Понимая, что простое повторение заученных слов никакого результата не даёт как ни старается, дева каждый раз повторяя, попыталась их снабдить мысленными образами. В конце концов о спокойствии рыжая забыла окончательно. О сдержанности даже не вспоминала, как и не было, а твердила лишь одно сквозь сомкнутые зубы – «терпеть».
Напасть отпустила резко, как и накинулась. На Райс навалилась такая дикая усталость, будто целый лес сначала вырубила, а потом на своём горбу вытаскала. Притом не просто так, а бегом бегала. Тело ныло и гудело всё без исключения, даже сразу не поймёшь, чему в нём больше всего досталось. А как себя внутренне ощупала, тут же с ужасом осознала, что, борясь и терпя судорогу, она в другом не вытерпела, и ни только обмочила ляжки, но и кое-что другое наделала под себя.
Стало стыдно, а за одно и зло взяло, но тут же наплевав на «подробности», собрала волю в кулак и медленно проговорила заветные слова, подкрепляя их в голове образами, и с удивлением, граничащим с неслыханным чудом ощутила полную сухость в тех местах, где только что чувствовала сырость и тепло.
Это как-то резко взбодрило рыжую, и придало уверенности. «Жить можно», – мысленно подытожила дева, а вслух не понятно для кого добавила, растягивая гласные как это делала Мать Медведица:
– Прорвёмся и не через такое переплёвывали.
Эта выходка обнаглевшей до безобразия кутырки, тут же была наказана взрывом новой судороги…
Уже который день ни днём, ни ночью Райс не знала покоя. Земляная пленница уже забыла сколько времени здесь находится. Как ни странно, но мучилась ярица не от судорог, то и дело хватающих мышцы. Не от боли, ломающей тело, к чему кажется привыкла. Ни от мерзкого хруста суставов, ни от жажды с голодом, хотя смутно помнила или мерещилось, что в редких перерывах словно в забытьи приходил тот самый леший и насильно подкармливал. Хотя могла ошибиться, а могло и привидеться.
Больше всего мучила бессонница. Вот с этой пыткой, никакого слада не имелось. Постоянно находясь между явью и сновидением в каком-то странном пограничном состоянии, с каждым днём всё больше становясь тупой и бесчувственной.
Полное отсутствие каких-либо эмоций, неспособность адекватно думать – стало нормой. Даже замученная до полусмерти судорогами, она уже не осознавала, наяву это происходит или ей всё мерещится в кошмарном сне. Эта невыносимая бессонная пытка, делала Райс абсолютно безвольной и уже ни на что не реагирующей. Казалось, канула вечность, но вечно это продолжаться не могло.
В один прекрасный день, она все же или наплевав на боль, уснула, или просто тронувшись умом потеряла сознание. Знать, как долго находилась в этом состоянии не могла, но спустя какое-то время взяла и просто проснулась абсолютно выспавшись, притом самостоятельно, без уже привычных судорог.
Какая часть суток стояла за порогом: утро, день или вечер, Райс совсем не интересовало. Поняв ещё спросонок, что её не трогают, она, не отрывая век и находясь в блаженстве неги и спокойствия решила ещё поспать, расплываясь в улыбке. Но тут же поняв сквозь полусон что её оставили в покое вздрогнула и распахнула глаза, резко осознав на уровне предчувствия, что это очень плохой знак. Вокруг висела нехорошая тишина, мёртвая, даже птицы не щебетали и весь лес в проёме замер словно заколдованный в какой-то сумрачной пелене.
Дева буквально задним местом почувствовала подкрадывающуюся беду, тут же напугав саму себя обострённым воображением, решив, что сейчас непременно начнётся что-то очень ужасное. Но ничего не происходило, и странная неестественная картинка с замираньем мира не изменялась будто время остановилось и всё вокруг окаменело. Всё, кроме неё.
Прислушалась к внутренним ощущениям, осторожно пошевелилась. Тело не ныло, болью не отвечало и Райс с удивлением ощутила, что все мышцы стали послушнее и даже абсолютно точно почувствовала, что кое-где существенно наросло мясо.
Подкрепив свои ощущения пониманием, что если их качать таким образом, как это делали с ней колдовские силы всё последнее время, то ничего в этом странного нет. Таков результат и должен быть. Странным казалось только то, что ни одна мышца не болела от надрыва.
