Девушка по имени Йоханан Гелт

Он уныло развел руками:

– Как видишь. На камрадов сильно подействовала история с Натаном.

– С кем-кем?

– С Натаном… – печально повторил Мени. – Это, как выяснилось, его настоящее имя: Натан Зейтельбах, вечная ему память. А мы-то знали беднягу только по прозвищу: Карподкин да Карподкин… Давай повесим?

Меня передернуло.

– Повесим? Кого?

Моей впечатлительной душой еще владело воспоминание о виселице, сооруженной бедуином Али, кладезем традиционной народной культуры. Но Мени имел в виду совсем другое. Он покопался в стопке рамок, вытащил оттуда портрет Карподкина и подошел к дальней от входа стене.

– Вот, я тут крючки наклеил… Посмотри, Батшева, так прямо?

– Правый угол вверх, – сказала я. – Вечно вы тут влево кренитесь. Еще. Еще чуть-чуть. Ага, нормально. Бедный Карподкин. Или как его… Бах-Тарабах?

– Зейтельбах, – без улыбки поправил Мени и подошел к табурету за следующей рамкой. – Ты, наверно, приехала спрашивать про Нисо, да? Но я ничего о нем не знаю, честное слово. Посмотри, так хорошо?

Теперь он пристраивал по соседству с покойным какой-то революционный плакат с винтовкой и Че Геварой.

– Опять правый угол вверх, – сказала я. – Все-таки ты неисправим, Мени. Жутчайший левый уклон. А это что – портрет вашего бармена? Он тоже погиб? Расстрелян американскими наемниками в джунглях Тель-Авива?

И снова Мени никак не отреагировал на мою не слишком уместную шутку. Теперь-то я видела, что бедняга все-таки изменился: стал каким-то заторможенным, прибитым.

– Вымпела союзных партий, – с прежним выражением, то есть вовсе без выражения произнес он. – Ты разве не помнишь – они тут всегда висели. Висели и сгорели… Теперь вот приходится восстанавливать. Вот этот вымпел – от DBS, уругвайского союза зеленых анархо-феминистов. Так прямо?..

– Прямо!

И действительно, можно было уходить прямо сейчас. Я совершенно зря перлась в Тель-Авив из Офера с пересадкой в Беер-Шеве. Попусту вбухала в никуда три драгоценных часа. Мени явно не знал ничего. Да, собственно, и самого-то Мени я не застала: так, кукла, выпотрошенный муляж бывшего анархиста… Но мы продолжили развешивать вымпела союзников. Мне просто казалось неправильным уйти и оставить его одного за этим занятием. Вымпела вымпелами, но в тот момент я чувствовала себя единственным реальным союзником этого сломленного человека.

– Так прямо?

– Стоп, Мени! – воскликнула я. – Что это за вымпел?

– SRD, – тускло сообщил он. – Шварцер унд рутер блок. Союзная нам партия друзей-анархистов из Германии, стритфайтеров. Они, кстати, сюда приезжали полгода назад. Тоже искали Нисо. Вот ведь как. Всем он теперь нужен… Так что, нормально?

Я не ответила. Меня переполняла радость открытия. SRD! Я ведь совсем недавно, не далее как сегодняшним утром, видела точно такую же аббревиатуру, такое же лого и такой же шрифт среди получателей гуманитарной помощи от «Общества» Далии Ольшенблюм. Вот она, искомая связь! Вот ведь как бывает: ходишь-бродишь в темноте, а потом вдруг бац!.. – какая-нибудь ерунда, пустяковая фраза, случайное замечание, дурацкий вымпелок – и вся картина вдруг высвечивается перед тобой во всей своей полноте, наподобие музейного экспоната. Бедуины-«рюкзачники», торгующие оружием; их постоянный клиент анархист Ави Нисангеймер; свободные от досмотра «гуманитарные» контейнеры Далии; и финальный адресат – немецкие анархисты-стритфайтеры, уличные бойцы!

– Мени, – сказала я, – можно я тебя поцелую?

Он отрицательно помотал головой:

– Нет. Ты обманешь.

Я расхохоталась по дороге к выходу.

– Верно, дурачок! Да и как же иначе? Ты ведь рожден, чтобы быть обманутым! Прощай, ошметок камрада!

3

Мики позвонил, когда я уже подъезжала к Беер-Шеве.

– Бетти, куда ты усвистала? Что за манера – ничего не сказав?

– Да смилостивится над своей непослушной рабой ее супруг и повелитель! – взмолилась я. – Если он соблаговолит оставить меня в живых, обязуюсь впредь просить письменное разрешение даже чтобы сходить на горшок…

– Ага, как же… – хмыкнул он. – Кто из нас двоих чей раб – это еще посмотреть. Бетти, я серьезно. Ты далеко?

– В поезде. Буду дома через полчаса. Милый, я все разузнала, можешь нас поздравить. Нисо отправлял…

– Стоп! – оборвал меня Мики. – Не надо по телефону. Расскажешь, когда приедешь.

Дома мы усадили Малыша перед телевизором, чтобы без помех обсудить итоги дня. Выслушав мои догадки о нисангеймерском канале транспортировки оружия германским анархистам, Мики удовлетворенно кивнул: получившаяся картина вполне соответствовала его предположениям. Но против всех ожиданий, наибольший интерес он проявил к истории о бедуине Али из деревни Аз-Зубейдат. По его словам, я раскопала это чрезвычайно кстати.

– Кстати? Почему?

Мики усмехнулся:

– Потому что нам вдвоем не справиться с бандой зубейдат – даже с помощью Зива и ребят из «Заслона». Нужны сильные союзники – например, другое бедуинское племя. Рашайда могут подойти. К тому же… Помнишь, где мы оставили «Гранд Чероки» Нисангеймера?

Я пожала плечами:

– Откуда мне помнить? Мне тогда хотелось умереть от усталости. Возле какой-то бедуинской деревни. Ты сказал, что они разберут автомобиль на запчасти в течение двух часов.

– Не «возле какой-то», а возле Бани-Рашад, – поправил он. – Как видишь, всё один к одному. Будет завтра о чем поговорить с Абульабедом.

– Кто такой Абульабед? Пустынный джинн или халиф из «Тысяча и одной ночи»?

– Скорее, разбойник, – рассмеялся Мики. – Атаман «рюкзачников», которые отрезали голову твоему Кропоткину.

– Карподкину.

– Как скажешь. Ему теперь без разницы. А Абульабеду и вовсе пофиг, как его звали. Я встречаюсь с ним завтра в Долине.

– Возьмешь меня с собой, – твердо проговорила я.

– Вот еще! Зачем ты там? Бедуины ведут переговоры только с мужчинами, а женщины для них…

– …Дешевле скота, – кивнула я. – Знаю. Я нужна тебе не для переговоров, а чтобы он поверил, что ты теперь вместо Нисо. Ведь Мени рассказал им о последней секретарше Нисангеймера. По дикарской мужской логике, кто спит с секретаршей, тот и начальник. Раньше меня возил Нисо, теперь возишь ты. Значит…

– Значит, я и начальник, – задумчиво продолжил Мики. – Что-то в этом есть. Пригодишься и микрофон нацепить. Женщину они не станут обыскивать.

– Микрофон? Зачем микрофон?

– Для Зива. Он будет прикрывать нас на всякий случай. Издали, через оптический прицел. Пусть слышит весь разговор – так надежней.

Назавтра мы выехали чуть свет, оставив Малыша на попечение приглашенной с вечера девушки-помощницы. У перекрестка Альмог нас ждал Зив за рулем видавшего виды джипа природоохраны. Пересев к нему, двинулись дальше – на север, по девяностому шоссе, а еще километров через тридцать свернули налево по едва заметной грунтовке, вьющейся вдоль узкого неглубокого ущелья, и ковыляли там с кочки на кочку, пока Мики не сказал «хватит». Зив достал из багажника винтовку, скатку, рюкзак и с поразительной быстротой вскарабкался вверх по склону.