Когда солнце уходит за горизонт…

– Шеф? – пришла очередь Мики удивляться.

– Да, именно шеф. Мы обсуждали материалы воскресного номера и он, дойдя до твоей статьи, с большим раздражением проворчал: «Дожила до 25 лет, а пишет как школьница. Кстати, у Мики сегодня день рождения. Аллен, передайте мои поздравления и пожелание поскорее повзрослеть».

– Так выразился? – Мики покраснела.

– Да… почти. Я не все слова осмелился передать.

– Значит, – Мики начала злиться, – я школьница? Ты согласен с ним?

– Мики, кончай заводиться. У тебя острое перо и голова работает. Но наивное восприятия жизни. Не хватает здорового цинизма.

– Спасибо, Аллен, – вкрадчиво произнесла Мики. Прищурив глаза, с полной трагизма интонацией как у Вивьен Ли в фильме «Унесённые ветром», произносящую клятву, данной её героиней Скарлетт О’Хара при возвращении в разрушенный дом, добавила: – Я буду циником, но в другой газете.

– Ага, именно в другой. В «Нью-Йорк Таймс», «Вашингтон пост», или сразу давай в спичрайтеры президента.

Неприкрытый сарказм Мики не стерпела. С гордым достоинством, слегка раскачивая бёдрами, пошла по коридору. Резко остановившись, повернулась к Аллену:

– Спасибо за совет, мистер Браун, я обязательно подумаю.

И подумала.

Вечером весь отдел собрался в её любимом итальянском ресторане Angelo’s of Mulberry Street в районе Маленькой Италии, в Манхэттене, и кормящий любителей вкусно поесть почти 80 лет. Мики нравилось здешнее меню, но самое любимое блюдо – скалоппини. Скалоппини от Angelo не просто блюдо, которое готовят практически во всех приличных итальянских ресторанах Америки. Его не грех назвать произведением кулинарного искусства: тонко нарезанные кусочки нежнейшей телятины обволакиваются пшеничной мукой и пассеруются в оливковом масле, и с гарниром по желанию посетителя – спаржа, молодые артишоки, цукини, пармская ветчина. И заливается томатным или винным соусом! А если в руках стаканчик ярко-рубинового кампари, то забываешь и о главреде, и о воскресном выпуске дурацкой газеты, и… желании найти лучшее место талантливому журналисту с острым пером.

Мики громко поздравляли, желали несбыточных успехов в журналистике, целовали. Женщины – нежно в щёчку, а мужики, нацеливаясь в то же место, но точно попадали в губы. Оказалось вовсе не противно. Разошлись около двух ночи, и к сложностям раннего вставания добавились прекрасно проведённый вечер с плотной едой и кампари в количествах, превышающих возможности юного женского организма.

Это Мики и вспоминала, погрузившись в горячую ванну с ароматами Средиземного моря, подаренных ей молодым Анжело, то ли пра-, то ли прапра-, или ещё как-то внуком основателя ресторана.

А думать, ох, нужно. Три года назад закончила Школу журналистики Колумбийского университета. Казалось, открыты двери газет, журналов, радио, телевидения. Осталось выбрать самое интересное место. В жизни получилось труднее. Свободных и к тому же интересных мест не много. Наоборот, мало. Никто из многочисленной родни помочь не спешил. А ведь две мамины кузины работали в крупных газетах, а папин старший брат – дядя Джеймс – много лет трудился редактором программы «Вечерние новости» на Эн-Би-Си.

Но что поделать… родственники. Приходят на дни рождения, дарят подарки и нежно целуют. В детстве дарили куклы. Повзрослев, получала конверты с поздравительной открыткой и некоторой суммой денег, которые по семейной традиции шли на личные расходы. Мики с нетерпением открывала конверт и, мельком прочитав слова поздравления, принималась считать подарочные деньги. Любила когда в конверте лежала не одна банкнота, пусть и приличного номинала, а много мелких, что давало ощущение бо?льшей суммы денег. Мики не жадничала – всегда откладывала небольшую сумму на покупку приятного и полезного на дни рождения родителям и старшему брату. От этого чувствовала себя взрослой.

Удивлял папа. Нет, она не сердилась и, тем более, не обижалась. Именно удивление то слово, выражавшее отношение к его нежеланию помочь Мики в поиске интересной работы. Ведь папа мог легко – Мики уверена – всё решить по телефону. Основания не беспочвенны: папа, Патрик Конвелл, известный журналист, заслуживший за серию аналитических репортажей из Москвы самую престижную профессиональную Пулитцеровскую премию. Но, увы, папина жизненная концепция – всё делать своими руками – сильно усложняла планы Мики стать звездой журналистики.

Горячая вода и ароматы Средиземного моря постепенно делали доброе дело – душа Мики спустилась из-за облачных вершин и, почувствовав готовность тела к воссоединению, незаметно заняла своё законное место. К Мики вернулись спокойствие и умиротворение: захотелось всех любить и жалеть. И воспоминания не заметно унеслись в прошлое. Недалёкое, но уже прошлое.

Мики верила, что люди «входят» в этот мир дважды: первый раз в момент физического появления на свет, и во второй, когда в детской памяти впервые остаётся событие, которое помнят всю жизнь. Именно тогда ребёнок начинает осознавать окружающий мир. Мики помнит себя с трёх лет. Самые первые детские воспоминания связаны с самолётом. Она отчётливо, точно произошло вчера, помнит удивление и восторг от огромного-огромного самолёта, стоящего на бескрайнем поле. Самолётов стояло много, но Мики смотрела именно на него. Мама объяснила – это волшебная машина и она умеет летать как птица. И машина полетит над океаном в далёкую страну, где их ждёт папа.

– Ты хочешь увидеть папу? – спросила мама.

– Конечно, мамочка, – громко крикнула Мики.

Стоящие вокруг пассажиры улыбнулись. Мама, взяв её на руки, поднялась по трапу в самолёт. Там красивая тётя указала их место. Села-то мама, а Мики привычно расположилась на коленях. Неожиданно загудело и сиденье затряслось. Мики испугалась и хотела заплакать, но мама, наклонившись к ней, шепнула прямо в ушко:

– Мики, не бойся. Ты же помнишь, птицы перед полётом машут крыльями. Они проверяют свою силу перед дальнем путешествием. И самолёт готовится.

Мики успокоилась и плакать расхотелось. Посмотрела в окно, но машущих крыльев не увидела. Но мама всегда всё знает – раз просила не бояться, она и не боится. Самолёт ещё больше затрясло, и Мики почувствовала – поехали. Самолёт странно наклонился, и её прижало спиной к маме. Мама крепко обняла и прошептала на ушко: «Мы летим!» Дальнейшие события Мики не помнила. Как любила всем рассказывать мама, Мики вела себя мужественно – не хныкала, не капризничала, а мирно спала. Мики не возражала, но каждый раз, садясь в самолёт, вспоминала свой первый полёт и становилось не по себе.

«Далёкой страной», где ждал папа, оказалась Венгрия. В мае 1956 года информационное агентство Ассошиэйтед Пресс, с кем папа давно сотрудничал, предложило работу в Европе. Папа выбрал Венгрию. Командировка планировалась на три года и было решено: Мики с мамой приедут в конце лета – будет не жарко, – отдохнут на Балатоне, встретят вместе Рождество и вернуться домой. Жить всей семьёй в Венгрии три года не хотели. Для чего имелись веские, по мнению мамы, причины. Во-первых, категорически не хотелось отрывать двенадцатилетнего сына от школы и привычного образа жизни. Оставить же на попечение бабушки и дедушки подростка со сложным характером означало конец безмятежной старости. Да и характер, как деликатно говорила мама, не вполне уравновешенный. Эрик легко мог нагрубить учителям, сбежать на неделю из дома в «ковбойское приключение», подраться из-за пустяка. Но отлично и с удовольствием учился, легко успевая по всем предметам. Всегда заступался за девочек и не обижал детей младше себя. Почти Том Сойер. Во-вторых, у мамы пошёл последний год учёбы в докторантуре. Она вела занятия со студентами, и, в принципе, получила приглашение от университета остаться работать там адъюнкт-профессором. Отказаться мама не могла.

Отдых в Венгрии закончился намного раньше, чем планировали родители.

1956 год в Европе был политически жарким. В феврале в Москве прошёл ХХ съезд Коммунистический партии Советского Союза, на котором произошли странные события. При открытии Никита Хрущёв попросил почтить память вождя всех народов Сталина вставанием. И весь зал, более полутора тысяч человек, поднялись в едином порыве. Что чувствовали эти люди, отдавая дань памяти своему недавнему вождю? Любовь или ненависть; страх или почитание; облегчение – ушло в прошлое ожидание ночных арестов, или сожаление – не все «враги народа» изобличены и наказаны? Искренние чувства глубоко внутри, а на лицах – выражение скорби. А перед самым закрытием взорвалась мощная антисталинская бомба: секретный доклад «О культе личности и его последствиях». Кто бы мог подумать, бывший вождь был капризный и деспотичный, всё решал сам, не терпел чужой точки зрения и уничтожал всех не согласных с ним. Конечно, у бывшего вождя много заслуг: разгромил оппозицию в партии, создал тяжёлую индустрию и колхозы. А без них страна осталась бы безоружной и бессильной перед капиталистическим окружением. Только методы у него, прямо скажем, не коллективные.

Лукавил Никита Сергеевич. Как ни он, верный соратник «великого вождя», знал, что флагманы тяжёлой индустрии построены в основном руками миллионов заключённых, среди которых идейных оппозиционеров мало. Основная масса заключённых – несвободные граждане «свободной» страны – стали не просто «жертвами деспотизма» Сталина, а жертвами большевистской Системы.

