Три плута

Смирнин вышел на улицу и сел в извозчичью пролетку. Он поехал в магазины, придумав массу вещей, которые ему надо было купить.

Проезжая мимо извозчичьей биржи, он подумал: «Почему бы мне не взять хорошей коляски?» – и, вспомнив, что неподалеку отсюда, по дороге в банк, часто видел вывеску с надписью «Барские экипажи», велел извозчику остановиться у ворот этого дома.

В обширном дворе под навесами стояли «всякие экипажи». Посреди двора запрягали в пролетку красивого серого в яблоках коня. Рабочие торопились, а в стороне стоял высокий старик с широкой седой бородой. Кучер с белыми перчатками за поясом стоял тут же, в ожидании и готовности сесть на козлы.

– Кто здесь хозяин? – спросил Смирнин, обращаясь к седому высокому мужику. – Мне нужна хорошая коляска, такая, которую нельзя было бы отличить от собственной. Резины чтобы были новые, кучер чтобы одет был прекрасно, лошади тоже самые лучшие.

Седобородый мужик поклонился и спросил:

– А когда прикажете?

– Да мне сейчас.

– И до какого времени?

– А пока не отпущу.

– На целый день, стало быть-с? Езда большая будет? По городу изволите или, может, за город-с, на острова-с?

– Ну, уж этого я не знаю. Куда поеду, туда и поеду.

– Так-с. Что ж, двадцать пять рублей не дорого будет-с?

– За что это?

– Коляску изволите спрашивать, – спокойно ответил хозяин. – Опять, чтобы закладка была, и одежа кучерская, и резина – все новое. Недорого прошу-с.

– Да ведь мне не на один день.

Хозяин посмотрел на него, приподнял картуз и, едва приметно улыбнувшись, сказал:

– В таком случае тем приятнее-с. Вам помесячно угодно-с? Помесячно ежели – разговор другой-с.

– Вот видишь ли, в чем дело, – заговорил с ним Смирнин на «ты», – я еще сам не знаю, но вернее всего, что экипаж мне понадобится на недельку или дней на десять…

– Так-с. Езду большую предполагаете?

– Да уж там как придется.

– Можно будет так, – сказал седобородый мужик, – чтобы днем лошадей одних, а вечером другую пару.

– Я хотел бы видеть.

– Что ж! Можно-с. – И тут же, что-то сообразив, хозяин крикнул: – Микита, Фрол! Подь-ка, ребята, выводи караковых Платицына! – Затем обернулся к Смирнину: – Сию минуту-с. Лошади преотменные, призовые. Таких лошадей в Питере мало, по пяти с лишком вершков росту, голова к голове, так пара съезжена, что, кто увидит, рот разинет.

– И коляска?

– Насчет экипажа не извольте беспокоиться. Коляски есть самые охотницкие. От первых мастеров экипаж держу-с. Щигренем обивку можно, а то есть и голубого сукна.

– Шагреневая лучше.

– Как прикажете-с! Вам, барин, присесть не угодно ли? Вот тут, на солнышке, лавочка у нас приспособлена.

Он пошел вперед, обтер скамейку полою своего длинного армяка, и Иван Павлович сел.

Тем временем вывели лошадей. Смирнину понравился их рост, а также и масть была по вкусу, и он сказал:

– А нельзя ли их запрячь?

Хозяин молча приподнял картуз, а потом, обращаясь к конюхам, крикнул:

– Микита! Фрол! Отведите караковых к сторонке… вот так… Сейчас одиночка выедет.

Когда пролетка выехала со двора, он велел тем двум рабочим, которые освободились от ее упряжки, выкатить «щигреневую» новую коляску и снять с нее брезент. Вскоре Смирнин увидал действительно прекрасный и как бы совершенно новый экипаж.

– Запрягать прикажете? – спросил его хозяин.

– Да, только по двадцати рублей в день, кругом. Вот пока сто рублей в виде задатка, – и Смирнин протянул мужику радужную.

Тот, принимая деньги, сказал:

– Маловато будет-с. Ну, да что уж! Прохор! Беги за хомутами, за серебряными. Чистого серебра, ваше сиятельство, сбрую-то, восемьдесят четвертой пробы, даю-с. И кучер с вами будет ездить такой, что двадцать лет выжил в графском доме. Борода одна сто целковых стоит-с. Прохор! Пущай Никанор одевается к щигреневой коляске, на лучший выезд.

Смирнин трепетал от блаженства.

Во дворе поднялась возня. Лошадей почистили щетками, потом вытерли какою-то суконкою, а копыта смазали чем-то вроде ваксы. Через четверть часа вышел Никанор. У него действительно был благообразный вид, и можно было поверить, что он прожил двадцать лет в графском доме.

Наконец, щедро наградив всех кругом, Смирнин выехал с извозчичьего двора, приказав везти себя на Невский. Пьянея от блаженства сидеть в роскошной коляске, он важно и гордо посматривал во все стороны. Так проехав до конца Невского проспекта, он приказал Никанору повернуть обратно.

Голова у него до того закружилась, что он даже не мог припомнить, какие именно покупки хотел сделать прежде всего. Наконец, увидев магазин какого-то ювелира, он приказал кучеру остановиться.

В магазине он попросил показать модное мужское кольцо.

– Знаете, такие широкие, матового золота, посредине сапфир или рубин, а по бокам бриллианты.

– Слушаю-с. Дайте сюда английские кольца! – приказал служащему респектабельный бритый господин, вероятно хозяин.

– Да, вот именно такие, – сказал Смирнин, когда ему подали то, чего он искал, и, выбрав два таких кольца, потом два попроще, украсил себе оба мизинца, не споря о цене. Потом спросил запонки.

Ему предложили на выбор огромную коллекцию. Смирнин купил пару. Потом увлекся парою других, а затем и третьих.

Ему все укладывали в футлярчики, оклеенные снаружи сафьяном и бархатом внутри.

Затем он приобрел еще две булавки для галстука, кстати, купил для Маргариты Прелье недурненький браслет. Все это обошлось ему в тысячу восемьсот рублей.

Отсчитав деньги, он покровительственно кивнул головой продавцу и вышел.

Огромное наслаждение доставило ему ожидание перед магазином своей коляски. Гордо озираясь кругом, он с удивительною важностью крикнул: