Вот почему это была отличная наживка.

– Всё, хватит! – Отец воткнул лопату рядом со свежей ямой. – А то весь клёв пропустим. Потом ещё накопаем.

На улице было прохладно. Совсем не по-летнему. Мальчик пританцовывал и дышал в сложенные лодочкой ладошки. От остывшей за ночь воды шёл пар. Изредка слышались всплески небольшой рыбы.

Отец размахнулся спиннингом и резким движением закинул снасти. Свинцовое грузило с громким чмоком ударилось об воду и опустилось на дно.

– Сиди тихонько и слушай, – сказал он мальчику, подвигая перевёрнутое ведро вместо стула. Затем достал из кармана маленький колокольчик и повесил его на верхушку удилища. Если рыба найдёт червяка и схватит его, раздастся металлический перезвон. – Когда зазвенит, сразу хватай и подсекай.

Отец уже успел вытащить двух карасей размером с мужскую ладонь, а у мальчика ещё не было ни одной поклёвки. Он смотрел на кончик удилища, но тот стоял неподвижно. Под другим берегом около притопленных кустов вывернулась здоровенная рыба и плюхнулась в воду. Её серебристый бок сверкнул в свете наступающего дня.

– Идём, перекусим. Никуда твой улов не убежит.

Отец достал из рюкзака и разложил прямо на влажной траве завёрнутую в промасленную газету еду. Кусочки сала с мясными прожилками, порезанная ломтиками колбаса, варёные яйца. Налил из термоса горячий, по-рыбацки крепкий чай. Мальчик на всю жизнь запомнит вкус чёрного хлеба, из которого отец сделал ему бутерброд.

Быстро пообедав, они вернулись к снастям. Солнце уже поднялось над горизонтом. Воздух прогрелся и вместе с полным желудком нагонял дремоту. Неожиданный перезвон, прозвучавший в тишине будто церковный колокол, вытянул мальчика из забытья.

– Подсекай! – закричал отец, но остался на месте. Он хотел, чтобы сын сам вытащил рыбу, почувствовав силу при вываживании.

Мальчик окончательно проснулся и, схватив удилище двумя руками, рванул его на себя. В первое мгновение ему показалось, что крючок зацепился за камень, потому что он не мог прокрутить ручку катушки. Но тут леска ожила и резко пошла в сторону. Рыба старалась освободиться из ловушки, почувствовав, как крючок впивается в губу. Медленно, сантиметр за сантиметром, мальчик подтягивал леску к себе. Отец уже стоял с огромным рыболовным сачком наготове.

Большой сом змеёй извивался на берегу. Мальчик бросился к нему и попытался подхватить руками. Это было не так-то просто сделать. Сом был очень скользкий. Кожа рыбы вырабатывает слизь – защитная реакция на удушье. Чем больше рыба находится на воздухе, тем больше образуется слизи. Рыба медленно задыхалась. Слизь означала скорую смерть. Издавна между собой рыбаки называют сома сопливым.

– Неси его в садок, – сказал отец. – Только смотри не урони.

Мальчик взял сома под жаберные плавники и аккуратно понёс к опущенному в воду садку. Сом беззвучно открывал рот и таращил свои маленькие глаза. Тонкие усы безжизненно прилипли к голове. Мальчику показалось, что сом о чём-то хотел спросить. Сильное упругое тело постепенно слабело в его руках. Он чувствовал, как из рыбы выходит жизнь. И тогда он разжал пальцы.

Рыба упала в воду и на мгновение замерла, не веря, что такое возможно. В следующую секунду сом сделал слабый рывок и исчез в глубине.

Отец ничего не сказал. Он стоял и смотрел на сына, который ещё пытался разглядеть в воде отпущенную рыбу. Потом отвернулся и принялся медленно сматывать удилище.

– Надо собираться, – сказал он и посмотрел куда-то вдаль. – Отрыбачились на сегодня.

Мальчик подумал, что отец сердится из-за сома. Но когда он поднял голову, то увидел огромную чёрную тучу, выплывающую из-за горизонта. Если вовремя не уехать, то полевая дорога раскиснет от дождя и превратится в грязевую засаду. Мальчик сел на корточки и стал отмывать руки от липкой слизи.