Секретным доклад оставался недолго: в марте о нём заговорила западная пресса, а 4 июня «Нью-Йорк таймс» опубликовала доклад полностью. Реакция разнилась от категорического возмущения до горячей поддержки. У многих в странах «народной демократии» появилась надежда на избавление от сталинизма.

Попытку освободиться от ненавистного режима предприняла Польша. В Познани 28 июня началось восстание, жестоко подавленное за два дня.

Польша, как эстафетную палочку, передала надежду на собственный выбор Венгрии.

События в Венгрии развивались стремительно: выход недовольных студентов из прокоммунистического Союза молодёжи; мирные демонстрации жителей Будапешта с требованиями проведения свободных выборов и вывода советских войск из страны; столкновения повстанцев с правительственными войсками и силами госбезопасности. По городу прокатился антикоммунистический террор. Кровавый и безжалостный.

4 ноября под руководством маршала Жукова началась операция «Вихрь», в результате которой советские войска захватили все важнейшие объекты города. За четыре дня кровопролитных уличных боев все очаги сопротивления уничтожили.

Как же не вспомнить «гуманиста и демократа» Хрущёва. Ссылаясь на нобелевского лауреата писателя Ромена Ролана, он заявил на съезде, что тот прав: «Свободу не привозят, как Бурбонов, из-за границы в фургонах». В Венгрию «свободу» привезли на танках.

ххх

Конечно, трёхлетний ребёнок не мог тогда знать ни о событиях в Польше, ни о подавлении революции в Венгрии, ни об участии папы в спасении тысяч венгров, организовывая лагеря беженцев в соседней Австрии. В памяти остались грустная мама и запрет на гуляние.

Те дни, проведённые в Будапеште в 56-м году, стали заочным «соприкосновением» с Советским Союзом. Реальное, целых пять лет, произошло в год полёта Юрия Гагарина. Папа работал корреспондентом газеты «Нью-Йорк таймс» в Москве. Время для журналиста интересное и напряженное: Карибский кризис, возведение Берлинской стены, первый в СССР правозащитный митинг, забастовка и расстрел рабочих в Новочеркасске, отставка Н. Хрущёва… – требовали непредвзятой оценки. Западный читатель должен знать о жизни закрытого советского общества, чью мечту – коммунизм – партия обещала исполнить через каких-то двадцать лет.

Восьмилетняя Мики тоже не сидела без дела: кроме школы при американском посольстве «засела» – по настоянию папы – за изучение русского языка, а в свободное время мама водила в театры и музеи. С балетом проще – языку танца не нужен перевод, с пьесами – сложнее. Желание понимать увиденное явилось мощным стимулом в изучении русского. Когда к Мики «пришёл» русский, то самым большим наказанием девочки стали мамины слова – «не исправишь оценки по арифметике (английскому, рисованию, музыке…) в театр не пойдёшь». Разве не повод стать отличницей?

Время прошло быстро, и в 1966 году семья вернулась домой. Через много лет Мики встретится с Советским Союзом и узнает всю мощь и все слабости державы, занимающей почти шестую часть суши.

ххх

Настойчивые короткие телефонные звонки вернули Мики в сегодняшний день. Скорчив гримасу недовольства, на мгновение задумалась – у кого могло появиться желание беспокоить рано утром? Выскочив из ванны и на ходу набросив халат, стремглав побежала в кухню откуда и раскатывались по всей квартире телефонные трели. Мелькнула мысль – родители. Чуть не поскользнувшись на кафельном полу, схватила трубку:

– Привет, родители, – запыхавшимся от спринтерского забега по маршруту ванная – коридор – кухня голосом прохрипела Мики в трубку.

Не ошиблась. В телефонной трубке зазвучал любимый баритон отца:

– Ты так уверена? Тебе разве никто больше не звонит, кроме престарелых родителей?

Она узнала папину интонацию, в которой удивительным образом смешались ирония, недовольство и любовь к дочери. Мики всегда поражала способность отца выразить одновременно противоречивые чувства.

– Папочка, – ласково начала Мики, – мой телефон имеет привычку звонить весь день, даже при моей физической невозможности быть дома. Но, – Мики сделала паузу и, прокашлявшись, продолжила: – только лучшие родители в мире, прорвавшись сквозь тысячи миль, хотят поздравить всегда голодную, худую, не думающую о своём здоровье и почти пропавшую для счастливой семейной жизни дочь с юбилеем!

Мики, в секунду произнеся длинную тираду, сама удивилась складности. Папа на «текст» не среагировал:

– Что у тебя с голосом? Заболела?

– Нет. Вчера отмечала день рождения у нашего любимого Анжело. Там было шумно и я хотела всех перекричать.

В трубке послышался щелчок – подняли трубку второго телефона, – и раздался взволнованный голос матери: