Эмбрионы

Мужчина присаживается на корточки. Женщина кладёт фонарик на свежий холм и опускается рядом с ним. Луч высвечивает что-то большое и длинное. Что-то, напоминающее бревно, завёрнутое в ковёр.

Я молчу и ничего не говорю Серёге, потому что знаю, что он скажет.

Никто не заворачивает брёвна в ковёр и не роет для них в парке ямы по ночам. Только если…

Только если этот ковёр не уличает их в совершённом преступлении.

Мужчина и женщина упираются руками и толкают рулон вниз. Мне не слышно, как он падает в яму. Мужчина берётся за лопату и быстро возвращает землю туда, откуда он её только что доставал. Женщина топчется на месте и светит ему фонарём.

Вся земля не вмещается обратно. Они достают мешок и набивают его лишней почвой. Они хорошо подготовились: все их действия продуманны.

Женщина помогает мужчине закинуть полный земли мешок на спину, берёт лопату, и они становятся невидимыми в темноте.

– Ты видел, что они закопали? – бормочет Серёга, когда я сажусь рядом с ним.

– У тебя телефон ещё жив? – спрашиваю я.

– Ты что задумал? – дрожащим голосом говорит он. – Ты же не собираешься туда идти?

– Пойдём, посветишь мне.

Я шарю по земле, чтобы найти подходящую палку. Вместо этого мне попадается кусок жёсткой проволоки.

– Давай свалим, – снова скулит Серёга. – Тебе что, мало своих проблем? Что, если там труп?

Внутри меня зудит любопытство. Не так много всего случается в моей жизни, чтобы отказываться от приключений. Тем более лекарства приглушают тревогу. Серёга чуть наклоняется, и луна хорошо освещает его лицо. Я кладу руку ему на плечо.

– Страх перед мертвецами – самый глупый из всех. – Я заглядываю в лицо друга. В его глазах мерцают маленькие звёзды. – Пора уже это понять. У меня хорошие отношения с мёртвыми. Живые пугают меня больше.

Мы осторожно крадёмся к месту, где ещё недавно возилась парочка. Перед нами – свежее земляное пятно посреди травы. Аккуратно выпрямляю проволоку и засовываю в мягкую землю, пока она не упирается в препятствие. Зажимаю пальцем проволоку возле самой земли и вытаскиваю обратно.

– Совсем неглубоко, – говорю я. – Сантиметров сорок, не больше. Посвети мне.

Оглядываюсь и нахожу обугленную ветку. Ковыряю землю, пока Серёга постанывает рядом:

– Не хочу знать, что там.

Он отворачивается, и телефон светит в сторону. Поправляю его руку. Серёга дрожит, и свет постоянно дёргается. Я отбираю у него телефон и закрепляю его на земле при помощи камней, как маленький факел.

Наконец палка на что-то натыкается. Я отбрасываю её и руками разгребаю землю. Это кусок линолеума. С опаской трогаю его пальцем. Серёга не выдерживает и ломится через кусты обратно на поляну.

В колышущейся воде видно, как подмигивают звёзды. Они совсем не похожи на прыщи. Я сижу возле ручья и старательно отмываю руки и ноги. Мне пришлось долго возиться, закапывая всё обратно. На джинсах два чёрных пятна там, где я стоял коленями на земле. Серёга трогает меня за плечо. Оборачиваюсь и вижу его бледное в лунном свете лицо.

– Не хочу знать, что ты увидел, – шепчет он, тяжело дыша. – Зачем ты раскопал эту яму? Нужно было просто уйти. Но ты всё испортил. Поэтому прошу тебя, не рассказывай мне.

Серёга делает из спрятанного рулона этакого кота Шрёдингера. Пока не знаешь, что внутри, можешь выбрать версию, которая тебя устраивает.

– Ладно, – говорю я и протягиваю ему телефон. – Пошли домой, мне ещё джинсы стирать.

Глава восьмая

Тик-так. Тик-так. Солнце нагревает окно кабинета так сильно, что стекло готово потечь от жары. Невыносимо душно.

Я не могу собраться с мыслями, так сильно я вспотел. Рубашка прилипает к замшевой обивке кресла. Крупная капля катится по спине. Ощущение, будто по позвоночнику бежит мокрый таракан.

Виктория не замечает жары. Сегодня она выглядит отстранённой. Делает вид, что слушает, а сама смотрит сквозь меня. В руках у неё папка-планшет, но за двадцать минут она не сделала ни одной записи.

Так даже лучше. Можно говорить разную чепуху. Не рассказывать же ей о том, что случилось в парке.

Тик-так. Тик-так. Счётчик денег в виде круглых настенных часов за моей спиной работает исправно.

Однажды я спросил Викторию, что она делает с заметками. Не потому, что боялся, будто моя тёмная сторона станет кому-то известна. Просто из любопытства. Она отложила планшет в сторону и посмотрела на меня. Ледяная, как айсберг, улыбка лишь на мгновение тронула губы. Но она быстро взяла себя в руки.

Между нами всегда есть дистанция врачебной этики.

Виктория объяснила, что в книжном шкафу, за дверцами, вместо нижней полки вмонтирован настоящий сейф. Там хранятся личные дела пациентов. Никто не может получить к ним доступ.

Сейф настолько тяжёлый, что пришлось нанять четверых грузчиков, чтобы занести его в кабинет. Изнутри он привинчен к бетонному полу длинными анкерами. Сейф легко выдержит даже пожар. Ни один листочек не пострадает.

Лично я не против, чтобы заметки обо мне однажды сгорели. Вдруг это поможет исцелиться.

Её кабинет – идеальное место для пациентов вроде меня. В закутке в конце длинного коридора почти не бывает людей. Рядом – пожарный выход. Обычно эту дверь можно открыть только изнутри. Но Виктория предупредила, что у неё есть ключ и она открывает пожарный выход каждый раз, когда приходит на работу.

– Если тебе некомфортно идти через вестибюль, просто воспользуйся этой дверью, – сказала она будто невзначай во время второго приёма.

Если честно, это облегчает мне жизнь. Обхожу здание с обратной стороны и быстро проскальзываю внутрь. Иногда попадаются сотрудники магазинов и офисов, которые выходят на улицу покурить. Но никому нет до меня дела.

– И кстати, – Виктория сделала вид, что отвлеклась на смартфон, – этот вход не просматривается с видеокамер. Так что не переживай, что тебя кто-то заметит.

Тик-так. Тик-так. Я уже минуту как закончил говорить. Возникла странная пауза. Виктория о чём-то задумалась. Потом вздрагивает, смотрит на меня и неожиданно спрашивает:

– Как часто ты принимаешь транквилизаторы?

Важная информация: у меня нет лекарственной зависимости.

Люди привыкают терпеть боль. Кто-то терпит, когда беспокоит зуб, а я могу переносить приступы тревоги.

Но почему она задала этот вопрос? Внутри появляется лёгкое волнение. Не очень приятно, когда тебя подозревают.

Злоупотребление препаратами – частое явление среди пациентов. Легче выпить таблетку, чем работать с психотерапевтом, шаг за шагом прорабатывая страхи.

Иногда – раз в неделю, иногда – чаще, говорю я.

Она кивает и просит меня завести блокнот.

Записывай в него, когда пьёшь таблетки, говорит она.

Даже от бессонницы?