Степь 2. Расцвет. Часть первая

Плюнув на охоту, огонь и расползающееся рваньё, чинить всё равно было нечем и некогда, принялась искать заветное место. Что Райс для этого только не делала: и сквозь радугу места осматривала, «дрожью земли» целые поляны вытравливала, и хлестала «нервной плетью» по чему не попадя, и сквозь защиту мельчайшие отблески отыскивала, ничего у неё не получалось хоть ложись и от безысходности помирай. Каждое утро начиналось как по расписанию без каких-либо отклонений в пробуждении: волки, вопли, «заживлялки» с «лечилками». Рёв, мат, злобные проклятья и поиски заветного места…

Лес давно подсох, трава зазеленела молодой порослью, цветочки то тут, то там повылазили. Почки кое-где начали распускаться. Птицы прилетели, горланят целыми днями, дикую да озверевшую молодуху нервируют.

Царская дочь вся в грязи с ног до головы, оборванная до несуразных лохмотьев, не пойми с чем на голове, торчащим в разные стороны, утыканное мелкими ветками и травой с листьями, злая как последняя собака, просидевшая всю жизнь на цепи, брела по ненавистным дебрям, чутко прислушиваясь к лесу с неистовым щебетанием птиц, совсем сбрендивших от весны, выбирая, кого сегодня сожрёт.

Хромая на покалеченную ногу, не залеченную до конца после ночной схватки в логове медведя, она кралась средь опостылевших деревьев, лютым хищником, одичавшим взором прощупывая окружение. Медведь, сволочь косолапая, не только успел её подрать, пока как всегда разбиралась спросонок где находится, и кто это к ней лезет без разрешения, но и ногу сломал, вывернув кость. Мясо с кожей по-быстрому залечила, а вот на кость времени требовалось значительно больше, только где его взять. Утекало времечко, словно вода через растопыренные пальцы.

Медведя защитой зашвырнула в болото. Туда молодуха, естественно, не полезла, поэтому осталась без медвежатины, а ведь так надеялась на вкуснятину. Вот и хромала эта чащобная дикость, промышляя зверя с птицей помясистее. Белки с воронами надоели аж до оскомины.

Навострив глаза и уши, одичавшая девка настороженно, стараясь двигаться по лесной подстилке беззвучно, кралась к кустам обширного малинника, где шуршало что-то крупное и массивное. Притом зверь шастал по малиннику не скрываясь, шевеля по несколько кустов за раз.

И тут неожиданно обострённое обоняние учуяло нечто невероятное, будто пахнуло чем-то вкусненьким и почти забытым, вроде как печёными блинами. Дикарка резко выпрямилась и принюхалась интенсивней. Огляделась по сторонам, но ничего не обнаружила, сколько не всматривалась и с какой бы тщательностью не принюхивалась. Подумав, что опять померещилось вновь присела и сосредоточилась на малиннике. Тот, кто там хозяйничал, пробирался прямо на охотницу, а та уже приготовилась, выставив указательный палец и заводя в себе убийственную «дрожь земли».

Но тут, как назло, снова пахнуло блинами со стороны да так отчётливо, что девка бросив выслеживать зверя, встрепенулась, принюхалась к той стороне откуда как показалось доносится запах. Какое-то странное чувство домашности потянуло радостным ветерком, но тут же ей пришлось возвращаться к реальной жизни изголодавшейся дикарки, так как из малинника выскочил огромный секач и ломая кусты во всю прыть ринулся убивать охотницу.

Она растерялась от неожиданности не успев прибить клыкастого, смогла лишь от страха вжаться спиной в дерево, но сработала Валова защита и кабан, врезавшись в неё мордой словно в каменную стену, рухнул у её ног, разбрызгивая кровь из разбитого пятака во все стороны.

– Вот придурок лохматый, – обозвала его дикая девка и тут же добила из пальца убийственной «дрожью», – охотится он на меня вздумал, вонючий свин.

Но вместо того, чтобы заняться полученной добычей, Райс настойчиво направилась в сторону странного запаха. С каждым шагом аромат становился всё отчётливее и манил настолько, что заставил вообще всё забыть и перейти на бег.

Выскочив на большую поляну, где пекли блины, учуянные носом, молодуха заметалась из стороны в сторону в поисках источника. Её неожиданно охватила эйфория невиданного восторга и обретённого с таким трудом обычного человеческого счастья, но, сколько бы она не бегала, блинов так и не обнаружила. Только поняла, что стоит от поляны отойти в сторону, как аромат становился слабым и размазанным.

Встав в центр поляны лесное чудо-юдо хмуро огляделось вкруг, обернувшись раза по два в каждую сторону и в голову пришла единственная, как ей показалось здравая мысль, а может так пахнет нужное место? Решила тут же проверить, тем более другого варианта всё равно не нашла, как и все разы до этого. Не спеша вернулась за тушей прибитого кабана. Всего тащить даже не попыталась, чего надрываться. Оттяпала от него обе задние ляжки и приволокла их на ароматную поляну. Развела костёр, запекла одну, предварительно запечатав в накопанной тут же глине.

Валяясь на траве после сытного обеда, молодуха впервые за все последние дни, да и вообще, наверное, за все дни дикого блуждания по заколдованному лесу, почувствовала себя умиротворённой, без всяких внутренних команд и заученных слов.

Райс осязала всеми чувствами свою полную защищённость непонятной силой. Она вдруг неожиданно прониклась этой мощью, живой, трепетной, будто с головой окунулась в зелёное облако травы, состоящее из ароматов, звуков и всеобщей зелени. Молодуха по наитию поняла, что на этой поляне сконцентрирована вся сила леса, и израненная дикарка находится под её защитой. Как можно точнее постаралась запомнить все ощущения, возникшие в ней под воздействием силы Великого Леса, чтобы они буквально въелись в память.

По заведённой традиции находясь на испытаниях, Райс давно перестала отсчитывать дни, и уже даже примерно не представляла себе, как долго находится на круге. Но впервые за всё время блуждания рыжая по-настоящему успокоилась и даже почувствовала себя прежней царской дочерью, отчего вновь вспомнила о поставленной перед собой цели, о которой за время лесного проживания уже начала забывать, чуть ли, не смирившись со своей участью дикарки.

Скинув с себя остатки разодранного тулупа, в обрывках коего до сих пор шастала по лесу, так как от нижней рубахи остались одни огрызки, а рукавов, что пошли обмотками на ноги вместо сапог, уже давно у рубахи отсутствовали. Погладив «нервной плетью» не долеченную ногу, развалилась на солнышке, пригрелась в ласковых лучах и заснула безмятежным сном.

Проснулась поздно вечером от тревожного чувства. Быстро вскочила на ноги, набросила тулуп, схватила грязную котомку, настороженно озираясь. Аромат поляны пропал, и Райс тут же догадалась о причинах. Раз переспала, подумала она, значит место испортилось. Надо искать другое даже на ночь глядя. Ничего не поделаешь.

Молодуха так замечательно выспалась, что решила ночь посвятить поиску, а заодно и на волков поохотиться, уж больно злость пробирала на серых тварей. Есть их конечно же не собиралась, но поубивать каждого кого встретит считала для себя святой обязанностью.

Волков прибила только пару, подвернувшихся под горячую руку притом сделала это одним ударом и что самое удивительное под утро действительно нашла новую поляну, только пахнущую мясом с жареным луком. Райс чуть слюной не захлебнулась от предвкушения вкусного блюда.

Недолго думая, устроила на ней привал с отдыхом, с удовлетворением отметив про себя, что это уже вторая подряд нужная поляна! По-быстрому развела костёр, вынула из котомки вторую ляху и впервые за всё время блуждания решила заняться своей внешностью и даже внутренне посмеялась над собой, хотя своей чумазой рожи всё равно не видела.

Как и на первой найденной поляне, молодуха завалилась спать и проспала до вечера. Проснулась отдохнувшей и выспавшийся, полной сил и целеустремлённой на поиски третьей по счёту поляны пригодной для отдыха.

Ночь прошла спокойно, никого не убила, все попрятались, потому что в ночных поисках шла по лесу словно лось с жуткого перепоя, с шумом, грохотом и разными ругательствами. Вот только места не смогла отыскать, как ни старалась. И весь день потратила на поиски и когда совсем отчаялась, под самый вечер наткнулась на просторную лужайку. Та не пахла едой как первые, а источала запахи вполне привычные для лесной поляны, благоухая цветами и травами, но и на ней Райс почувствовала спокойствие, защищённость и «зелёную» силу. Поверив в свои ощущения, приняла решение о ночлежке именно здесь.

