Ловкачи

Савелов помолчал немного и потом наставительно сказал:

– Эх, господа, господа! В том-то и беда, что таких людей, как вы, всегда очень легко расположить в свою сторону всякому ловкому проходимцу.

– Напрасно ты так думаешь.

– Нет, не напрасно, – горячее прежнего продолжал Савелов. – Чего вы от ваших новых знакомых требуете? Каких данных? Каких рекомендаций? По-вашему, человек любезнейший, остроумный, в обществе всегда веселый, умеющий, что называется, жить и выпить не дурак уже является чуть ли не находкой для нашего кружка?

– А по-твоему, что же?

Полковник, все время до сих пор молчавший, счел нужным вмешаться в разговор.

– Я тебе все-таки, Степа, одно замечу, – сказал он, обращаясь преимущественно к Савелову, – без прямых и неопровержимых данных тоже ведь нельзя порочить человека.

– Человека, который, не имея за душою ни гроша, – строго ответил Степан Федорович, – ни родового, ни благоприобретенного, который притом нигде не служит, ничем решительно не занимается, подобного человека, коль скоро он втирается в круг богатых и обеспеченных людей, нельзя не заподозрить. К нему надо относиться осторожно. А если кто из наших общих знакомых осторожность эту забывает, то на нашей обязанности лежит им об этом напомнить.

– Во-первых, у него есть имение, – сказал Огрызков.

– Интересно бы знать, в какой губернии? – с еще большею иронией, нежели прежде, спросил Савелов.

– В Тамбовской.

– Хлебородная черноземная губерния! Сумел выбрать где! Ну, это еще подлежит проверке.

– Ты хочешь дознание, кажется, производить? – в свою очередь сыронизировал Огрызков.

– Я хочу тебе только доказать, что ты заступаешься за наглого лгуна.

– Да к чему это?

– К тому, чтобы тебе глаза открыть. Пора тебе узнать.

– Ничего я знать не хочу! Никакого мне ровно нет дела ни до его имений, ни до его нравственности. Все-то мы больно уж нравственные люди, что так вот можем беспощадно других судить. А вот женится Хмуров на Мирковой, миллиончики к рукам приберет, так какой еще высокопочтенный и глубокоуважаемый барин станет.

Савелов только рукой махнул. Он хотел было еще что-то сказать, но раздумал и, протягиваясь к поданной бутылке с коньяком финьшампань, только спросил:

– Хочешь?

– Да, пожалуй, только тогда уже и кофейку надо. Человек, поди сюда. Принеси кофе черного, еще рюмку для коньяку.

– Слушаю-с.

Разговор принял иное направление. Заговорили о других общих интересах.

Ресторанный зал пустел, так как время завтраков уже прошло, а обеденное еще не наступило. Только за редкими столиками сидели все больше случайные посетители «Славянского базара» или проезжающие да засиживалась компания трех жуиров.

Рюмку за рюмкою попивали добрый коньячок Мартеля V. S. О. Кто-то предложил перейти к ликеру «Кохинор»…

Было около пяти, когда компания опомнилась, что так за завтраком засиживаться нельзя.

– Да куда же нам спешить? Не все ли равно? – спросил полковник, по-видимому и здесь себя чувствовавший прекрасно.

– Теперь пять, – сказал Огрызков, взглянув на свой массивный золотой хронометр. – Знаете что, господа? Поедемте к Марфе Николаевне.

– Что там делать? – спросил неохотно Савелов.

– Какая это такая? – спросил заинтересованный полковник.

– Точно ты не знаешь! Солистка русского хора.

– Ах, эта! Да, знаю. Но что же мы там делать будем? – повторил тот же вопрос полковник.

Огрызков слегка запел:

– «Пить будем и гулять будем, а коль сон придет, так и спать будем!»

Все рассмеялись.

– Нет, кроме шуток? – допытывался все дальше полковник.

– Она милая женщина, – пояснил ему Огрызков, – и с нею возможны чисто приятельские, хорошие отношения. Потом, у нее никогда скучно не бывает.

– Да застанем ли мы ее дома? Вот вопрос.

– После пяти всегда. До пяти она просит к ней не приезжать, а после – сколько угодно. Она нам споет что-нибудь. Да мы у нее, наверное, еще двух-трех подруг застанем и сами можем свой маленький хор устроить.

– Это идея!

– А как же насчет нашего вчерашнего решения? – спросил вдруг Савелов, обращаясь к полковнику.

Тот улыбнулся и сказал:

– Ничего не значит.

– Да в чем дело? – спросил в свою очередь заинтересованный Огрызков.

– Мы, видишь ли, – пояснил ему полковник, – решили вчера учредить новое общество.

– Какое общество?

– Общество, или, вернее сказать, клуб под названием «Благоразумная расточительность и относительная трезвость».

– Как, как?

Полковнику пришлось повторить. Огрызков хохотал от новинки и был в восторге.

– Ну, там и трезвость относительная, – сказал он, – и расточительность может быть благоразумною.

IX. Планы Савелова