Дневник профессора Гаросса

– Ну хорошо, парень. Надеюсь, три недели тебе хватит, чтобы уладить свои проблемы?

– Вполне!

– Тогда спокойной ночи, Стивз. И когда надумаешь позвонить мне ещё раз, не забудь посмотреть на часы.

Бросаю трубку и довольно потираю руки. Ну всё, теперь за работу!

Из дневника профессора Гаросса

12

Вот уже месяц я скрываюсь в трущобах Кохраны. Не думал, что когда-нибудь буду прятаться от людей, но я вынужден это делать и не только ради своей безопасности. Сегодня, выйдя из супермаркета, я наткнулся на очень интересный плакат. С него на меня смотрел молодой и весёлый Гаросс. Таким я был перед полётом на Чиккорию. Надпись под портретом гласила, что я являюсь опасным государственным преступником, и обещала за мою поимку щедрое вознаграждение.

Чуть позже, купив местную газету, я узнал ещё более удивительные подробности своей биографии. Оказывается, по утверждению Космического Общества, я, по возвращении из продолжительной космической экспедиции, сошёл с ума и теперь вооружённый лазерным пистолетом, представляю большую опасность для населения. В связи с этим меня нужно было срочно поймать и изолировать от общества. Если исходить из суммы вознаграждения за поимку, то охота на меня началась не шуточная. Поэтому мне придётся быть крайне осмотрительным. Возможно, это будет излишняя предосторожность, так как я сильно изменился за то время, что не был на Земле, но в том положении, в каком я очутился, иначе нельзя. Слишком многое от меня зависит.

Итак, я – государственный преступник. Так Космическое Общество пытается исправить свою ошибку, которую оно допустило, взяв меня в полёт. Я сорвал их гнусные планы и надежды на райскую жизнь на далёкой голубой планете. А если мне ещё удастся обнародовать документы, которые я прихватил с корабля, то «Спейсер» может не только утратить своё могущество, но и полностью прекратить существование. А это, в свою очередь, вызовет большие перемены в стране.

Но опубликовать имеющиеся у меня материалы будет не так-то просто. Не каждая редакция или телекомпания сможет решиться на столь рискованное мероприятие. Замахнуться на «Спейсер», это заранее подписать себе смертный приговор, если дело не выгорит. Вдобавок, человек, на чью помощь я так рассчитывал, первым предал меня. Алчность и жажда наживы оказались для него сильнее родственных уз.

Я перебрал в памяти всех, кто мог бы помочь мне, и остановился на влиятельной и независимой газете «Гедара». Она часто печатала мои разоблачительные статьи и сама не раз подбрасывала мне интересные темы. Да и с её редактором Гиком Дерриком я был в дружеских отношениях.

Но «Гедара» находится далеко, в Данкаре, и добраться до неё сейчас, когда на носу зима, когда днём дуют холодные ветры, а по ночам выпадает снег, да ещё когда тебя разыскивает вся страна, будет очень трудно. И тогда я решил переждать зиму в Кохране. А чтобы не терять зря времени, написать этот дневник, в котором собираюсь рассказать об ужасных планах Космического Общества, о товарищах, погибших на Земле и в космосе, о неведомой цветущей планете в другой галактике, о том, как попали ко мне эти документы.

Документы… Они лежат в кейсе, запирающемся на электронный замок и оборудованном микровзрывателем на тот случай, если его будут открывать без хозяина. Сам кейс я спрятал под кучей матрасов. Больше всего меня беспокоит их судьба. Что если меня свалит какая-нибудь болезнь, и я умру? Или какой-нибудь пройдоха узнает во мне Гаросса, и меня схватят? Что будет с ними тогда? Они ни при каких обстоятельствах не должны попасть в руки Космического Общества или Всемогущего Синдиката. Иначе о последствии потом сожалеть будет уже некому.

Получилось так, что сейчас жизнь нашей планеты зависит от одного человека – меня. Если я не сумею предать огласке эти документы, то она рано или поздно погибнет. Хватит ли у меня сил выдержать эту тяжёлую ношу? Честно говорю: не знаю. Но я уверен в том, что не отступлюсь ни перед чем, даже если мне будет угрожать смерть.

И вот сегодня в холодный ноябрьский вечер, когда за окном, занавешенным одеялом, завывает ледяной ветер, я, поеживаясь от холода, начинаю этот дневник. В соседней комнате под кучей одеял тяжело спит мой спаситель, старый негр по прозвищу Хирург. Он безнадёжно болен, и это наложило определённый отпечаток на лице. К счастью, его болезнь не заразна, и всё же я всегда стараюсь держаться от него подальше и питаться отдельно. Он ничего не знает о кейсе, на котором спит, и ничего не должен знать об этом дневнике. Бережёного бог бережёт, любил говаривать мой отец. Поэтому вначале я дождался, когда он уснёт, а уж потом только достал письменные принадлежности и вот, прислушиваясь к храпу за стенкой, пишу эти строки…

13

Всё началось в тот памятный для меня день, восемь с половиной лет назад, когда ко мне в кабинет ворвался мой дядя Орсон.

Я жил тогда в роскошном особняке в центре фешенебельного района столицы, давал лекции в университете, вёл научную работу и активно боролся за угасающую природу. Мой отец, владелец Уником-банка, умирая, оставил мне, как единственному наследнику, не только весь капитал, но и почётный пост председателя Объединённых Национальных банков. Так что уже в тридцать лет я стал миллиардером и самым богатым человеком в стране. Я неплохо разбирался в финансовых делах. Поначалу мне даже нравилось этим заниматься. Но вскоре мне надоели все эти искусственные улыбки и услужливые физиономии партнеров, деловые встречи, на которых каждый норовил кого-нибудь обмануть, и потому я, не раздумывая, передал все дела дяде Орсону Кректу, младшему брату моей покойной матери, назначив его управляющим, а сам снова занялся наукой.

Это встреча произошла после завтрака. Помню, я только сел за изучение материалов о варварском использовании природы одной нефтяной компанией, предоставленных мне Обществом Защиты Природы, как в кабинет стремительным шагом вошёл мой дядя, коротко стриженный блондин невысокого, как моя мать, роста, но в отличие от неё, крупного телосложения: у него было, как минимум, килограммов сорок лишнего веса. Он был старше меня всего на десять лет, но всегда держался так, словно был мне отцом. Его широкое властное лицо выражало беспокойство. Меня всегда раздражали его манера входить без стука и привычка в любом пустяке видеть трагические последствия. Но переделывать Орсона было уже поздно и бесполезно. К тому же, нередко его бурные появления помогали мне избегать неприятности, и я смирился с этим.

Вот и в тот день он пришёл ко мне, чтобы из ничего, как мне тогда показалось, раздуть целую драму. Как обычно он начал издалека.

– Привет, Тони! – Крект взволнованно прошёлся по кабинету и уставился на бумаги, лежащие у меня на столе. – Ты опять собрался кого-то разоблачать? И кто же на этот раз твоя жертва? Надеюсь, не те компании, которые принадлежат Уником-банку, а? Молчи, молчи, по глазам вижу, что нет. Я рад, что у тебя ещё хватает ума не делать этого.

Я хотел ему возразить, но он продолжил в том же духе, не дав мне и рта раскрыть.

– Эх, Тони, Тони, малыш… Сколько раз я говорил тебе, брось ты эту ерунду и займись настоящим делом. С помощью твоего ума мы бы давно уже прибрали к рукам банки таких господ, как Торнель и Тагевере. А со временем, и все остальные… может быть…

– Но, Орсон, – воспользовавшись заминкой, вставил я, – то чем я занимаюсь, гораздо важнее…

– Разве? – усмехнулся тот и уселся в кресло напротив. – Так ты говоришь только потому, что никогда не подыхал с голоду.

– Но природа гибнет, и её надо спасать! – в отчаянии выпалил я. Его пренебрежительное отношение к окружающей среде вывела меня из себя.

Но Орсон даже не обратил на это внимание. Он достал из внутреннего кармана пиджака сигару и отточенным движением снял с неё обёртку.

– Э, брось, малыш, – сказал он, складывая целлофан в пепельницу, – твоя защита не приносит нам никаких доходов… – он сделал паузу, чтобы, с наслаждение понюхать сигару. – Наоборот, суммы взяток, которые приходится давать всё чаще, чтобы замять последствия твоих шалостей, возрастают с каждым разом, потому что уже многим людям надоело закрывать на них глаза. Ну пораскинь мозгами, кому вообще нужна твоя природа? Может нищему, который питается раз в день и спит на улице? Или бизнесмену, который, откликнувшись на твои призывы, рискует через неделю стать банкротом и уподобиться нищему? Конечно же, ни тому и ни другому. Природа нужна только тебе, чтобы попусту транжирить своё время и состояние отца, и твоим дружкам – «зелёным» из Охраны Природы, чтобы постоянно клянчить у тебя деньги на свои нужды.

Крект опять замолчал, на этот раз, чтобы прикурить сигару и дать мне возможность осмыслить сказанное им. Пока я думал, как бы повесомее ему ответить, он продолжил:

– Деньги, Тони, деньги и ещё раз деньги всегда и во все времена были и остаются главным смыслом жизни. Вот о чём думает каждый на этой грешной земле. Из-за них люди идут на крайности. А ты – природа. Да мы начали истреблять её с самого начала своего появления. И началось всё с того, что наш пращур сломал ветку, чтобы защититься от дикого зверя. Но мы растём, поднимаемся по ступеням цивилизации. И чем выше мы поднимаемся, тем больше мы истребляем. Это закономерность, Тони, и вам со своей болтовней ничего не изменить.

– Ты не прав, дядя, хотя в твоих словах и есть доля истины, – пока он разглагольствовал о своём мировоззрении, я смог взять себя в руки и успокоиться. – Но я уверен, что можно жить припеваючи и одновременно наслаждаться природой, если разумно ею пользоваться. А мы слишком по-варварски относимся к ней. И попомни меня, она отомстит нам за это. Очень жестоко отомстит.

– И как же она это сделает? – Орсон криво усмехнулся и, прикрыв глаза, блаженно затянулся.

– Сильнейшие землетрясения, цунами, ураганы, обильные снегопады летом и непрекращающиеся ливни и, как вследствие этого, страшные наводнения, и так далее.

– Бред, – невозмутимо изрёк он на это, выпуская дым. – В это никто не верит, даже сами «зелёные».

– И всё-таки всё будет именно так. Причём в недалеком будущем. Лет через десять – двадцать, если мы не переменим своё отношение к природе. Там, где это понимают, уже делают всё возможное, чтобы спасти этот всё ещё прекрасный и удивительный мир.

– Они зря стараются.

– Это почему?

– Потому что они хотят сделать природу вечной, но вечного, как ты знаешь, ничего нет. Следовательно, они только зря теряют время. А для нас время – это деньги.

– Господи! Да пойми же ты, наконец, Орсон! – я опять завёлся и от возбуждения соскочил с кресла. – В природе всё взаимосвязано. Понимаешь? Всё! Уничтожая её, мы уничтожаем самих себя! Потому что мы – неотъемлемая часть природы. Зачем нам тогда эти деньги, если нас всех ждёт скорый конец? Ты говоришь, что природа никому не нужна? А ты спроси об этом у тысячи матерей, у которых вместо нормальных детей родились уроды. Спроси об этом у…

– Ну-ну, завёлся, – остановил меня дядя, – я вижу, что тебя не переубедить. Лучше сядь, Тони, и успокойся. Давай поговорим о более важном.

Все наши с ним споры на эту тему всегда заканчивались именно так. Как только я начинал приводить неопровержимые факты в доказательство своей правоты, он сразу переводил разговор на другую тему, и спор получался как бы вступительной частью к ней. Дело в том, что мой управляющий не терял надежду на то, что я когда-нибудь всё же «брошу заниматься ерундой и займусь делом», и потому всегда начинал разговоры с этого, а уж потом, когда я распалялся в свою защиту, переходил к главному.

Поняв, что вступление закончено и сейчас начнётся основное, я вернулся на место.

– Мне уже пятьдесят, Тони, – начал Орсон, предварительно сделав затяжку, – и я уже устал вести с тобой подобные дискуссии. Бог с тобой, занимайся своей природой, пока у тебя ещё есть, кому беспокоиться о тебе. Но я ведь не вечен, малыш. А с твоим отношением к деньгам, ты в первый же месяц вылетишь в трубу после моей смерти. Если, кончено, перед этим я не успею найти какого-нибудь толкового парня, который также честно будет вести твои дела. А где его взять, этого толкового и честного парня, а? И ещё, Тони, не забывай, что и ты не бессмертный. И после твоей кончины, фамилия Гароссов может навсегда исчезнуть, а капитал, так старательно накопленный твоими предками, попасть в чужие руки. Это так и случится, если мы с тобой сейчас не побеспокоимся об этом. Есть только один способ избежать этого… – Орсон снова сделал затяжку, выдерживая паузу, – тебе надо жениться, Тони. Да, я уже не раз говорил тебе об этом и повторяю ещё раз. Ты должен жениться и обзавестись наследником, а уж я постараюсь, чтобы из него вырос человек с деловой хваткой. Тогда у нас будет, кому передать дело Гароссов… И не надо возражать, малыш! – предупредил он, заметив, что я открыл рот.

Я и не собирался, хотел только напомнить, что в прошлом месяце мы уже обсуждали с ним этот вопрос и пришли к единому мнению. Я не был ловеласом, наоборот, я был довольно стеснительным парнем по отношению к противоположному полу, и потому чувствовал себя довольно неуютно в компании женщин. Но, несмотря на этот недостаток, я всё же, как и все нормальные мужики, надеялся когда-нибудь встретить свою прекрасную половину и прожить с ней долго и счастливо. Мне самому давно хотелось обзавестись семьёй, родить детей и жить полнокровной жизнью семьянина. Но до сих пор мне почему-то попадались только охотницы за моей фамилией и моим состоянием. И вот, когда мне исполнилось сорок, а я так и не встретил свою любовь, я решил последовать совету дяди и дал согласие на свадьбу с дочерью второго по величине банкира в стране. Но дядя, видно закрутившись в делах, забыл об этом и продолжал развивать свою идею.

– Я уже всё продумал. У Тагевере есть дочь. Единственная наследница. Правда, она лет на пять тебя постарше и её не назовёшь красавицей. Зато у её папаши красивый капитал. И он будет твоим, Тони. И пусть Мекки не блещет умом, зато будет тебе преданной женой и, самое главное, не будет совать нос в твои дела. Да, я сегодня же займусь этим, – он поднялся и, не переставая говорить, заходил по кабинету. – Это решено, не так ли?

– Да, я же…

– Ну, тогда больше не будем об этом, – бесцеремонно оборвал он меня. – Я пришёл к тебе совсем по другому вопросу.

– Какому же?

Сколько лет я знал Орсона, и он всё время удивлял меня своей манерой вести разговор.

– Ты ведь знаешь, Тони, что наш самый крупный клиент – это Космическое Общество? – начал он.