Степь 2. Расцвет. Часть первая

– Да, – и как бы спохватившись, спросила новоиспечённую молодуху, – так чё делать-то будем? Спать аль домой потопаем?

– Я пред этим три дня как убитая спала. Выспалась, не уложишь теперь, – тут же ответила Райс, задирая в довольстве нос от своего нового положения в бабьем мире, – но как по темени-то идти? Даже луны не видать. Заблудимся.

– А звёзды на что? – парировала вековуха, поднимаясь на ноги, – к тому же мы теперь без дров за плечами и пойдём по проторённой тропе. Думаю, ещё затемно до дороги доберёмся, а там до Терема рукой подать.

– А ты по звёздам можешь? – удивилась Райс, тоже поднимаясь на ноги.

– А то, – буркнула Матёрая, – и тебе не помешало бы науку эту освоить. Вещь полезная.

Райс ничего не ответила, а что отвечать если и так понятно, что наука полезная, только её за раз не выучишь.

Костёр закидали. Холму поклонились и отправились в обратный путь налегке, с пустыми заплечными мешками и освободившись от тяжких мыслей, вымотавших всю душу до испытания.

Как ни странно, но на этот раз их в Тереме не встретили, даже не ждали. Теремные девки, поутру топтавшиеся у ворот, аж вёдра выронили из рук, завидев их и провожая в Терем недоумёнными взглядами.

Двух остальных Матёрых даже пришлось выискивать, а тут ещё и Апити прискакала взбесившейся козой, по пути в коридоре чуть маленьких девченят не покалечив. Ей на круг выходить только к вечеру, оттого тряслась в своей светёлке в ожидании. А тут как новость услышала, разом вся хандра слетела и забыв о своей участи, кинулась радоваться за подругу.

Когда все в спешке собрались за обеденным столом, Райс без всяких объяснений просто скинула тулуп, развязала завязки и оголилась сверху до пояса, давая разглядеть всем желающим, да и самой полюбоваться на нить с металлическим отливом, вплетающуюся в голубую и смолянисто чёрную. После чего демонстративно накинула рубаху обратно, подпоясалась, зашвырнула тулуп на дубовую скамью и плюхнулась за стол наигранно шутливо заявив самым наглым образом, что совсем оголодала в этом Тереме царская дочь, отчего постоянно хочет жрать, и маме на вековух обязательно пожалуется при случае.

Вот и весь просмотр с объяснением. Посмеялись, пожурили, но кормить всё же начали несмотря на неурочное время…

Белобрысую, в отличие от рыжей, никуда из Терема не водили по заснеженной степи, а загнали на чердак, где она целых три дня куковала в одиночестве и где проходила свой Валовый круг. Судя по радостной физиономии, вполне удачно и самое главное, собой очень довольная, но, так же, как и Райс, наотрез отказалась рассказывать об общении с Валом Вседержителем…

Глава одиннадцатая. То, что кажется сложнее сложного оказывается простым, а то, что видится проще некуда – невыполнимо. Что за хрень творится с этим миром? Кто вообще его выдумал таким кривым?

За плечами Райс и Апити осталось семь кругов. Впереди всего лишь два, заключительных, но именно перед восьмым у белобрысой случилась истерика. Она принялась психовать и нервничать из-за любого пустяка и вообще резко изменилась не в лучшую сторону, став злой, капризной, раздражительной, потому что он, как она выразилась, для неё – ВСЁ.

За свою жизнь дева не беспокоилась, а вот за свой дар костьми ложилась поперёк дороги. Именно на этом круге молодуха могла стать тем, о ком мечтала и ради чего всё это вытерпела, то есть «самой-самой», «самее» некуда, а могла всё потерять и распрощаться с даром, и тогда пережитое за последние годы попадало, как она выразилась псу под хвост. А вот то, что жизнь могла положить на алтарь, её вообще не беспокоило. Без «самой-самой» она себя не представляла в жизни.

Пока подруга шастала словно тень из угла в угол, не находя себе места ни в одном из них, Райс довольно быстро освоила своё умение, дарованное Отцом Неба. Она с лёгкостью могла справляться с Валовой защитой, включать и выключать по желанию. В ней оказалось ещё одна скрытая ценность. Защитная оболочка появлялась помимо её воли, как только возникала какая-нибудь опасность. Стоило лишь Райс моргнуть, например, от неожиданности или резкого испуга, как защита мгновенно окутывала деву, ограждая от напасти.

Рыжая даже потребовала лучшую подругу стегнуть её как следует «нервной плетью». Белобрысая долго «слала её по матери», не соглашаясь бить царскую дочь, но потом та её так достала, что Апити исподтишка неожиданно «врезала», чтобы отстала раз и навсегда. Да ни тут-то было. Её плеть хоть и оказалась для Райс полной неожиданностью, но тут же рассыпалась искрами о Валову защиту, хоть молодуха вовсе о даре не подумала. Подобный подарок впечатлял своими возможностями.

Восьмой круг они также проходили порознь. Притом на этот раз первой увели Апити, а Райс только на следующий день и в другом направлении. Царскую дочь в очередной раз вывели в заповедный лес, в ту сторону, где горе-испытательница по недоразумению поляну «прибила». Выдали нож, мешочек соли, пустой мешок для воды. Всё уложили в заплечную котомку и пустили гулять, проинструктировав лишь одной фразой:

– Ты только смотри внимательно по сторонам да ночёвки как следует обустраивай. И не глазами ищи с задницей, а заимствованным у зверя чутьём, – выговаривала ей Матёрая по прозвищу Водная Гладь, – с волчьим чутьём ищи, как положено.

Райс с детства знала закон сестричества, запрещающий боевой девичьей орде в походе устраивать стойбища на одном и том же месте дважды. Да и сами места ночёвок не выбирались как ни попадя, а с особым звериным чутьём и лишь «мечеными». Но как ордынские Матёрые выбирали те места, никогда не задумывалась. И вот представилось этому научиться самостоятельно, так сказать, на собственной шкуре.

Задание молодухе показалось проще некуда и с её-то дарами и способностями, что получила рыжая за эти кошмарные годы, даже каким-то несерьёзным, попахивающим детством. Ну, подумаешь по лесу погулять. Хотя на дворе стояла ранняя весна. Снег на опушках сошёл, но в ложбинах всё ещё оставался, и главная противность этой слякотной поры заключалась в огромной сырости. Местами лес затопило целыми озёрами и шастать по колено в ледяной воде молодухе очень не нравилось.

Зверя она не боялась, никакого, хоть самого лютого. Это зверь теперь пусть её боится такую мощную и кровожадную, а почувствовать место научится как-нибудь, не такому тут научилась за Теремные годы. Но на всякий случай спросила, понимая, что больно дело кажется простым, притом поинтересовалась так, как бы между прочим:

– И долго мне гулять по этой сырости?

– Ну, коли б Апити пошла, то ей девяти дней бы хватило. Ты же можешь со своим характером там всю жизнь бродить до скончания собственного века, сама превратившись в невиданного зверя. Это как уж тебе понравится. Только на моей памяти восемь девок из леса не вертались, до сих пор где-то шастают. Может встретишь кого, не знаю. Хотя скорей всего их уже сожрал кто-нибудь. Тебя, молодка, лес выпустит лишь после того, как научишься звериному чутью и девять ночей кряду выберешь правильно место для ночёвок.

Вековуха Водная Гладь ехидно хмыкнула, глядя на самоуверенную рыжуху и издевательски добавила «Хе-хе» противным старческим голосом.

Царская дочь даже успела обидеться на её противное «хе-хе». Губки надула, посверкивая затаённым злом в лазоревых глазищах, но тут же окоротила себя и призадумалась. Но думай не думай, а круг проходить всё равно надо. Сплюнула, поправила заплечную котомку и зашагала в неизвестность на волю проведения.

Молодуха, как и каждая бы на её месте далеко в лес не пошла, а лишь скрывшись за деревьями с кустиками, оглядываясь притаилась. Думала она, как и все нормальные люди в этом случае. Раз возвращаться обратно, то зачем далеко ходить. Тут по краю поживёт, волчье чутьё в себе вырастит и домой по-быстрому, чтоб сапоги не стаптывать и ноги не мочить бес толку.

Не откладывая на потом, дева сразу принялась отыскивать место. Есть не хотелось, пить тем более, чего попусту драгоценное время тратить. Обошла вокруг. В одном месте постояла, прислушиваясь к внутренним ощущениям, в другом походила-побродила. Просмотрела третье, четвёртое.

Спустя недолгое время выборов она уселась на сухом бугре меж двух ровненьких берёз. Место показалось ей светлое, вполне доброе, а главное сухое и на солнышке. Здесь и решила делать первую ночёвку, чего бродить неприкаянной, если везде одинаково. Другого места искать не стала, оттого что неожиданно призадумалась. А как вообще эти ночёвки обустраиваются?

Конечно, за Теремные годы, где только не спалось царской дочери, но вот на голой земле и в весеннем лесу как-то до этого не приходилось. Первым делом нашла поваленное дерево, ножом нарубила-нарезала веток, собираясь разжечь костёр, только всё настолько промокло, что хоть выжимай.

Она не раз видела, как Теремные девки разводили огонь, крутя в руках палочкой с помощью ненатянутого лука, хотя сама подобную процедуру не пробовала, но почему-то решила, что это не сложная хрень. В конечном итоге уже в полной темноте, хоть глаз коли так и не добыв огонь, как ни старалась, привалилась на натасканные берёзовые ветки и уснула, укутав себя Валовым даром…

Проснулась в предрассветной мгле от резкой раздирающей боли в ноге. Ничего спросонок не поняв, и вместо того чтобы открыть глаза, наоборот зажмурилась что было силы и принялась визжать как недорезанная свинья, пытаясь вырвать конечность из чьей-то злобно порыкивающей зубастой пасти, которая наоборот старалась куда-то молодуху утащить.

Лишь когда не удалось вырваться, неистово брыкаясь распахнула глаза, и мохнатая тень жалостно скуля зашвырнулась защитой в сумрачный лес. Райс взвыла от обжигаемой огнём боли и ухватившись за истерзанную ногу, тут же почувствовала на штанах липкую кровь.

Скинула сапог задирая разодранную штанину, но толком рассмотреть ничегошеньки не смогла. В лесу ещё стояла темень, раннее утро, да и со сна глаза ещё толком не разлепились будто склеились. Заметалась по сторонам в поисках чего-нибудь, непонятно чего. Лишь чуть позже сообразив где находится, постаралась успокоиться.

Родила на месте раны слабую «дрожь земли» и тут же почувствовала облегчение. Даже смогла разглядеть, как вытекшая кровь, сначала запенилась пузырями, превращаясь в чёрную корку и замерла сухими подтёками. Включила «плеть» на «лечебку» и принялась руками убаюкивать раненую ногу, истерзанную в лохмотья.

Постепенно, к тому времени как рассвело боль совсем ушла. Дева даже прощупала рану, помяла. Засохшая кровь осыпалась шелухой, но ран под ней молодуха не обнаружила, только белые разводы от заживших рубцов. Довольная собой одёрнула штанину, натянула сапог и встала на ноги, в яростной решимости найти, изловить обидчика и немедленно умертвить суку мучительной смертью.

Только все попытки излить на кого-нибудь свою ярость оказались напрасными. Сколько ни бегала и ни всматривалась в посветлевший лес, так вражину и не нашла. Вернувшись и подобрав котомку, задумалась. Это что же получается? Если уснула, то выходит, и защита теряется? Это открытие рыжую явно не обрадовало. Означало, что следующее место для ночлега действительно придётся искать по-настоящему.

Наполнив пустой мешочек водой из затопленной ямы. Положила его на ладонь и тряханула «дрожью» как следует, уже зная, что после такого любая зараза дохнет и вода очищается до состояния родниковой. Отпила до ломоты в зубах и закинув остатки в котомку, недолго думая направилась к Терему, сообразив, что лучше всего пристроиться где-нибудь там у высокого забора поближе к людям и подальше от лютого зверья. Но сколько не шагала в нужном направлении, никакого частокола не нашла, да и сам лес становился отчего-то всё более диким и нехоженым.

Вот тут молодуха по-настоящему струхнула. Она поняла слова Матёрой, что зачарованный лес её просто так не выпустит. Он будет морочить Райс, выбивая из царской дочери самодовольство и нахрапистость, заставляя блудить до бесконечности по этим непролазным дебрям и болотам до тех пор, пока рыжая дура ума не наберётся и не научится тому, что должна. А если не осилит урок, то утопит где-нибудь или отдаст на съедение.

Пометавшись из стороны в сторону, молодуха совсем отчаялась, поняв простую истину, что заблудилась, вообще потеряв все ориентиры. Даже не понимала в какой стороне солнце встаёт.

Поревев некоторое время для облегчения, дева окончательно успокоилась. Присела на поваленную сосну и призадумалась над своими дальнейшими действиями, понимая, что все её предыдущие соображения по поводу прохождения круга окончательно рухнули. А ведь она прекрасно знала, что каждый последующий круг круглее предыдущего, а значит и для жизни опасней.

Первое чем молодуха занялась, бросив всё, это согревающий огонь. Методом проб и ошибок, допускаемым сплошь и рядом, удалось подобрать палочку для трения и боле-менее сухенькую деревяшку. Дело доходило до жидкого дымка, вот только огонь никак не хотел рождаться. Что она только ни пробовала поджечь, ничего не горело у царской дочери.

Только наскоблив от сухого ствола тонкой стружки и шелухи от берёзовой коры, ей впервые в жизни по-настоящему удалось родить огонь. Радости молодухи не было придела. Она тряслась над маленьким костерком как клуша над цыплёнком-желторотиком. В конце концов, огнище разгорелось до приемлемого, что позволило ей и обогреться, и обсохнуть.

Место для ночлега вовсе не стала искать. Тут у огня, натаскав целую кучу дров, улеглась, посматривая злобно по сторонам и выискивая кого бы прибить за свои мучения. Голод молодуху пробирал «до не могу», только есть нечего. Мелкое зверье попряталось спать. Зверя побольше вообще не видела. Залила голод водой и от усталости упав на ветки тут же вырубилась, нагулявшись на свежем воздухе целый день…

Проснулась опять от дикой раздирающей боли, но на этот раз резануло в руке повыше локтя. Распахнув обалделые глаза и не успев завизжать, забыв, как это делается, увидела лишь злобную волчью морду, тут же отброшенную куда подальше в кромешную темноту. Только отшвыривая от себя зубастую суку, чуть руку себе не оторвала собственным божественным даром, потому что клыки от рывка распороли рукав тулупа, да и рука была прокушена до кости.

От полоснувшей боли, чуть сознание не потеряла, но опыт прошлого пробуждения тут же продиктовал нужные действия. «Дрожь земли» для остановки кровотечения, затем «кнут» на лечение, даже не скидывая тулуп.

На этот раз она провозилась с рукой до самого полудня. Уж больно сильно серая сука повредила руку, задев кость. В тот день, «дрожью земли» выпущенной с пальца сбила белку с дерева и разведя костёр, впервые за время скитания по лесу поела зажаренного на огне мяса, но снова провозилась с этим настолько долго, что место для ночлега уже искать стало некогда.

На этот раз рыжая решила схитрить. Залезла на дерево, пристроившись на толстенный сук, вынула пояс, обмоталась вокруг ствола. Похвалила себя за находчивость и уснула спокойным сном, уверенная в своей полной безопасности.

Проснулась находчивая дева от удара о твёрдую землю и тут же угодила в вонючие пасти целой волчьей своре, явно караулившей добычу под деревом. Пока пришла в сознание от удара головой обо что-то твёрдое, пока моргнула обалделыми глазами, подрать они её успели знатно. Тулуп в лохмотья, шапка вдрызг, один сапог вообще с концами упёрли, так и не нашла. Кроме того, поранили обе руки и опять ту же горемычную ногу.

Во время лечения вся уревелась, так себя было жалко и обидно, что всех бы прибила, попадись кто под горячую руку. Только проревевшись и успокоившись, вспомнила, что это не простой лес, а заколдованный. Значит, чтобы она не придумывала, он её обязательно достанет и будет рвать голодным зверем пока рыжая не научится правильно отыскивать место для ночёвки. Что требовалось искать молодуха понимала, но никак не могла сообразить, как это надлежит делать.