Теории внимания

Глава 14. Отвлечь внимание

Последний пример из словаря Евгеньевой – «отвлечь внимание противника», – вероятно, говорит именно о внимании. Но он определенно имеет не один смысловой слой.

Во-первых, вызывает большое сомнение, что мы умеем оказывать на внимание подобное воздействие. Честно говоря, я совершенно не представляю, как можно отвлечь внимание и что для этого надо сделать. Просто попробуйте прямо сейчас отвлечь свое внимание – и вы тут же почувствуете всю абсурдность подобного предложения.

Следовательно, и это во-вторых, речь идет вовсе не об отвлечении внимания, а о его привлечении. И как раз в примере с противником очевидно, что задача именно в том, чтобы привлечь внимание противника к чему-то иному, тем самым уводя его от себя. Вот привлечь внимание мы можем.

Если речь в примере идет о разведчике, которому надо снять часового, то он может, допустим, бросить камушек таким образом, чтобы взгляд, а значит, и все восприятие часового направилось вслед за ним куда-то в удобном для разведчика направлении. В итоге он оказывается вне поля восприятия часового и может к нему подкрасться.

Но на этом примере еще ярче видно, что речь идет вовсе не об отвлечении внимания – внимание часового и не было направлено на разведчика. Иначе он уже давно поднял бы тревогу. Более того, оно вообще не было направлено. Любая узкая направленность внимания часового, в сущности, это привлеченность его к чему-то определенному, а значит, уязвимость. Часовой же, наоборот, должен уметь держать внимание рассеянным, чтобы воспринимать окружающее как можно шире.

Точно так же и внимание противника в рукопашном поединке в принципе не должно быть привязано к чему-то определенному, от чего его можно было бы отвлечь. Как раз наоборот: именно привлечение его к подобным вещам и является действительным отвлечением внимания. Что для этого используется? Угрожающие движения руками, ногами, взгляды, крики. Все, что способно привлечь внимание и тем сузить его – и есть способы «отвлечь внимание» противника.

Пример явно неточен. Можно ли ему доверять?

Мое языковое чутье говорит, что это правильное выражение. Значит, на слух русского человека высказывание верное, из чего следует, что оно описывает какую-то действительность внимания. Какую?

Для начала попробуем разобраться, действительно ли здесь речь о внимании?

Вот когда мы говорим о том, чтобы просто привлечь внимание какого-то человека, и для этого прыгаем, машем руками, кричим, мы действительно совершаем именно те действия, которые притягивают непроизвольное внимание. Зачем – не в бытовом смысле, а в психологическом? Понятно, что благодаря этому человек на нас поглядит. Если мы знакомы, то он узнает меня, и мы с ним встретимся или увидимся, если встретиться невозможно.

А если это совершенно незнакомый человек? К примеру, девочки-фанатки изо всех сил стараются привлечь внимание своего кумира. И иногда им это удается. И что дальше? Узнать он их не может. Запомнить – тоже. Что происходит в его сознании?

Думаю, то же самое, что и в сознании знакомого человека. Будучи привлечен неожиданным движением или звуком, человек обращает взор на их источник и видит нечто движущееся. То, что движется, может быть опасным. Поэтому разум мгновенно проводит распознавание: опасно – не опасно. Если он узнает человека без оружия и без признаков желания напасть, он исследует его на предмет полезности. В эту категорию входят и знакомые.

Они условно полезны в отличие от всех прочих людей. Более того, именно знакомые бывают полезны. И если ты хочешь что-то получить от человека, его надо сделать знакомым. Поэтому распознав человека, разум принимается перебирать образы из прошлого. Обычно это происходит так быстро, что мы этого даже не замечаем. Просто вдруг узнаем человека и все!

Но бывают случаи, когда к вам обращается человек, чьего лица вы не помните. Вот тогда вы можете заметить, как перебираете образы из памяти. И иногда даже находите нечто, что позволяет вам посчитать, что вы с этим человеком знакомы, только забыли, кто он. В итоге вы ему дружески улыбаетесь и даже пытаетесь пожать руку, с удивлением наблюдая, как он все с той же улыбкой проходит мимо вас к совсем другому человеку.

Где в этой большой работе внимание? И участвует ли оно в ней?

Безусловно, причем постоянно. Вот только на человека оно направляется вспышками. Вначале – когда он привлек внимание, затем – когда вы сравниваете каждый извлеченный из памяти образ с обличьем человека. И если быть наблюдательным, можно рассмотреть: внимание буквально пульсирует, когда вы действительно пытаетесь узнать человека.

