Христианство как новая жизнь. Беседы о главном

Следовательно, просвещения требует не только головной мозг, но вся личность человека. Это и есть просвещение сердца, на что справедливо указывал Н.В.Гоголь поклонникам модного тогда слова:

«Мы повторяем теперь ещё бессмысленно слово „просвещение“. Даже и не задумались над тем, откуда пришло это слово и что оно значит. Просветить не значит научить, или наставить, или образовать, или даже осветить, но всего насквозь высветлить человека во всех его силах, а не в одном уме, пронести всю природу его сквозь какой-то очистительный огонь. Слово это взято из нашей Церкви, которая уже почти тысячу лет его произносит, несмотря на все мраки и невежественные тьмы, отовсюду её окружавшие, и знает, зачем произносит»[14 - Гоголь Н. В. Выбранные места из переписки с друзьями. 1846 г.].

Возможно, кто-то скажет, что с тех пор наука ушла далеко вперед. Однако, в 2000 г. Н. П. Бехтерева (1924—2008), имя которой недавно было присвоено Институту мозга человека, заметила, что, хотя «ХХ век внес много ценного в копилку фундаментальных знаний о мозге человека», но ученые по-прежнему находятся на пороге «открытия (или закрытия?) мозгового кода мыслительных процессов», то есть механизмы мышления, по-прежнему остаются для них загадкой[15 - Бехтерева Н. П. Мозг человека. Возможности и запреты. Доклад на Всемирном конгрессе «Итоги тысячелетия». Санкт-Петербург. 2000 г.].

Это означает, что у нас есть основания прислушаться к опыту «просвещения сердца», в том виде, как он осмыслен православной традицией. Тем более, что на главный вопрос – где искать источник света, способный просветить человека? – Церковь предлагает недвусмысленный и убедительный ответ.

«Господь – просвещение мое»

Даже для того, чтобы просто осветить часть комнаты, нужен источник света – настольная лампа, люстра, бра или фонарик. Где же тот источник света, который мог бы про-светить, то есть пронизать насквозь и изменить всего человека?

Выше мы говорили о том, что это должен быть источник не столько знаний, сколько источник любви, недостаток которой в окружающем мiре ощущает каждый взрослый человек. И, действительно, разве не недостаток любви лежит в основе не только личных и семейных проблем, но также в основе преступности, войны, социальной несправедливости и порождаемых ей политических, экономических, классовых, межнациональных и других конфликтов? Не потому ли люди позволяют себе убивать, унижать и обкрадывать других людей, целые страны и народы, что не любят тех, кого Бог послал им, как ближних?

В фильме «Святой Августин», снятом в 2009 г. итальянскими кинематографистами, епископ Августин предлагает жителям осажденной Гиппоны впустить в город варваров в обмен на обещание их предводителя сохранить людям жизнь. Он говорит: «Это станет началом новой эпохи для нас и для Гиппоны. Все станет иначе, не так как прежде. Это верно. Но мы не должны страшиться. Мы не должны бояться наших ближних. Сегодня вандалы – это те ближние, которых решил нам дать Господь»[16 - Sant’Agostino, режиссер Кристиан Доге, Италия-Германия, 2009.]. Но большая часть жителей, боясь потерять свои дома и собственность, отказывается прислушаться к его словам, хотя вандалы до последнего ждут их решения. Гиппона гибнет в огне. Сегодня эта сцена воспринимается как ответ на проблемы, связанные с заселением стран Европы мигрантами из бывших колоний. Однако на место вандалов могут быть поставлены не только народы, но и конкретные люди, в которых мы не хотим признавать ближних и, тем более, любить, давая повод к ответной нелюбви.

Еще раз хочется подчеркнуть – проблема заключается не только в недостатке знаний. Нередко человек знает, как следует поступить правильно, но не может. Даже такой выдающийся, образованный и цельный человек, как апостол Павел, писал:

«Ибо не понимаю, что делаю: потому что не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то делаю… Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю… Ибо по внутреннему человеку нахожу удовольствие в законе Божием; но в членах моих вижу иной закон, противоборствующий закону ума моего и делающий меня пленником закона греховного, находящегося в членах моих. Бедный я человек! Кто избавит меня от сего тела смерти?» (Рим. 7:15, 19—24).

Где тот источник любви, который мог бы восполнить недостаток любви в человеке? Для блаженного Августина, преподобных Сергия Радонежского, Трифона Вятского и других святых ответ был очевиден. Чтобы подготовить к нему современного читателя, возможно, стоит попробовать сначала ответить на другой вопрос. Как известно, все части речи в русском языке отвечают на те или иные вопросы: существительные – на вопросы «кто» или «что», прилагательные – «какой» или «какая», глаголы – «что делать» и т. д. Попробуем ответить – на какой из вопросов отвечает слово «любовь», о важности которой мы говорили уже не раз?

Скорее всего, поскольку любовь – имя существительные и, по расхожему мнению, неодушевленное, многие решат, что слово «любовь» отвечает на вопрос «что?». Да, но не только. Церковь свидетельствует, что слово «любовь» также отвечает на вопрос «Кто?». Потому что «Бог есть любовь (1 Ин., 4, 8), а также «свет» (Ин. 8, 12) и «истина» (Ин. 14, 16). И у нас нет оснований считать, что это сказано не в прямом, а в переносном смысле. Причем весь опыт Церкви свидетельствует о том, что свет подлинного просвещения – свет любви, пронизывающий всего человека и преображающий все его жизненные силы — это «Свет Христов», который просвещает всех[17 - «Свет Христов просвещает всех!» – один из наиболее торжественных возгласов священника на Литургии Преждеосвященных Даров, совершаемой в дни Великого поста.].

Современник Пушкина и Гоголя святитель Иннокентий Херсонский (+1857), замечал, что этими словами «предполагается недостаток во всех нас света истинного, ибо если бы мы были светлы сами по себе, то не было бы нужды просвещать нас». И далее:

«Может быть, некоторые, наполнившись сиянием от светильника наук и мудрости земной, воображают, что им уже не нужно никакого просвещения, что они знают все, что нужно, и могут спокойно оставаться со своим запасом познаний. Да выйдут таковые из своего опасного предубеждения! Доколе они не изучили Евангелия и Креста Христова, не уразумели, как должно, что вещают о человеке пророки и апостолы; дотоле, они не знают самого необходимого. Только во свете Христовом можно видеть Бога, себя и мир в истинном их виде»[18 - Святитель Иннокентий Херсонский. Слово в пятницу третьей недели Великого поста.].

Наиболее последовательно учение о Боге – Свете излагает апостол и евангелист Иоанн Богослов. Уже в первых строках своего Евангелия он называет Христа Словом и Богом, в Котором была жизнь, и жизнь была «свет человеков», и «свет во тьме светит, и тьма не объяла его». (Ин. 1, 1—5). Далее евангелист называет Христа «Светом истинным, Который просвещает всякого человека, приходящего в мир» (Ин., 1, 9), но Которого не приняли люди, потому что «более возлюбили тьму, нежели свет, потому что дела их были злы» (Ин. 3, 18). Затем, как свидетель бесед Христовых, апостол Иоанн пишет о том, что Иисус не раз Сам называл Себя светом, говоря народу: «Я свет миру; кто последует за Мною, тот не будет ходить во тьме, но будет иметь свет жизни» (Ин. 8, 12; 9, 5); «Я свет пришел в мир, чтобы всякий верующий в Меня не оставался во тьме» (Ин. 12, 46).

Молитвами к Богу – Свету буквально пронизаны все православные богослужения. Неслучайно согласно древней традиции православные храмы принято обращать алтарем к восходящему солнцу, являющемуся образом Самого Христа, Бога – Света. Во время вечерней службы верующие называют Христа «Светом Тихим». Во время утренней службы молятся на кафизмах: «Яко Ты просветиши светильник мой; Господи, Боже мой, просветиши тьму мою» (Пс. 17); восклицают перед великим славословием: «Слава Тебе, показавшему нам свет!» и в завершение первого часа читают молитву, которая в переводе на русский язык звучит так: «Христос, Свет истины, просвещающий и освящающий каждого человека, приходящего в мир! Пусть лежит на нас, как знаменье, свет лица Твоего, чтоб увидели мы в нем Свет недостижимый, и направь стопы наши к исполнению заповедей Твоих». На литургии христиане просят Бога просветить оглашенных – готовящихся ко крещению – «просвещением разума и благочестия», называют Бога «Отцом светов» и после причащения Тела и Крови Христовых благодарят за то, что Он сподобил их «видеть свет истинный, принять Духа Небесного, обрести веру истинную».

Это отождествление Бога со Светом прочно вошло в жизнь христиан. Во время утренних и вечерних молитв, подготовки к Таинствам Исповеди и Святого Причащения они также называют Христа «истинным светом», «светом трисолнечным, просвещающим мир». Также и Христос назидает учеников, что они также призваны стать «сынами света» и «светом миру»: «Вы – свет мира. Не может укрыться город, стоящий на верху горы. И, зажегши свечу, не ставят ее под сосудом, но на подсвечнике, и светит всем в доме. Так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного» (Мф. 5, 14—16).

В этих словах Спасителя – суть подлинного просвещения: не храмы или монастыри, таинства или обряды, знания или культура, но сами христиане являются «светом миру» – живут по заповедям Божиим. Просвещают не уникальные знания или возвышенные чувства. Просвещает сама жизнь. Именно об этом говорит апостол Иоанн, называя жизнь Христа «светом для человеков»: «В Нем была жизнь, и жизнь была свет человеков, и свет во тьме светит, и тьма не объяла его» (Ин. 1, 4—5). Именно поэтому каждое из четырех Евангелий – не сборник инструкций или ценных указаний от Матфея, Марка, Луки и Иоанна, а описание жизни Спасителя. И именно в меру того, насколько ученики Христовы могут приложиться к этой новой жизни во Христе, и их жизнь также становится «светом миру».

Как же стать учеником Христовым и научиться жить Его жизнью? «По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою» (Ин. 13, 35). Поэтому на вопрос о свете истинного просвещения, Евангелие отвечает – это свет новой жизни во Христе, содержанием которой является любовь к Богу и ближним.

Червячки сомнения

Итак, Церковь не просто – символически или образно говоря – сравнивает Христа со светом, но утверждает, что именно Он и есть Свет подлинного просвещения, которые немыслимо без жертвенной, христианской любви. Неслучайно, апостол Павел восклицает: «Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, – то я ничто» (1 Кор. 13, 2). Любовь – не только непременное условие познания Истины, но также его цель и главный результат. Поэтому, с точки зрения православной гнесиологии, идеальный выпускник – это человек, прежде всего, «любящий» и уже затем «знающий», «подготовленный» и «мотивированный».

Это нашло отражение в Федеральном государственном образовательном стандарте «портрет выпускника школы», который в первых строках описывает идеального «выпускника», как «гражданина, любящего свой край и свою Родину, уважающего свой народ, его культуру и духовные традиции»[19 - Проект ФГОС. Среднее (полное) общее образование. Представлен Институтом стратегических исследований в образовании Российской академии образования. Портрет выпускника школы.]. Но на деле сегодня «идеальный выпускник» – это золотой медалист, стобальник по ЕГЭ и победитель предметных олимпиад. А бумага, как известно, «все стерпит».

Между тем, чтобы почувствовать разницу и осознать, что «не все в нашем королевстве ладно», ходить далеко не надо. Однажды автору этих довелось видеть интересную и достойную глубоких размышлений картину. Майским днем, у парадного входа одной из кировских школ дружной компанией собрались девушки – старшеклассницы. Недавно закончился дождь, и выглянуло солнце, блики которого играли в окнах школы и на поверхности быстро сохнущих луж. Девушки, а это были участницы городской предметной олимпиады по биологии, о чем-то весело щебетали и смеялись, смущенно поправляя взрослые прически и короткие юбки.

Мимо них в школу и из нее постоянно входили и выходили дети, учителя, родители. Перепрыгивали через лужи. Спешили по своим делам. Старшеклассницы на секунду заглядывали в створ дверей – ждали, что с минуты на минуту им объявят результаты олимпиады. А рядом с ними девочка лет семи или восьми, скорее всего, первоклассница с двумя туго затянутыми косичками собирала на асфальте дождевых червей и, перенеся червей на газон, бережно укладывала их на землю, согретую майским солнцем. Наконец, чья-то голова высунулась в двери, и старшеклассницы растворились в школе, которая, как волна, поглотила их. А девочка осталась спасать червяков, обреченных без ее помощи на верную смерть под ботинками прохожих.

