Мельников остановился и вопросительно посмотрел на кричавшего.
– Двухместная учебка. На другом полетите, – лейтенант указал на стоящий метрах в ста от них… вертолёт.
– Мы на нём полетим? – с удивлением спросил Мельников.
– Да, а вы против? – с некоторой иронией спросил хмурый капитан, видимо вертолётчик.
Мельников терпеть не мог летать на вертолётах. Особенность взлёта «большой стрекозы» – немного подняться в воздух, на мгновения зависнуть, и, изменив угол наклона лопастей винта, набрать нужную высоту – всегда доставляла Мельникову неприятное чувство. Каждый раз казалось, вертолёт обязательно «зацепит» носом что-нибудь на земле, или он сам вывалится из кресла. И, по возможности, Мельников старался избежать общение с вертолётами. Но не сегодня: до места падения «корейца» другого варианта добраться просто нет.
Мельников вздохнул и пошёл к вертолёту. К большой его радости путешествие продолжалось не долго. Лётчик, хмурый весь полёт, уверенно управлял машиной. Через час вертолёт приземлился не в Кеми, куда обещали доставить их с Егоровым, а на озере Корпиярви, где вынужденно очутился корейский самолёт. Вертолёт сел не на лёд, а на небольшую поляну.
– Большое спасибо, товарищ капитан, за мягкую посадку.
– Иначе не бывает, – ответил тот.
На секунду его лицо улыбнулось и вновь приняло привычное хмурое выражение.
Мельников и Егоров, выйдя из вертолёта, разглядели сквозь редкий кустарник в метрах ста большую группу военных. Подойдя ближе и увидев среди них двух маршалов, Мельников растерялся – как доложить о прибытии, не помешав высокому начальству, которому не до них. Их появление заметили: навстречу, с трудом преодолевая глубокий снег, пробирался полковник. Подойдя, тихо спросил:
– Кто такие?
– Товарищ полковник, – также тихо начал Мельников, – разрешите доложить. Старший лейтенант Мельников и лейтенант Егоров прибыли для участия в работе комиссии.
Полковник задумался, должно быть вспоминая список членов комиссии.
– Да, помню. Напомните, по какой линии работаете?
– Поиск нештатного оборудования.
– Значит по нашей. Я вам сейчас нашего особиста дам. С ним пойдёте в самолёт, поможет в поисках.
Особист – сотрудник особого отдела – крупный мужчина около сорока, слегка перешагнувший своё капитанство, но не получивший очередное воинское звание. Внимательно посмотрев на Мельникова и Егорова, пробормотал что-то похожее на приветствие. Потом махнул рукой, показывая куда нужно идти, повернулся и молча, не обращая внимания идут за ним или нет, направился в сторону «корейца». Мельников и Егоров с удивлением переглянулись и пошли за ним.
На небольшой поляне члены комиссии плотным кольцом обступили лётчика в чине капитана, который волнуясь и жестикулируя, докладывал о происшедшем:
– …КП ставит задачу: следуя курсом 140 со снижением до 500 метров, обнаружить цель. Выполняю команду и осматриваюсь. Но темно вокруг, ничего не вижу. Минут через 10 начинаю различать самолёт с выключенными огнями. Он на подходе к Лоухи и шёл курсом 270 в сторону финской границы. Доложил на КП и получил приказ подойти поближе к цели и распознать. Снизился, пытаюсь определить тип самолёта. По очертаниям – семьсот седьмой «Боинг». Военный или гражданский – не разобрать. Знаю, что на их базе делают самолёты-разведчики…
– Постой, капитан, – прервал лётчика один из маршалов. – Все подробности ты в рапорте изложи. Сейчас расскажи, как заставил его сесть.
– Есть, товарищ маршал, – выпалил капитан. – Я снизился до 500 и понял: не рискну, он уйдёт в Финляндию. Тогда я приблизился, как можно ближе, и попытался накрыть его левое крыло своим правым. Вот так.
Лётчик, положив свою правую ладонь на внешнюю сторону левой, слегка надавил правую ладонь на левую. От желания точнее представить вспотел – капли пота выступили на лбу, потекли в глаза. Лётчик, не разжимая ладони, смахнул пот и продолжил:
– Начал давить его и сразу включил посадочные огни. Кореец увидел – тоже включил и стал снижаться. Если бы не начал снижаться, то мы оба загремели бы вниз. Я успел на высотометр посмотреть – 200 метров до земли. Почти у самой земли я вышел из снижения и пошёл параллельным курсом. А ему деваться уже некуда – пошёл на посадку. Сел мастерски, ничего не скажешь. Шасси выпустил, а там снега покалено. И «брюхом» покатил по снегу. Вон, – лётчик показал на два глубоких следа, тянущихся за самолётом, – сколько пропахал. Перед самым берегом развернуло на 60 градусов.
Мельников почувствовал, что кто-то дотронулся до его плеча. Обернулся – особист. Тот опять махнул рукой и тихо позвал:
– Пошли старшой, самолёт посмотрим.
Мельников хотел дослушать лётчика, но не спорить же с особистом.
Дорога до озера заняла всего пять минут. Картина, открывшаяся Мельникову, напомнила виденные им учебные фильмы об авиакатастрофах. Но то фильмы – зафиксированные на киноплёнке трагедии. А здесь реальный самолёт, реальные жертвы.
На берегу озера, уткнувшись носом в низкорослые деревья и наклонившись на повреждённое при ударе о деревья правое крыло, лежал огромный – длиною в пол футбольного поля и высотой в четырёхэтажный дом – самолёт. Консоль левого крыла оторвана. В фюзеляже видны пробоины от осколков.
Первым поднялся в самолёт особист, за ним Мельников и Егоров. Весь салон залит кровью; над каждым сиденьем висели кислородные маски; на полу разбитое бутылочное стекло.
– Товарищ капитан, – обратился Мельников к особисту, – лётчик, что комиссии докладывает, сбил «Боинг»?
– Нет, сбил его другой, из 365-го полка, в Африканде стоит. Босов фамилия. Командующий дал команду на уничтожение, он по корейцу ракетой «воздух-воздух» и жахнул. Но не сбил, а полкрыла оторвал. Вы же видели.
– А кто тогда лётчик? – спросил Егоров.
– Лётчик? – переспросил особист. – Анатолий Керефов. Он «усадил» корейца. Местный, подужьемский. Отличный лётчик, говорят.
– А что произошло с «Боингом» и почему вообще объявился у нас в Карелии? – спросил Мельников.
– Почему залетел к нам – комиссия решит. Но я знаю. Я ведь первым поднялся на борт. По-ихнему не соображаю, но хорошо один негр – закончил наш институт Лумумбы – переводил. Лётчик объяснил, что испортилось навигационное оборудование. Врёт, сволочь. Неужели летел и не видел, что солнце находится с другой стороны. Ему ведь надо в Америку лететь, на Аляске дозаправиться и на юг до своего Сеула. Темнит, кореец.
Особист задумался. На лбу появились морщины. Мельникову даже почудилось, он видит попытку особиста разложить в голове по полочкам все перепитии странного полёта «Боинга» из Парижа до озера Корпиярви.
– Ладно, кому надо, разберутся, – особист, похоже, ответил сам своим мыслям. – Ну чем, старшой, займёшься?
– Искать, – ответил Мельников.
– Вы тут не первые. Мои ребята поработали, перешерстили каждый закуток. Маршал Савицкий даже лично пилотскую кабину обшарил. Ничего не нашли.
– Может ничего и нет, – согласился Мельников. – Но раз прилетели, значит искать дальше. Я пойду вдоль правого борта, а Егоров – навстречу, но вдоль левого.
– Правый борт по ходу самолёта смотреть или как? – наморщил лоб особист.
– Нет, наоборот. Встать спиной к пилотской кабине, а я пойду по правой стороне.
– Ясно, вы ищите, я здесь постою, покурю, – особист достал папиросу и закурил.
Мельников удивился – какая разница где лево, где право, раз он вообще не собирался принимать участие в поиске. «Но чёрт с ним, этим капитаном, – подумал он и вспомнил песню Высоцкого: – Эх, капитан, никогда ты не будешь майором!»
Мельников и Егоров начали поиск: вставали на кресло и, освещая полку фонариком, тщательно проводили там рукой; спустившись, ощупывали кресла; становились на колени и прощупывали пространство под креслами. Ряд за рядом. Тщательно и неторопливо.
Но внезапно Мельников остановился: сам не понял почему. В мистику не верил, но кто-то дал команду – стой! На мгновение задумался, и вернулся к предыдущему, проверенному ряду кресел, на которые сквозь пробоины в обшивке самолёта падал солнечный свет. Снял с плеча спортивную сумку, опустился на колени и, с трудом протиснувшись к дальнему от прохода креслу, просунул руку под него. Несмотря на холод в самолёте и пронизывающий сквозняк, Мельникову стало жарко. Он поднялся, снял полушубок и аккуратно положил на кресло. Достал из сумки набор специальных отвёрток и, выбрав из него подходящую, опять полез под кресло. Вскоре он держал в руках небольшой, сантиметров десять на десять, металлический ящик чёрного цвета. От ящика в сторону оторванной консоли тянулись с десяток оборванных разноцветных проводов. Ящик здорово покорёжен, со следами от множества осколков.
Мельников подозвал Егорова:
– Не похож на «чёрный ящик».
– Да. Уж слишком чёрный, – ответил тот.
Особист, с интересом листавший красочный американский журнал – кои в большом количестве разбросаны по салону – с фотографиями полуодетых девиц, услышал разговор и подошёл.