После этого, когда началось общение, внимание вполне может отвлечься. Но пока разум решает задачу узнавания, все ваше внимание здесь, распределенное между человеком перед вами и образами из памяти в глубине вашего сознания.

Что делает боец во время схватки?

В каком-то смысле то же самое. Только он пытается узнать не человека, а то, что тот задумал, его приемы и действия, – и точно так же постоянно сличает их с образами из своей памяти. И пока он это делает, у него есть шанс вовремя распознать атакующее действие и защититься. Вот поэтому его внимание надо отвлечь.

Отвлечь от той работы, что оно проделывает, сличая образы восприятия с образами из памяти, то есть с узнаваниями. И если это удастся хоть на мгновенье, в это мгновенье можно проскользнуть и нанести удар или сделать бросок. Но для этого внимание противника следует увести от того, чем оно занято.

Конечно, внимание можно привлечь к чему-то внешнему. Но это очень трудно исполнить в бою. Вы слишком заняты противником, чтобы управлять чем-то внешним. Поэтому бойцы придумывают гораздо более изощренные способы управления вниманием противника.

Его надо даже не отвлечь, а загрузить какой-то сложной работой. Например, сделать нечто такое, что он не распознает как определенный прием, – чтобы он посчитал, что сейчас ты применишь нечто необычное. Вот тогда он какое-то время будет гадать о том, что ты задумал. И это лучший способ отвлечь внимание противника от того, что вы действительно собираетесь сделать.

Той же цели служит последовательность обманных движений, каждое из которых призвано лишь спрятать действительно готовящийся прием. Пока противник занят их распознаванием, его можно подловить.

Но вот беда: он в это время либо гадает, либо занят распознаванием – и это определенно не действия внимания. Это работа разума!

Следовательно, пытаясь отвлечь внимание противника, мы вовсе его не отвлекаем. Мало того, что мы его привлекаем, но мы еще обращаемся к разуму противника и подкидываем ему задачи. А внимание само устремляется вслед за разумом.

Внимание ли это? Определенно, внимание. Вот только пример не имеет к нему никакого отношения. Внимание осталось где-то позади действий, описанных словами «привлечь внимание противника». Оно по-прежнему где-то в тени и само по себе делает то, что от него ожидается, пока мы обращаемся к разуму или мышлению другого человека, управляя ими.

При этом подобные действия, безусловно, имеют итогом изменения в работе и направленности внимания. Значит, мы умеем им управлять. Но вот только делаем мы это через несколько передаточных звеньев. По крайней мере, пока воздействуем на другого человека.

Рождается что-то из разряда «чужая душа – потемки». А чужое внимание – нечто в иной вселенной, недоступное посторонним. Но ведь это не так! Существует целая индустрия развлечений, в которой люди профессионально захватывают наше внимание и удерживают его часами. Значит, возможно видеть и управлять не только своим, но и чужим вниманием!

Почему же у меня все время что-то не сходится? Вероятно, я все еще не полностью осознал свое собственное понятие о внимании. То самое, которое позволяет мне и видеть, и управлять. Но не позволяет себя высказать и выразить в слове. Нужны еще примеры.

Глава 15. Заострить внимание

Примеры, прямо иллюстрирующие определение словаря Евгеньевой, исчерпаны, но есть еще множество дополнительный примеров, которыми в этом словаре поясняются дополнительные смыслы понятия «внимание» и производных от него слов. Поэтому я имею возможность продолжить с их помощью исследование моего собственного понятия внимания.

Вот я беру пример «заострить внимание» и понимаю, что могу его довольно свободно использовать. Это значит, что такое языковое выражение мне как носителю русского языка не только знакомо, но и вполне понимается мною. То, что я понимаю, что такое «заострить внимание», я не просто знаю – я это прямо чую каким-то странным, глубинным чутьем. Само по себе это чутье на смысл понятий заслуживает исследования. Но не сейчас.

Сейчас мне важнее то, что оно дает мне возможность свободно использовать это выражение в речи. И не просто как слова, а как способ управлять другими, заставлять их проделать вполне определенные действия. И при этом мне было бы вовсе не так легко сказать, что же я чую, знаю или понимаю, когда испытываю это чувство.