Не знаю, кто тогда был признан победителем предметной олимпиады, но просвещенным, в том смысле, как понимает просвещение православная гносеология, здесь оказался только один человек – маленькая, добрая девочка со смиренным и любящим сердцем. Потому что подлинное просвещение есть просвещение всей личности человека Светом Христовой Любви. Все остальное в разные времена называлось по-разному – «фарисейство», «начетничество», «образованщина». Можно назвать это умничаньем или интеллектуальной ушлостью. Еще двести или три лет назад так думали большинство образованных людей, который в начале наших бесед, мы назвали «волхвами». Почему же современные «волхвы», быть может, за малым исключением, считают иначе?

Для ответа на этот вопрос необходимо возвратится в те годы, когда школа, семья и общество, в целом, разошлись с Церковь в понимании просвещения, науки, образования и культуры. Вернуться в эпоху, назвавшей средневековье мрачным, а себя – в противоположность ему – Эпохой просвещения.

Беседа 3. МИФЫ ЭПОХИ ПРОСВЕЩЕНИЯ

Господь просвещение мое

Псалом 26.

Если бы вы встретили блаженного Августина, преподобных Сергия Радонежского или Трифона Вятского и поблагодарили их за вклад в развитие мировой культуры, то, скорее всего, пришлось бы дополнительно объяснять, что вы имеете в виду. Потому, что ни они сами, ни их современники не употребляли слов «просвещение» и «культура» в том значении, которое мы вкладываем в них сегодня.

Не только люди Церкви, но и светские общественные деятели, например, Петр Первый и Екатерина Великая также были бы удивлены, назови мы их культурными людьми. В замешательстве могли оказаться не только они, но даже А.С.Пушкин и другие выдающиеся деятели культуры первой половины XIX века. Потому что слово «культура», в привычном для нас значении, вошло в русский язык позже – во второй половине 30-х годов XIX века. Первым в научный оборот его ввел Данила Михайлович Велланский (1774—1847), профессор Императорской Санкт-Петербургской медико-хирургической академии, который на страницах «Основных начертаниях общей и частной физиологии или физики органического мира», определил культуру как «природу, возделанную человеческим духом». Книга Велланского увидела свет в 1836 г., и Пушкин вряд ли был с ней знаком.

Межу тем в странах Европы на рубеже XVIII – XIX веков понятие «культура» уже было в активном употреблении. В научный оборот его первым ввел немецкий филолог Иоганн Кристоф Аделунг (1732—1806), который в изданной в 1782 г. книге «Опыт истории культуры человеческого рода» сформулировал понятие культуры как «деятельности по облагораживанию склонностей и способностей человека и народа». Двумя годами позже в 1784 г. увидела свет статья другого немецкого философа Иммануила Канта (1724—1804) «Что такое Просвещение?», к которой мы еще вернемся. Сейчас же хотелось бы отметить, что Аделунг и Кант были современниками и в своих работах выразили искания, общие для своей эпохи, получившей название Эпохи просвещения.

Миф о «мрачном средневековье»

Термин «просвещение» пришёл в европейские языки из французского – Si?cle des lumi?res, что можно дословно перевести как Век просвещения. Первоначально этим термином обозначалось философское течение XVIII столетия, но затем он был распространен на целую эпоху, начало которой принято датировать серединой XVII века, а конец – Великой французской революцией 1789 г., связь которой с французским просвещением очевидна. Не только хронологически, но, особенно, по духу эпохи – критическому по отношению к христианской Церкви, монархии и другим традиционным институтам, существующим обычаям и морали.

Тот же дух мы встречаем в деятельности масонских лож, члены которых, что примечательно, во Франции называли себя сынами света – fils de la Lumi?re, а два выдающихся деятеля эпохи Просвещения – французский философ Вольтер (1694—1778) и один из авторов американской конституции Бенджамин Франклин (1706—1790) являлись членами Парижской ложи «Девяти сестер» под юрисдикцией Великого Востока Франции.

Интересно, что во французском языке слово lumi?re означает не только свет, но также благодать и божественную истину, в чем можно видеть наследие христианского богословия и культуры, называющих Христа «истинным Светом, просвещающим и освящающим всякого человека приходящего в мiр»[20 - Слова из молитвы Первого часа, звучащие в конце Всенощного бдения: «Христе, Свете Истинный, просвещающий и освящающий всякого человека грядущего в мiр».]. Однако никому не придет перевести с французского Si?cle des lumi?res, как эпоху Божественной истины. Не потому что переводчик ошибся, а потому что содержание этой эпохи было другим.

