Господин Шельцер любил все возвышенное и благородное. Он был глубоко тронут и в приливе почтения к столь великой идее встал перед Пузыревым и сказал:
– Какая возвышенная цель! Но, ради Бога, именно потому, что цель ваша так велика, так возвышенна и чтобы приблизить момент исполнения вашей великой задачи, позвольте еще раз предложить вам страхование на дожитие. Смотря на вас, я уверен, что вы и сорок, и пятьдесят лет еще проживете…
– А я в это не верю, – снова поникнув грустно головою, сказал Пузырев. – Что-то гложет меня внутри, и боль эта с каждым днем меня более тревожит. В сущности говоря, она-то и является главною причиною моего поспешного страхования.
Теперь и обер-инспектор усомнился. Он невольно на этот раз, при вторичном о том же заявлении самого клиента, подумал: «Почем знать? Может, он и в самом деле страдает опасным недугом? Врач наш это исследует; но только какая жалость, если такая выгодная сделка не совершится!»
– Тем не менее, – перебил его размышления Пузырев, – я вас попрошу сейчас же принять от меня задаток и поспешить со всеми остальными формальностями. Я бы желал, если возможно, еще завтра быть осмотренным и выслушанным вашим врачом.
– Пожалуйста! Мы никогда клиентов не задерживаем. У нас все это делается моментально. Позвольте мне с вас взять декларацию, то есть заявление и ответы на некоторые вопросы.
Он перешел к письменному столу и принялся за дело.
– Имя, отчество и фамилия ваши, если позволите?
– Илья Максимович Пузырев.
– Илья Максимович Пузырев, – повторил за ним Шельцер, записывая это имя на желтом листке большого почтового формата с отпечатанными вопросными пунктами. – Занятие?
– Науками, – ответил наугад Пузырев и внутренно улыбнулся наглости своего ответа.
Перед рубрикою о гражданском состоянии, или так называемом еtat civil, господин Шельцер, уже не спрашивая, написал:
– Холост.
Потом он пропустил несколько вопросов, на которые, в сущности, обязан ответить страхующий агент, и перешел прямо к параграфу пятому.
– Каковы ваши привычки, то есть какую, собственно, жизнь ведете вы, сидячую или деятельную, воздержную или наоборот?
– Самую нормальную, – ответил Пузырев, даже глазом не моргнув. – Я и встаю и ложусь всегда в одно время; не предаюсь никаким излишествам, и если я и занимаюсь науками, то восполняю сидячую жизнь аккуратным и вполне достаточным моционом.
– Умер ли кто из членов вашего семейства преждевременно?
– Мой отец скончался всего год тому назад, семидесяти трех лет от роду, а мать умерла в родах, на тридцать пятом году.
– Благодарю вас; остальное я уже сам пополню. Сколько вам будет угодно внести задатку?
– Да сто рублей пока, я думаю, будет достаточно.
– Вполне-с.
Он выдал квитанцию из особой, вроде чековой, книжки, принял деньги и еще спросил:
– Ваш адрес?
Пузырев назвал свое новое местожительство, так как для совершения страховой операции он счел нужным переехать. Записав полученные указания, господин Шельцер хотел было уже освободить клиента от дальнейших расспросов, как вдруг вспомнил:
– А в какие часы вас удобнее всего будет застать нашему врачу?
– Я бы предпочел утром.
– Прекрасно-с, завтра до двенадцати часов он будет у вас.
Пузырев простился и вышел. Ему надо было повидаться с Хмуровым. Так было условлено еще накануне, что прямо из страхового общества он приедет к нему.
– Вот что, – сказал Иван Александрович, внимательно осмотрев весь туалет своего компаньона, – одет ты весьма прилично; не хочешь ли поехать со мною вместе позавтракать и, так сказать, спрыснуть наше новое, уже начавшееся предприятие?
– С удовольствием. Я, кстати, голоден как волк.
Хмуров позвонил.
Вошел в номер коридорный Матвей Герасимов и в удивлении уставился глазами прямо в лицо гостя.
– Что, брат, узнаешь! – спросил его как ни в чем не бывало Пузырев.
– А что? – несколько удивился и Хмуров.
– Да, оказывается, мы с твоим номерным старые знакомые, – находчиво ответил, впрочем уже подготовившийся к тому, Илья Максимович. – Мне надо было тут про одну барыньку справиться, так я на днях к нему обратился.
– И что же, разыскалась барынька? – поинтересовался узнать Хмуров, конечно ничего не подозревая.
– Нет, в других, должно быть, номерах остановилась, черт ее знает, нигде найти не могу.
– Что прикажете, Иван Александрович? – спросил Матвей, успокоенный на этот счет.
– Пальто дай, снеси плед в коляску и вели подавать: я еду.
Спускаясь по лестнице, он спросил Пузырева:
– Полагаю, к Тестову поедем? В «Славянском» очень модно, а у Тестова утром не слишком народу много; а уже накормят нас, так могу тебя уверить, что на славу.
– Что же? Я лично против Тестова ничего не имею: заведение приличное, первый сорт!
XI. У Тестова
В одном еще как нельзя лучше сходились достойные друг друга компаньоны: и Хмуров, и Пузырев любили покушать.
Иван Александрович, всегда, еще с детства, лакомый, за последние годы находил все большее наслаждение за трапезою и начинал уже, несмотря на сравнительную молодость свою, ставить тонко, но обильно сервированный стол на первый план перед всеми иными жизненными наслаждениями.
Бывало, даже и в тяжелые времена он, не задумываясь, жертвовал с трудом добытую красненькую на угощение своей требовательной персоны.
Что касается Ильи Максимовича, то и во всем остальном, а не только в этом одном, он обладал гораздо большею силою воли, нежели приятель и товарищ его по делам Хмуров.
Тем не менее при случае, да когда еще предлагалось покушать на славу не за свой собственный счет, он от приглашения и не думал отказываться.
В коляске Хмурова доехали они до знаменитого и всем известного ресторана.
Теперь Иван Александрович уже не стеснялся открыто показываться с Пузыревым, так как Илья Максимович прилично оделся, правда не у первоклассного портного, а купил все готовое, но экипировка была новенькая и выглядела вполне удовлетворительно.