Каким-то образом я владею верхней частью собственного понятия, а все остальное скрыто в некой глубине, и попытайся я сходу дать ему определение (то есть попросту объяснить тем, кого я прошу заострить внимание, что нужно сделать), я, как говорится, «заплаваю», то есть потеряю четкость и ясность понимания и буду с трудом подбирать слова.

По крайней мере, так было бы, если бы меня попросили устно рассказать, что значит «заострить внимание». А что будет, если я то же самое понимание попробую изложить письменно?

Итак, что значит «заострить внимание»? И вообще, относится ли это к вниманию?

Начну с того, что любое, так сказать, умственное действие и даже любое телесное действие требуют внимания. Иначе говоря, внимание есть условие любой человеческой деятельности. Иначе мы либо не сделаем то, что хотели, либо погибнем. Поэтому внимание так или иначе присутствует в любом выражении, упоминающем внимание.

Следовательно, это присутствие внимания можно вынести за скобку как общий знаменатель и не рассматривать. Меня интересует не отблеск внимания в высказывании, использующем его имя, а то, описывает ли это высказывание внимание или же оно лишь использует это имя в ином значении. Но если это так, то почему используется именно это имя, а не какое-то иное. Даже такое опосредованное понимание внимания позволяет его разглядеть.

В данном случае мне кажется, что, предлагая заострить внимание, мы вообще не говорим о внимании. Заостряют внимание или предлагают заострить внимание, когда произносят речь или рассказывают о каком-то сложном произведении. Речь эта может быть и производственным заданием или инструктажем. И приказ заострить внимание сотрудников на чем-то важном отдает начальник тому подчиненному, который будет проводить инструктаж, например: «И заостри их внимание на том, что если заказ не будет получен, премий не будет!» Или: «Заостри внимание на фактах коррупции, которые ни в коем случае нельзя пропускать при проверке».

Складывается впечатление, что то «внимание», которое используется в этих выражениях, весьма подобно оружию, которое надо наточить перед боем. Даже не подозревал, что в моем сознании хранилось именно такое понятие о том, как «острить внимание».

Но остается вопрос: а что именно надо заострить, когда велят «заострить внимание»? Очевидно, что каждый раз перед человеком ставится задача не пропустить какие-то важные вещи или сделать какие-то важные действия. Иначе говоря, он постоянно должен помнить о них и быть готов в нужный миг совершить некое усилие, которое и позволит не пропустить или сделать.

Это усилие – своего рода толчок, без которого ты останешься пассивным наблюдателем, а впоследствии скажешь, как это часто бывает: «А я видел, видел это! Я даже подумал, что надо бы сказать!»

Мы все имеем органы восприятия и видим все, что происходит перед нашими глазами. Это с одной стороны. С другой – мы имеем множество знаний о том, что мы видим и как с этим поступать. Условно говоря, мы имеем множество готовых ответов на самые сложные вопросы. Но стоит только кому-то задать этот вопрос так, чтобы лишить нас уверенности в том, какой именно ответ правильный, как мы становимся нерешительными.

Во время проведения занятий по прикладной психологии мне довольно часто приходится задавать подобные вопросы слушателям, например: «Вот знакомое вам всем явление. Скажите, а что оно значит в действительности?» Сначала люди замирают в нерешительности. Очевидно, не хотят рисковать, когда можно выказать себя дураком. Затем начинают делать предположения. В общем-то, тоже нерешительно.

А вот когда слышат правильный ответ, обязательно кто-то подпрыгивает и заявляет: «Я знал! Я так и думал! Я хотел сказать! Эх, надо было сказать!..»

Что же помешало? Та самая нерешительность? А что это такое? На верхнем уровне за ней могут стоять множественные причины, тянущиеся из культуры и личной истории человека, – что-то вроде житейской мудрости, вколоченной в сознание: не высовывайся! молчи, за умного сойдешь!

Но на уровне глубинном, где и прячется внимание, человеку не хватило не решительности, а некой силы, что толкнула бы его в ту пропасть, перед которой он стоит, колеблясь, высказывать ли свои мысли и начинать ли действовать.

Когда я требую от кого-то заострить внимание на определенных условиях, это условия задачи, которую он должен будет решить. И условия эти предполагают некое действие, которое необходимо сделать, если условие будет выполнено или узнано как совпадающее с заданным.

Вся бригада проверяющих, естественно, и так знает, что факты коррупции надо выявлять. Но кроме них в их непосредственные задачи входит множество других вещей. И пока они ими занимаются, а это работа большая и утомительная, какие-то мелочи, указывающие на коррупцию, могут быть пропущены.