Само понятие «Эпоха Просвещения» подразумевало, что предыдущий исторический период был темным. Но, если отцов Церкви и христианских богословов манил и звал за собой свет Града Божьего[21 - Труд святого Августина «О граде Божием» был написан в 413—427 гг.], то взоры просветителей были обращены к Граду земному, который они сами пытались объяснить и просветить светом научных знаний. Неслучайно, Si?cle des lumi?res было переведено на английский язык как The Age of Enlightenmen – Век образования, а на немецкий как Zeitalter der Aufkl?rung – Век объяснения.

Окружающий мiр казался им мрачным, а предыдущие средние века – темными. Однако определения эти принадлежали не просветителям. Термин «средние века» был предложен итальянским гуманистом Флавио Бьондо (1392—1463), которого в 1453 г. так потрясли захват Константинополя турками и падение Византийской империи, что Бьондо предложил этим событием подвести черту под историей всего человечества и выделить в ней особый период – средние века (лат. medium aevum) – от падения Рима до падения Константинополя. Еще столетием раньше итальянским философом и поэтому Франческо Петраркой (1304—1374) было введено понятие темные века. Им Петрарка обозначил период от падения Западной Римской империи (476) до современной ему эпохи Возрождения.

Слова «мрак», «темнота» в отношении того или иного периода истории употреблялись и раньше. Например, русский митрополит Иларион (+1055) в «Слове о законе и благодати», составленном между 1037 и 1050 гг. называет мраком состояние руссов до Крещения Руси, после которого «вся земля наша восславила Христа со Отцом и со Святым Духом, тогда идольский мрак стал удаляться от нас – и явилась заря правоверия»[22 - Митрополит Иларион. Слово о законе и благодати.]. Но не потому что руссы научились бегло писать или выучили таблицу умножения, а потому что были просвещены Крещением, приложились ко Христу – «Свету истинному, Который просвещает всякого человека, приходящего в мир» (Ин. 1, 9). Неслучайно на церковно-славянском языке крещение называется «просвещением». Вот и апостол Павел пишет христианам Ефеса: «Вы были некогда тьма, а теперь – свет в Господе: поступайте, как чада света» (Еф. 5, 8).

О том, что Церковь учила не только молиться, но также читать и писать, считать и строить, свидетельствует сама история науки, культуры и просвещения. Приведем несколько примеров из «Википедии».

Самым высоким, вместительным и технологически совершенным зданием в Западной Европе долгие годы являлся Кельнский собор, строительство которого началось в 1248 г., то есть еще в темные века. Главной святыней собор стали мощи трех волхвов, которые в 1164 г. император Фридрих Барборосса привез из Милана и передал в дар кельнскому архиепископу. Для хранения этой святыни фактически и был построен этот собор. Длина и ширина здания снаружи 144 м. и 86 м. Площадь крыши 12 000 кв. м. Площадь собора внутри 7 900 кв. м., то есть внутри его может полностью поместиться футбольное поле стадиона «Лужники», размерами 105 на 68 м. Высота башен 157 м., что выше пирамиды Хеопса (136 м.). Высота от пола до среднего нефа 43 м. – внутри здания может поместиться десятиэтажный дом. Площадь окон собора 10 000 кв. м. Масса использованного камня – 300 000 тонн. Собор возводился в несколько этапов, его строительство продолжается до сих пор. Но основные работы были завершены к 1450 г., еще до падения Византии, то есть в средние века, которые, глядя на это чудо архитектуры, язык не поворачивается назвать темными.

Кельнский собор – не единственный. Несколькими годами раньше в г. Амьене началось возведение собора, размеры которого сопоставимы с Кельнским – длина и ширина Амьенского собора снаружи 145 м. и 70 м., высота свода 42 м., площадь внутри 7 700 кв. м., по объему 200 000 куб. м. он превосходит все готические храмы Франции. Строительные работы в Амьене были начаты в 1220 г. и, в основном, завершены уже к 1243 г., то есть на памяти одного поколения горожан. Главной святыней собора является лицевая часть главы святого Иоанна Предтечи.

В 1194 г. в г. Шартре, в центре Франции было начато строительство собора, главной святыней которого стал Покров (Плащаница) Божией Матери. Он возводился на основе старого романского храма, сильно пострадавшего в пожаре. Основные работы были завершены уже к 1220 г., к началу строительства собора в Амьене. Освящении Шартрского собора состоялось 24 октября 1260 г. в присутствии короля Людовика IX. Собор уникален тем, что сохранился почти нетронутым – он избежал разрушений и ограблений, не реставрировался и не перестраивался. Две башни собора, разные по архитектуре, вознесли кресты на высоту 113 и 105 м. Высота нефа – 36 м. Убранство собора насчитывает около 10 000 скульптурных изображений из камня и стекла. Более 150 окон собора украшены цветными витражами, площадь которых составляет около 2 000 кв. м. На них изображены сцены из Священного Писания, жизни королей, рыцарей и даже крестьян.

В 1311 г. в г. Линкольн (Великобритания) началось возведение Линкольнского собора, ставшего образцом английской готики и долгое время являвшегося самым высоким зданием в мире – высота шпиля собора составляла 160 м., в 1549 г. он обрушился. В 1359 г. в г. Вене (Австрия) герцог Рудольф IV заложил первый камень собора в честь св. Стефана, который по своей длине 192 м. превосходит названные выше храмы. В 1391 г. в г. Ульм (Германия) был заложен собор, поныне являющийся самым высоким в мире – высота шатра его колокольни превышает 161 м.

Этот список городов, в которых в средние века были возведены одни из самых больших, красивых и технологически совершенных зданий в мире могут продолжить Фрайбург (1200), Рига (1209), Солсбери (1220), Любек (1230), Таллин (1267), Упсала (1287) Брюгге (1320), Любек (1350), Страсбург (1439). Высота шпилей каждого их этих храмов, построенных до падения Византии, более 100 метров. Мастера средневековья, такие как мастер Герхард фон Риле – строитель Кельнского собора, возводили храмы с помощью опыта, веревки и отвеса. Попробуйте поставить такую задачу перед современными инженерами, лишенными компьютеров и современной строительной техники, и тогда поговорим о том, какой период истории следует называть темными веками – средневековье или наши дни?

Возможно, кто-то заметит, что гении были всегда, что не мешало основной массе людей оставаться безграмотными, темными и забитыми, считать, что мiр населен драконами, а чуму насылают ведьмы. Что это ответить?

Во-первых, слухи о поголовной безграмотности людей средневековья сильно преувеличены. Так при раскопках на территории Новгорода Великого обнаружено более 1000 берестяных грамот XI – XV веков. Такие же грамоты обнаружены в Старой Руси (45), Торжке (19), Смоленске (15), Пскове (8) и т. д. – всего в 12 городах. Это свидетельствует о широком распространении письменности, в том числе среди простых горожан.

Во-вторых, драконы действительно существуют – это слово используется в именованиях некоторых видов рептилий и рыб, например, комодского варана. Во-вторых, почему мы убеждены, что все люди средних веков понимали эти фантастические образы буквально? Современная массовая культура кишит черепашками-ниндзя, людьми-пауками, терминаторами, инопланетянами, вампирами, русалками и другими химерами. Если понимать все это буквально, что скажут о нас и нашем времени потомки, раскопав шкаф с фильмами начала XXI века?

Спросите, чем Церковь мешала развитию научного знания, и в ответ тут же прозвучат имена Джордано Бруно и Галилео Галилея, о преследовании которых наш современник узнал из школьного курса истории. Но вряд ли он знает, что Бруно был священником и был осужден не за научные взгляды, а за проповедь религиозного учения, расходившегося с учением католической церкви. В частности, он утверждал, что возмездия за грехи не существует, и души, сотворённые не Богом, а природой, переходят из одного живого существа в другое. Церковный суд в течение шести лет исследовал дело Бруно и в итоге передал его губернатору Рима, по решению которого он был казнен. Что касается Галилея, то инквизиция, действительно, заставила ученого отречься от учения Коперника, но наказанием ему были несколько месяцев, проведенных под арестом… во дворце своего друга архиепископа Пикколомини в Сиене, после чего Галилей был выслан… в родной город Арчетри.

Заметим, что казнь Бруно состоялась в 1600 г., а суд над Галилеем – в 1633 г., то есть на рубеже средневековья и нового времени. Суды над ведьмами также нельзя считать типично средневековым явлением или винить в них только инквизицию, так как эти процессы происходили не только в средние века, но и в новое время; не только в католических, но и протестантских странах, на которые не распространялась власть инквизиции. При этом обвинителями на ведьмовских процессах выступали не только религиозные фанатики, но зачастую также гуманистически образованные люди – философы и писатели, профессора, юристы и врачи.