Отравленная совесть (пьеса)

Олимпiада Алекс?евна. Помилуй! въ твоемъ будуар? ц?лыя горы книгъ. И знаешь ли? Я удивляюсь твоему вкусу. Д?ло Ласенера, д?ло Тропмана, Ландсберга, Сарры Беккеръ, что теб? за охота волновать свое воображенiе такими ужасами?

Синевъ (Сердецкому тихо). Слышите?

Олимпiада Алекс?евна. Бррр… брр… брр… меня вс? эти покойники по ночамъ кусать приходили бы.

Синевъ. Вотъ начитаетесь всякихъ страстей, а потомъ и не спите по ночамъ.

Людмила Александровна. Кто вамъ сказалъ, что я не сплю?..

Синевъ. Степанъ Ильичъ, конечно.

Людмила Александровна. Степанъ Ильичъ самъ не знаетъ, что говоритъ. Ему нравится воображать меня больною…

Олимпiада Алекс?евна. Но зач?мъ же горячиться, Милочка?

Сердецкiй. Вкусу Людмилы Александровны вы напрасно удивляетесь. Теперь въ Москв? въ мод? перечитывать cаuses celebres.

Синевъ. Вс?хъ взбудоражило убiйство Ревизанова…

Олимпiада Алекс?евна (зажимаетъ уши). Ахъ, ради Бога, не надо объ этомъ д?л?… Его слишкомъ много въ этомъ домъ!

Людмила Александровна. Что ты хочешь этимъ сказать?

Олимпiада Алекс?евна. Я понимаю, что смерть близкаго знакомаго, да еще такая внезапная, можетъ потрясти, выбить изъ обычной колеи. Но всякому интересу бываетъ пред?лъ: y тебя онъ переходить уже въ бол?зненную нервность какую-то. Я сейчасъ вид?ла газеты: ты отм?тила въ нихъ краснымъ карандашемъ все, что касается ревизановскаго убiйства.

Синевъ (Сердецкому тихо). Слышите?

Олимпiада Алекс?евна. Знакомые прi?зжаютъ къ вамъ въ домъ, словно для того только, чтобы бес?довать о Ревизанов?: о чемъ бы ни начался разговоръ, ты въ конц? концовъ сведешь его къ этой ужасной тем?.

Людмила Александровна. Однако, сейчасъ свела его ты, а не я. А интересомъ къ этому д?лу меня заразилъ Петръ Дмитрiевичъ. Самъ же онъ, на первыхъ шагахъ, все сов?товался со мною.

Синевъ(слегка смутился). Что правда, то правда.

Людмила Александровна. А теперь удивляется, что я увлекаюсь ролью добровольнаго сл?дователя, и тоже, какъ онъ, строю системы и предположенiя.

Сердецкiй. Такъ что вы выработали свой взглядъ на убiйство?

Людмила Александровна. Да.

Сердецкiй. Это интересно.

Людмила Александровна (съ безумною р?шимостью). Хотите, разскажу?

Сердецкiй. Пожалуйста.

Синевъ. Гмъ… гмъ… послушаемъ…

Олимпiада Алекс?евна. О, Господи! Милочка въ роли сл?дователя!

Людмила Александровна. Такъ слушайте. Убiйство это не преднам?ренное… это прежде всего.

Синевъ. Вполн? согласенъ: внезапно, случайное убiйство случайно попавшимъ подъ руку оружiемъ.

Людмила Александровна. Да, д?ло случая. Можетъ быть, необходимаго, фатальнаго, но все же случая, а не злого нам?ренiя. Это – повторяю прежде всего. Зам?тьте.

Синевъ. Зам?тили, зам?тили. Продолжайте.

Людмила Александровна. Вы знаете, что за челов?къ былъ Ревизановъ. Знаете, какъ оскорблялъ онъ людей – и больше вс?хъ именно насъ, женщинъ. Онъ относился къ намъ, какъ къ рабынямъ, какъ къ самкамъ, какъ укротитель къ своему зв?ринцу. Жертвъ y него было много.

Олимпiада Алекс?евна. Mille e tre!

Людмила Александровна. Представьте теперь, что одна изъ нихъ бунтуетъ. Она утомлена изысканностью его изд?вательствъ, довольно ихъ съ нея. Но онъ неумолимъ, именно потому, что она бунтуетъ, что она см?етъ бороться противъ его власти. И онъ не по любви… о. н?тъ! а просто по скверному чувству: ты моя раба, я твой царь и Богъ! гнетъ ее къ земл?, душитъ, отравляетъ каждую минуту жизни, держитъ ее подъ постояннымъ страхомъ… ну, хоть своихъ разоблаченiй, что ли. Представьте себ?, что она женщина семейная, уважаемая… и вотъ ей приходится быть при этомъ негодя? наложницею… хуже уличной женщины… ненавидеть и принадлежать… поймите, оц?ните это!

Синевъ. Эка фантазiя-то y васъ! Слушайте, Аркадiй Николыаевичъ: какъ разъ тема по васъ… вы психологiю любите.

Людмила Александровна. И она хитритъ съ нимъ, покоряется ему, назначаетъ свиданiе… и на свиданiи чаша ея терп?нiя переполнилась… и она убила его, а обстоятельства помогли ей скрыться. Что же? по-вашему, когда вы знали Ревизанова, не могло такъ быть? Не могла убить Ревизанова такая женщина?

Синевъ. Выдала бы она себя непрем?нно, голубушка, и уже давнымъ давно. Русскiе интеллигентные убiйцы еще ум?ютъ иногда ловко исполнить преступленiе, но укрыватели они совс?мъ плохiе. Сов?стливы ужъ очень. Сл?дствiе ихъ не съ?стъ, сами себя съ?дятъ.

Людмила Александровна. Значить, вы не согласны со мною? Не такъ д?ло было?

Синевъ. Н?тъ. Вы сочинили эффектный французскiй романъ съ уголовщиною, – и только.

Людмила Александровна. У меня фантазiи, можетъ быть, слишкомъ много, а y васъ ужъ слишкомъ мало, Петръ Дмитрiевичъ. Въ вашемъ, д?л? это большой порокъ. Вы никогда не выслужитесь… Идемъ, Липа. До свиданья, господа…

Уходятъ. Синевъ стоитъ въ глубокой задумчивости.

Сердецкiй. Да, да… что-то она прячетъ въ себ? прячетъ отъ вс?хъ, даже… обидно немножко, даже отъ меня. И что-то тяжелое, скверное, ядовитое… Жаль ее, б?дную, жаль.

Синевъ (быстро шагаетъ взадъ и впередъ по сцен?). Послушайте: в?дь, было время, когда Ревизановъ считался женихомъ Людмилы Александровны?

Сердецкiй. Да.

Синевъ. Не думаете вы, что они того… возобновили? а?

Сердецкiй. Какъ вамъ не стыдно!

Синевъ. Стыдно, стыдно, очень стыдно, да въ такомъ затруднены поневол? безстыдникомъ станешь.

Сердецкiй. Ревизановъ былъ прямо противенъ Людмил? Александровн?, она его ненавид?ла.

Синевъ. Вотъ именно, какъ вы изволили выразиться, онъ былъ ей ужъ какъ-то слишкомъ противенъ, точно напоказъ

Сердецкiй. Пожалуй…

Синевъ. Подъ откровенною ненавистью очень часто таится скрытая влюбленность.

Сердецкiй. О, да, гораздо чаще, ч?мъ думаютъ.