Время шло. В абсолютном спокойствии снаружи ничего не менялось, и рыжая тоже стала постепенно отходить от страха и переходить в состояние удовлетворения. Она выспалась и чувствовала себя физически великолепно. Есть не хотела, жажда не мучила, да и прочее не донимало. Лишь нет-нет вспыхивающее внутри тревожное ожидание какого-то подвоха портило прекрасное настроение и несколько напрягало.
Предчувствие не обмануло. Дева даже успела подумать ненароком, а не открылся ли у неё дар предвидения как у Апити. Слабая волна необъяснимой морозной дрожи, зародившись где-то в земле в районе ступней и пройдя по всему телу до самой маковки, объяла ярицу мертвецким холодом.
Дикий природный ужас обуял царскую дочь, шевеля на голове волосы и заставляя сердечко учащённо забиться. Кутырка неосознанно принялась твердить как заклинание повторяя скороговоркой заученные три слова, но на какое из них стоило сделать особое ударение, никак не могла понять, пробуя по-разному. Что требовалось больше: сохранять спокойствие, ощущая этот панический страх за свою жизнь, терпеть из последних сил или накинуть аркан железной воли и что имелось мочи сдерживать, не пуская в себя панику.
Пошла вторая волна мертвецкого холода сильней первой, но вместе с тем медленней. Казалось, сама смерть облизывает девичье тело покрывая кожу леденящими мурашками, размером с майского жука. Ярица ощутила будто покрывается ледяной коркой, и даже рубаха с подолом подёргивается морозным струпом. Сердце, остановившееся по мере прохожденья дрожи, вновь заколотилось как у загнанного зайца.
Райс неожиданно подумала: «Ну, зачем Мать Сыра Земля дала ей выспаться? Находилась бы она в том состоянии как всё последнее время до этого, да ей вообще было бы всё «по хрен» с этой мертвенной дрожью». И до безумия перепуганной девке тут же пришла идея, как ей показалось единственно разумная: надо как-то отключить голову, занять чем-нибудь, отвлечься на время от всей этой жути иначе следующей волны может не пережить, свихнётся или вообще окочурится.
И тут же осознала, что пока думала об этом, страх сам по себе притупился, растрачивая остроту. Заметалась по сторонам глазами, пытаясь зацепиться взглядом хоть за что-нибудь, но не нашла ничего что могло бы привлечь внимание настолько, что позволило бы забыться. Всё вокруг продолжало оставаться замершим, неживым и каким-то ненастоящим, игрушечным.
Тогда наоборот переключила своё внимание на убивающую волну! Зачем? Да кто её знает. Ей тогда смерть что плыла под землёй показалась единственно живой во всём мире, ну, кроме её самой. Внимательно прислушалась к ощущениям дрожи по мере прохождения и удивилась тому, что чем отчётливее её ощущает каждой частичкой своего девичьего естества, тем менее холодной и страшной она становится!
А когда медленно ползущая по телу волна достигла разрисованного таза, то Райс зажмурив выпученные до этого глаза, попыталась обмануть себя голосом, сдавленно проговорив: «Хорошо-то как», тут же пытаясь слить волну с внутренней радугой Славы. И ползущая вверх смерть, словно её услышала, резко поменялась… на приятную!
Изначально не получающаяся у ярицы радуга неожиданно ярко вспыхнула, сливаясь с мертвецкой волной, растворилась в ней как соль в воде завибрировав в резонанс земле, и рыжая тут же добавила им собственной дрожи удовольствия, взорвавшееся внизу живота. Эта гремучая смесь, казалось, не только колыхала земляную пленницу, но и встряхнуло весь окружающий мир. Даже разнородный по тональности гул собственных костей показался музыкой.
И тут Райс каким-то внутренним чутьём осознала, что может управлять этой радужной смесью по собственной воле. Она аккуратно принялась её видоизменять, мять, скручивать, растягивать, помогая неведомой волне петь в самой себе разной тональностью. И когда с безграничным восторгом, захватывающим дух, как лицезрение бескрайнего простора с высоты птичьего полёта, смесь волн прокатилась в голове и закончилась на макушке, рыжая ощутила противную пустоту. Будто что-то жизненно необходимое отняли, отчего восторженно попросила: «Ещё, пожалуйста».
Ярица ни настаивала, ни требовала своим царским велением, делавшая так всегда, когда желала получить что-то ей необходимое, а просто попросила и умоляюще ждала. И новая волна пошла. Мощная, медлительно-величавая, ни ведающая преград и не знающая того, что вообще могло бы ей помешать, потому что любое препятствие тут же становилось самой дрожью. Она казалось абсолютной силой Земли в чистом виде.
Райс совсем перестала чувствовать боль. По мере прохождения волны по телу она лишь ощущала необъяснимое и неописуемое явление, будто её плоть перемешивается с окружающей землёй, отдавая свои частички наружу и заменяя их сковывавшей её пылью. Она просила ещё и ещё, раз за разом будто с ума сошла. Уже не отдавая отчёт о происходящем, не обращая ни на что внимание, кроме всепоглощающей волны и не понимая, где границы её собственного тела, да и осталось ли оно ещё, дева с головой ушла в колебательный процесс.
Там внизу всё окончательно перемешалось. Сложилось полное ощущение, что частички собственной плоти раскидались глубоко в земле во все концы странного сруба, а она сама приобрела каменные кости, глиняные мышцы и земляную кожу как кора дерева.
Эйфория захватила настолько, что, когда очередная волна закончилась, она даже растерялась от необычности своего положения, потому что, открыв глаза после долгого ожидания очередного внутреннего оргазма не могла понять, что происходит.
Райс стояла по щиколотку в земляной пыли в центре пустого сруба, среди почерневших от времени бревенчатых стен и таких же брёвен крыши над головой. Она растеряно топталась на месте стараясь понять, где находится и сообразить куда бежать.
Первое её желание – зарыться обратно, закопаться, затаиться от открытого и резко ожившего мира, но мельком взглянув на руки, распахнула глаза и пристально осмотрела кисти. Чудо чудное заставило ярицу прийти в себя и вырваться из колдовских чар, переполнявших её сознание всё время заточения в земле. На руках под тонкой кожей пульсировал колдовской рисунок чёрными завитками. И не просто чёрными, а блестяще-масляными, от разводов которых невозможно оторвать взгляд. Он завораживал. Околдовывал одним видом, заставляя сердце от восхищения замирать.
Даже насмотревшись вдоволь и оторвав взгляд от мерцающего мраком хитрого рисунка, она ещё долго прибывала в прострации, разглядывая стены и тупо пялясь во входной проём. Только некоторое время спустя словно проснувшись от глубокого сна и придя в себя окончательно, поняла, что пора уходить, вот только уходить совсем не хотелось.
Подражая Матери Медведице, посчитав что именно так надо делать, вышла из сруба задом, постоянно при этом кланяясь и переступив порог ощутила босыми ногами мягкую лесную травку, что окончательно выдуло из головы земляной морок и вернуло Райс к реальной жизни. Она упала на колени пред местом невиданной мощи и поблагодарила Мать Сыру Землю за подаренную силу, хотя, ещё абсолютно не понимая в чём эта сила заключается.
А как встала и отряхнула с колен листья с мусором, обратила внимание и на другую особенность своих рук. Они стали жилистыми и забугрились увесистым рельефом мышц. Девка тут же задрала рукав до самого плеча и чуть не ахнула. Её бицепсы стали настолько увесистыми, какими не каждый мужик может похвастать.
Грациозно шествуя по лесу в направлении Терема Вала Вседержителя и находясь в неописуемо приподнятом настроении, рыжая ненароком обнаружила у себя ещё одну способность нового тела. Легко подхватив с земли корявую палку и изображая из себя мечника сделала несколько рубящих выпадов, вспоминая чему учили её лучшие мамины воительницы и с изумлением осознала, что выполнила их с такой лёгкостью и с такой скоростью, что сама не заметила, как получилось заученное кручение.
Райс проделала это быстрее даже чем делали учителя. Да не просто быстрей, а доводя скорость до смазанного морока. Царской дочери это очень понравилось. Она попробовала ещё раз, ещё и ехидно скривившись, выдала однозначный вердикт: «Точно круче. Теперь всех уделаю».
Как и после каждого круга, рыжая не понимала сколь долго она на нём мурыжилась. Шагая по лесу и изучая свои возможности, она ни обратила внимания на приметы времени и только дошагав до Терема и оглянувшись с доброй улыбкой на заповедный лес, обескураженно замерла. На деревьях проплешинами желтели листья.
– Неужели уже осень? – спросила вслух себя кутырка не верящая глазам и тут же заозиралась вокруг, как бы ища доказательства или опровержение сделанному выводу.
Несмотря на всю непредсказуемость своего появления, как она думала, её ждали прямо за воротами Терема. Все три Матёрых вековухи выстроились на входе в торжественно белоснежных одеяниях, туго ужатых белыми поясами и со своими длинными посохами, что обычно в приделах Терема никогда в руки не брали. Это лишний раз подчёркивало всю торжественность.
Для Райс это оказалось полной неожиданностью, но она быстро сориентировалась и подойдя низко поклонилась. После чего Мать Медведица торжественно повязала ей пояс, отобранный до круга, и пригласила ярицу к столу отобедать как равную! Подобное обхождение с одной стороны польстило царской дочери, но с другой серьёзно напрягло своей необычностью. Ярица вдруг почувствовала отношение к себе как к взрослой, и мысли с поступками сами собой стали соответствующими. Ну, или по крайней мере, рыжая постаралась таковой казаться.
Все последующие дни после «гостей» у Матери Сырой Земли, Райс вела себя на удивление сдержано, а порой и откровенно насторожено. Причиной тому стала реакция Матёрых. С той памятной встречи у ворот, дева заметила резкие изменения в отношении к себе. Сначала восприняла это как уважение за пройденный смертельный круг, но позже поняла, что здесь дело совсем в другом.
Ещё на том званом обеде Райс внимательно рассмотрела чёрную татуировку их старческих рук. Теперь-то она знала, что та означает. Завитки силы земли у них проступали серые, бледные. Лишь у Матери Медведицы линии темнели больше чем у других, но и она не могла сравниться даже приблизительно с маслянисто-чёрными кружевами, что имелись у царской дочери.
Вековухи вели себя скованно, воровато улыбаясь одними губами, оставаясь насторожены глазами, будто ждали от Райс какой-то пакости, притом очень опасной для них. Старались разговаривать с девой как обычно, вроде как ничего не произошло, но кутырка уже не первый год их знающая, отчётливо замечала боязливые взгляды, бросаемые на её изрисованные руки. Рыжая ещё тогда осознала, что хозяйки Терема её боятся, вот только не могла сначала понять с какой стати.
Райс ничего не стала спрашивать у Матёрых, но призадумалась. Ещё возвращаясь из плена земельного круга по заповедному лесу и любопытствуя какие дополнительные дары приобрела кроме скорости мышц, Райс попыталась вызвать судорогу в напряжённых бицепсах, и ей это удалось с лёгкостью, даже играючи. Она сковала плечевой пояс каменным спазмом и при этом превозмогая судорожную хватку, махала палкой, орудуя словно боевым мечом. Отметив, что подобная форма тренировок владения оружием значительно эффективней чем обычная.
Абсолютно случайно получилось испытать это умение и на внешние объекты. Играя внутренней судорогой, она неожиданно осознала, что может катать её по телу туда-суда как вздумается и когда гоняла волну из руки в руку, то не произвольно через пальцы её вообще выбросила из тела.
Тут же призадумалась по молодецкой дурости и поймав в «прицел» мелкую пичугу, скакавшую с ветки на ветку, шутки ради сбросила судорогу через пальцы в направлении пернатой. Птица замерла, превратившись в дохлое чучело и свалилась с ветки камнем в высокую траву, но только лишь зашуршав о стебли встрепенулась и унеслась как одурелая.
Дева тут же принялась экспериментировать и через некоторое время поняла, что может управлять не только местом приложения судороги, но и силой напряжения, от лёгкого зуда до каменной хватки, осознавая, что таким образом можно легко сотворить из своего тела всё что угодно раскачав его в любом нужном направлении. Хоть для стрельбы из лука, хоть в метании дротиков, хоть в махании мечом с обеих рук.
Вот только все попытки воссоздать в себе дрожь земли у неё не получались, как она ни пробовала. Райс нутром чуяла, что может, но вот как это делается, понятия не имела.
Зашуганность Матёрых её появлением рыжая приписывала как раз этому дару, потому что судорогой, пусть и каменной, вряд ли можно было так перепугать вековух, уже всякого навидавшихся в своих жизнях, но спрашивать их об этом сознательно не стала.
Просто «рыжей оторве» от испорченности воспитания при царском шатре прельстила их боязливость и показательное уважение, поэтому вела кутырка себя так, мол прекрасно знает того что не знает, и умеет то что пока не получается и о чём не имеет ни малейшего представления. Райс решила во что бы то ни стало разобраться с этим самостоятельно.
Апити в своей светёлке Райс не обнаружила, что настораживало. Расспросив девченят-прислужниц, роем носившихся при Тереме, убедилась, что та ещё на круге и вроде как жива, но где её искать никто не знал. Рыжая тоже решила просто подождать, не любопытствуя у Матёрых, раз уж взялась при них играть роль резко повзрослевшей девы. Она решила, что если судьба, то свидятся. А если нет, оплачет позже белобрысую подругу, а в данный момент кутырка сгорала от любопытства по поводу собственного дара.