– И как давно я тут отлёживаюсь?
– Да почитай деньков пять уже. Я за три управилась, а ты уж тут всем дала да выдала. Весь Терем на ушах стоял с утра до ночи.
Райс закрыла глаза от усталости, неожиданно навалившуюся камнем на грудь.
– Ладно подруга, – тут же тихо ретировалась Апити, поглаживая по руке рыжую страдалицу, – тебе нужно поспать. Сон лучшее лекарство. На себе испробовала. Успеем ещё поболтать, – и тут же спохватившись, добавила, – да. Ты завтра, коль в силах будешь вставать, рассмотри колдовскую роспись на Славу. Я от своей просто обалдела. Красота неописуемая.
И с этими словами, зародив в полуживой подруге кучу неуёмного любопытства, скрылась с глаз долой сама собой довольная. Вот же дрянь белобрысая. Ну какая девка сможет утерпеть от такой «занозы в задницу», даже будучи полуживой или полудохлой, без разницы. У рыжей вся апатия в раз улетучилась, и она, тут же преодолевая неимоверную слабость, подняла к лицу дрожащую руку и принялась её разглядывать.
Но толи радуга мешала в глазах, толи тусклый свет масляной лампадки, но разглядеть ничего не получилось, как не старалась. Так и уснула, не утолив своего жгучего любопытства.
Узор на себе царской дочери удалось рассмотреть в бронзовом зеркале лишь на второй день. Нежно-розовый, он опоясывал таз с выпуклой попой по всему кругу, начинаясь от талии и кончаясь ляжками чуть спускаясь на ноги. На другие места тела он не распространялся. А узор действительно был красив и хитро заплетён.
Любовалась Райс им долго, особенно на заднице, пока в глазах радуга не блеснула, а между ног не потеплело и ни намокло. Именно последнее обстоятельство заставило отбросить от себя зеркало словно ядовитую гадюку, быстренько одеться и выскочить на двор гулять от греха подальше…
Глава девятая. Если жизнь бьёт, и каждый раз по голове, это хорошо. Значит с годами череп замозолятся и только крепче станет.
Последующий круг опять не долго пришлось ждать. Не успев как следует оклематься от смертоносного рукоблудия, Райс неожиданно, буквально всего через тройку дней наткнулась в коридоре на Матерь Медведицу. Матёрая ничего толком ни «бес толком» не объясняя, даже не дав обуть босые ноги, схватила рыжую за руку и как была с голыми пятками потащила из Терема в лес, притом с таким видом будто опаздывает куда-то.
Райс в принципе знала, что спрашивать бесполезно, но всё же попыталась завязать хоть какой-нибудь разговор нисколько в информативном сколько в психологическом плане. Рыжую накрыла паника, какая бывает в предчувствии важнейшего события в жизни. Её охватило такое всепоглощающее волнение, что дева затряслась не только внешне, но и внутренне. Именно это неадекватное состояние с мурашками по всему телу прошибло ярицу на словесный понос, как некую защитную реакцию на страшную неизвестность.
– Далеко мы, Мать Медведица? Почему мы из Терема убегаем? И почему в лес?
Но, как и ожидала, Матёрая настойчиво тащила её за руку всё дальше и дальше, ни обращая на жалкие попытки испытуемой поговорить никакого внимания.
– А почему меня одну? Где Апити? – не унималась рыжая, крутя головой, чуть шею не сворачивая, пытаясь определиться в сложившейся ситуации и хоть что-нибудь понять из того к чему готовиться.
Ответа не последовало. Если бы Матёрая не тащила её силком, то Райс уже к своему стыду кинулась бы в бега куда подальше. Тут как-то резко волнение закончилось и Райс пронял животный страх. Она почувствовала что-то очень нехорошее, опасное. Живот закрутило, ноги стали подкашиваться. Дева была готова вот-вот в обморок упасть.
Из того что Матёрая молчала как рыба об лёд рыжая уже прекрасно поняла без всяких объявлений, что начался следующий круг и этот похоже ожидается куда круче пройденных. Притом, это как раз один из тех, где начинаются жертвы. Как только до рыжей дошло понимание, царская дочь окончательно запаниковала и не желая того принялась упираться.
Тут же вспомнились слова Любви, что на Славном круге трижды помирала, и что лишь на нём по правилам дозволялось помогать, а значит здесь уже помощи ждать не стоило. Если умрёт, то навсегда, по-настоящему. В прямом смысле отдаст богу душу, одному из святой Троицы. И как раз именно сейчас ей захотелось жить как никогда. Опять стало себя жалко до слёз, и она тихо, бесшумно заплакала лишь изредка шмыгая носом и утирая свободной ладошкой глаза.
Наконец они пришли к лесной постройке, затерянной в непролазной роще на небольшой полянке, со всех сторон окружённой кряжистыми очень старыми дубами, и она оказалась не избой еги-бабы, как подумала по началу Райс, увидев сруб ещё издали. Подойдя ближе, поняла, что странная постройка даже приблизительно не имела отношения к лесным сидельцам. Сруб равносторонний. Что вдоль что поперёк почти одинаковый. Он скорее напоминал частичку Терем, в первую очередь стилем постройки и резьбы с заковыристыми украшениями. Будто его отщипнули от цельного Терема и зачем-то оттащили в лес.
Вековуха остановилась напротив входа, где не имелось даже двери, один пустой проём. Заходи беспрепятственно кто хочешь. Постояла, опустив голову, по-прежнему не выпуская из костлявых, но очень сильных и цепких пальцев руку испытуемой, толи о чём-то думая, толи чего-то выжидая, а затем резко упала на колени, утянув следом бестолковую девку, разинувшую рот и зыркающую по сторонам.
Рыжая от неожиданности чуть вообще не упала лицом в траву. Хорошо свободная рука, вовремя выставленная перед собой, предотвратила унизительное падение. Тут же последовав примеру Матёрой, пристроилась рядом на колени и украдкой, с испугом заглянула внутрь строения и диву далась – внутри строение оказалось абсолютно пустым. Вообще ничего! Пусто как в прибранном начисто амбаре. Просматривалась только стены и крыша-катанка, и всё. Не имелось ни выложенного пола, ни застеленного потолка.
Когда же Медведица завела её внутрь, то в первую очередь обратила внимание на почву под босыми ногами. Земля казалось мягкой словно лебяжий пух, будто взбитая перина. И ни одной травинки, веточки или камушка. Даже не приметила ни одного опавшего листочка. Ощущение складывалось такое что под ногами кто-то разровнял каким-то образом слой земляной пыли. Ноги в ней утопали на всю ступню, и, кажется, надави посильней, так и по щиколотку утонут.
Матёрая завела деву в центр пустой комнаты, развернула лицом ко входному проёму без двери, сняла с рыжей пояс, опоясывающий рубаху и зло, но тихо зашипела на перепуганную кутырку:
– Не дёргайся, дрянь. Замри как вкопанная.
Только после этого отпустила девичью руку и беспрестанно кланяясь, стоящей столбиком и до смерти перепуганной царской дочери, вышла задом в проём даже косяк не задев, будто у неё на том месте на чём сидит глаза имелись, а за порогом вновь пала на колени прошипев, прикладываясь к земле сморщенным лбом:
– Замри и не шевелись.
Райс со страха и без её шипения оцепенела будто парализовало. Она вся сжалась и напряглась в стоячий столб, глаза с силой зажмурила, чтобы ничего не видеть что-то явно страшное и тут «Бах!», по ощущению провалилась в землю …
От падения в невесомость ярица дёрнулась всем телом, распахивая в ужасе глаза да так и замерла в ступоре забыв дышать. Она оказывается действительно провалилась под землю! И теперь стояла в ней по самый подбородок задрав голову.
Кутырка с перепуга постаралась вздохнуть поглубже как это обычно делают, ныряя с головой в воду, но не тут-то было. У рыжей ничего не получилось. Грудь сдавило тисками и так, что ни вздохнуть, ни выдохнуть. Вот тут накатила паника по-настоящему, но рыжая, мечась в разбежавшихся по разным углам мыслях не успела ничего сделать, даже завизжать от страха, так как в голове словно в опростанной бочке раздался громкий и протяжный голос Матери Медведицы:
– Не дёргайся я сказала, – пропела Матёрая, растягивая гласные, делая слова тягучими словно мёд, – Мать Сыра Земля суеты не терпит при общении. С ней якшаться надобно спокойно, терпеливо, сдержано, – тут голос в голове ярицы сделал паузу, как бы для длительного глубокого вздоха и повторил ещё раз, чуть ли не гипнотизируя, – спокойно, терпеливо, сдержано. Будь спокойна дева Райс, терпи что тебе положено и сдерживай себя во всём: и в мыслях, и в поступках, и в желаниях.
Сердце у рыжей колотилось как у загнанного зайца, но она постаралась насколько смогла сделать медленно вдох и выдох. Как ни странно, медленно это удалось. Притом, чем медленнее и тягучей она то делала, тем легче получалось. И паника постепенно начала отпускать свои цепкие объятия.
Прежде чем закрыть глаза и успокоиться окончательно, ярица увидела, как вековуха, пристально следящая за ней, одобрительно кивнула и поднявшись на ноги, но не разгибаясь, плавно скрылась из поля зрения. А царская дочь, врытая в землю, осталась в полном одиночестве.
Долго не могла успокоиться, да и кто бы смог на её месте. Только так или иначе пришлось это сделать от безысходности. А помогла в этом мысль, что на какое-то время заняла всё её внимание. Райс провалилась в землю будто в воду, но при этом рубаха с подолами не задралась, а осталась равномерно прижатой по всему телу снизу доверху.
Вот этой-то странностью, ощущению ткани по всей длине тела ярица и занималась какое-то время, в результате чего действительно успокоилась. К тому же ничего плохого с ней не делалось. Земля, что показалась сначала пухом от лебедя, плотно облепила стройное тело и не давала пошевелить даже пальцами, не говоря уже о другом, чем-то более значимым.
Райс расслабилась, закрыв глаза и ей казалось, будто висит в небытие «междумирья». Только щебетание птиц снаружи указывало на какое-то присутствие реальности, но они не мешали, наоборот, всячески успокаивали.
А потом в дом вошёл маленький старичок с длинной бородой и пышными усами одетый в кожаный ордынский доспех с головы до ног словно собрался идти в боевой поход. Ростом чуть ли не вполовину Райс, но при этом двигался размеренно величаво, словно перед ярицей явился не карлик-недоросток, а неповоротливый великан, во всех движениях тяжёлый и величественный.
Райс сразу поняла, что это явление мужицкого рода не может быть человеком, а скорее всего пред ней явилась настоящая нежить – исполнительная сила самой Троицы. Тем не менее, это нисколько ни напугало ярицу принявшая явление как должное. Мало того, узрев собственными глазами подобное в первые в жизни, у рыжей мгновенно прорезалось безудержное любопытство.
Мужичок прошёлся по пустому дому, не обращая внимания на торчавшую из земли рыжую голову, но обойдя по кругу, задерживаясь в каждом углу и осматриваясь, уселся прямо напротив девичьего лица и деловито раскрыв заплечную котомку, не вымолвив ни слова начал принудительно кормить земляную пленницу.
Райс тоже молча восприняла старичка, как обыденное дело и словно рыба, выброшенная на берег, лишь беззвучно разевала рот перед очередной ложной поднесённой ко рту, постоянно твердя про себя: «спокойствие», «терпение», «сдержанность».
Райс догадалась, что Мать Медведица не просто так проговаривала те слова несколько раз, а давала рыжей однозначную подсказку, как и что надлежит делать. И что именно вот эти три качества помогут ей пройти жертвенный круг – объятия самой Матери Сырой Земли.
И теперь царская дочь хотела, чтобы эти три слова настолько въелись в её сознание, чтобы ни при каких условиях она про них ни посмела бы забыть, чтобы не случилось дальше в земляном плену.
Поедая кашу, дева обдумывала к какому сословию относится эта нежить, почему-то решив, что перед ней леший собственной персоной. Как общаться с нежитью ярица понятия не имела, но избалованный и любопытный ум «рыжей оторвы» не придумал ничего лучшего, как проверить свои предположения.
Жуя очередную порцию запаренной каши, Райс прикрыла глаза и зажгла перед внутренним взором радугу, желая посмотреть на реакцию нежити. Если – это простой мужик, то будет предсказуемое поведение, хотя она действие Славы ещё в живую и не видела, но наслушалась об этом больше некуда. А если, нет, то будет интересно посмотреть, как ведьминое колдовство подействует на нежить.
Но ничего из этого не выгорело. Девка тут же получила ложкой в лоб, от чего радуга вмиг рассыпалась, мельтеша в глазах цветными искрами, а в том месте куда припечаталась ложка, зуд задрал нестерпимой чесоткой.
Но, не имея возможности вынуть руку и почесать ушибленное место, она принялась шевелить кожу мимикой, непроизвольно кривя рожи лешему. Хмурый нежить расцвёл словно цветок на весенней поляне, рассматривая кривляние безалаберной кутырки, а затем вполне довольный зрелищем, деловито облизал деревянную ложку, полюбовался на чистое столовое орудие и сунул не в котомку, а за пазуху.
После чего напоил из кожаного походного мешочка торчащую из земли голову с лицом, явно про себя ругающееся матом, встал, отряхнул кожаные штаны, и не говоря ни слова просто ушёл в лес. Ни здрасти тебе, ни до свидания.
Ближе к вечеру стало скучно. Она передумала одно, другое, третье. В конце концов, смежила глаза и уснула. Пропади оно всё пропадом…
Утро добрым назвать было невозможно, потому что началось оно со страшной судороги, охватившей всё тело снизу доверху. Все мышцы до одной прихватило так, будто вот-вот не выдержат напряжения и разом порвутся.
Спросонок, ничего не соображая, лишь распахнув глаза поняла, что задыхается, так как нещадная судорога не давала ей возможности дышать. Но через несколько ударов бешеного сердца, дева неожиданно осознала, что лишь пытается вдохнуть, не пытаясь выдохнуть. Вот это и мешало ей дышать в первую очередь.
Колотило рыжую очень долго по её разумению. Она не только окончательно проснулась, но и успела придаться панике, а после паники и с жизнью слёзно попрощаться. Но так как в результате прощания ни жизнь, ни судорога не закончились, то принялась зверствовать, возненавидев всё вокруг и ругаясь как Матёрая баба. Лишь только после того, как выдохлась, наконец-то взялась за ум.
Вспомнила наставления Медведицы и принялась твердить про себя словно заговор: «спокойствие, терпение, сдержанность», во что бы то ни стало, пытаясь контролировать дыхание. Из всех зол, свалившихся на неё, из всех невзгод, кутырка больше всего боялась задохнуться.