Глава шестая

Когда постоянно сидишь дома, любое отклонение от привычного образа жизни – само по себе событие.

Стараюсь идти быстро, но приходится всё время обходить лужи. Мой единственный друг не любит, если я задерживаюсь. А я не люблю выходить на улицу, когда слишком светло.

Хотя сам Серёга постоянно опаздывает. Всегда находит причину, почему не пришёл вовремя.

Мы договорились встретиться вечером в парке.

Есть там у нас укромное место.

В город как раз вернулась хорошая погода. По улицам разлилось тепло. Мы решили, что воздух прогрелся достаточно, чтобы мы не замёрзли. Если всё-таки будет холодно – разложим костёр из сухих веток.

Пока экологи сражаются, чтобы сохранить зелёные насаждения в черте города, за парк можно не волноваться.

Только какой-нибудь ловкач захочет оттяпать кусок земли, чтобы построить жилой квартал или супермаркет, как толпа активистов бросается в атаку. Транспаранты, шум и лозунги заполняют очередной сквер. Журналисты в поисках сенсации с надеждой ждут заварушки. Может получиться хороший кадр: плакат «Сохраним парк» рвётся от удара по голове представителя строительной компании.

Чтобы не идти по многолюдному проспекту, я сворачиваю на узкую сквозную улицу.

За последние годы я исходил все близлежащие районы. Изучил тихие переулки и секретные проходы между домами – тропинки, проложенные в бетонных джунглях.

На этой улице луж почти нет, зато стоит отменная вонь. Быстро прохожу мимо мусорных контейнеров. На их зелёных металлических боках большие белые буквы.

«КРАУН-М».

Наверное, название компании, ответственной за их вывоз. Делает она это редко – судя по тому, что баки доверху заполнены.

Мусор не только в контейнерах, но ещё и разбросан вокруг. Внимательно в него всматриваюсь. Бытовые отходы – это источник кладов в двадцать первом веке. Всегда есть место для чуда, если в него верить.

Ветер может выпотрошить книгу, в которой хозяева забыли заначку.

Кто-то случайно выкинет банку из-под кофе, где спрятаны золотые украшения.

В подобной ситуации нужно заявлять в полицию. Но кто так делает в наше время?

Взгляд пробегает между консервными банками, обрывками газет и мятым картоном.

Рассматривать мусор – один из моих ритуалов. Их у меня много.

Например, складывать цифры на номерах машин. Особенно хорошо, если в сумме получается одиннадцать или двадцать три. Мне нравятся эти числа. Я не могу вспомнить, кто был за рулём чёрного внедорожника «Форд», стоявшего в начале проулка, но знаю, что сумма чисел на номере, – шестнадцать.

Врач объяснил однажды, что навязчивые действия – защитный механизм. Так мозг отвлекается от тревожных мыслей.

Поддетая ногой картонная коробка отлетает в сторону. Она ударяется о контейнер, и оттуда выскакивает перепуганный чёрный кот. Лохматый одноглазый уличный боец. Не то чтобы я сильно верю в приметы, но смотреть, как мимо проносится ком грязной шерсти, неприятно. Может, повернуть обратно? Но мысль о толпе народа на проспекте пугает меня больше, чем чёрный кот.

Если говорить совсем откровенно, есть ещё кое-что, из-за чего я не хочу возвращаться.

В самом конце этого смердящего проулка стоит дом. Ничего особенного. Обычная шестиэтажка советских времён. Одна сторона выходит на улицу – не такую оживлённую, как проспект, но людей хватает. Фасад с той стороны обновили: покрасили жёлтой краской. А со двора это просто облезлое здание с отваливающейся штукатуркой.

Половину первого этажа занимает кафе. Когда-то там был мясной магазин. В интернете нашлись старые чёрно-белые фотографии. Мясо, рёбра, требуха на витринах и грустные люди, стоящие в очереди за всем этим.

В перестройку кто-то выкупил помещение. И вывески стали меняться так же быстро, как и жизнь в девяностые. Комиссионный магазин, салон красоты, аптека. А потом открылось кафе. Стены отделали деревянными панелями. Пол выложили керамической плиткой песочного цвета. В новых витринах выставили пирожные, стали варить кофе. Обо всём этом я прочитал в сети.