Костра разводить не стала. Устала. Догрызла остатки кабаньей ляхи остывшей до «не вкусности» и завернувшись в остатки рваного тулупа, понадеявшись наудачу отправилась рассматривать сны. Утром пробудилась сама, без привычной волчьей побудки с её раздиранием, но уже со знакомыми тревожными чувствами. Поляна вроде не так пахла, как с вечера. Только на этот раз убегать ни кинулась, решив спокойно подлечить хромающую ногу, а уж затем подаваться на поиски следующей.

Настроилась на привычное лечение и нежно поглаживая срастающуюся лодыжку мечтательно подумала про себя, вот бы научиться находить эти поляны так же по запаху, но только издали, а не бегать по всему лесу высунув язык. Первую нашла случайно. Вторую, спустя целую ночь. На третью потратила день с ночью. Ну, а следующую? Сколько искать, бегая по дебрям? «А ведь «нервная плеть» – водная», – думала царская дочь продолжая поглаживать ногу, – «а вода – стихия ведунь, как-никак. Наверняка как-то можно с её помощью определять эти поляны на удалении, чтобы не искать на ощупь, бегая на каждую проплешину. Вот так бы взять и пронюхать всё на расстоянии».

И с этой фантазией, окрылённая Райс действительно взяла и принялась воображать себе, как бы она это сделала. И тут же, не успев углубиться в выдуманный лес в своём «больном» воображении, как явственно ощутила запах пареной каши и от неожиданности даже врезала себе по ноге болезненной «плетью», от чего взвизгнула. Почесалась и вместо того, чтобы перепроверить открытие, схватила котомку и со всех ног кинулась бежать в том направлении, откуда ей померещился причудливый запах.

Визг на весь лес с дикими воплями и скаканьем взбесившейся козой по найденной поляне, разогнало всю живность в округе, не найдёшь. Её счастье казалось безмерным. Она не только поняла, как определять места по запаху, но и как находить их на расстоянии. Там же устроившись поудобней на траве, включив «лечебку» на исцеление, пронюхала всё вокруг до куда дотянулась и определила аж шесть таких мест, что хватало ей с лихвой для завершения этого круга.

Наконец-то ожила царская дочь и забыв о дикости занялась лицом с волосами, ободранными руками, уже давно не похожими на руки и вообще телом, приводя себя в порядок. Но на третьей по счёту поляне, сознательно вернула свой дикий образ, решив на радостях устроить представление для Матёрых. Она им покажет озверевшую дикарку. Она ещё вернёт Водной Глади её «хе-хе» с довесочком…

К Терему из леса вышло нечто неописуемое. Грязное, оборванное, босиком, хромающую на одну ногу. Из пакли замусоренных волос, торчащих дыбом просматривалось нечто уродливое, непонятно в чём вымазанное ни то лицо, ни то звериная морда, не то лик мерзкой нежити.

Одна рука, дрожа упиралась на длинную палку, изображающую колдовской посох, с развешенными звериными черепами, притом плохо обработанными, с кусками кровавого мяса, в основном беличьи и пара заячьих, кажется, в общем, кого успела по пути оприходовать того и повесила.

Вторая рука превратилась в чёрную культяпку с длинными острыми когтями, торчащими вместо пальцев. Райс полдня потратила, лепя из глины данное произведение и высушивая над углями, обжигая пальчики. Вся шея и обрывки былой рубахи, что вылезала из-под остатков тулупа, пропитались свежей кровью, притом самой настоящей, правда, беличьей.

Шагало это «чудо» не спеша, хромая и приволакивая ногу, тихо завывая под нос, заранее зародив в себе «дрожь земли», то и дело сбрасывая её помаленьку в землю, разряжаясь, чтобы птицы во круге замолкли, а прочая живность по норам забилась.

Страшная, мрачная надвигалась она на Теремные ворота, где в почётном карауле выстроился комитет по встрече. Ещё не дойдя до ворот, но различая встречающих, Райс с удивлением и трепетным восторгом различила среди трёх вековух с пристроившейся к ним Апити и теремными девками, сгрудившимися вокруг, свою древнюю-при-древнюю «подругу» – Шахрана, почему-то лысого.

В своих вечно широких безразмерных штанах и таком же балахоне с рукавами, шитого не понятно на какую лошадь. Это так обрадовало царскую дочь, но вместе с тем подхлестнуло молодуху на более широкомасштабное представление.

Лесное чудовище доковыляло до линии ворот и остановилось, грозно порыкивая. Где-то неожиданно с дальнего двора жалобно заскулила одна из теремных собак, что придало происходящему ещё больше жути. Матёрые стояли словно в землю вросли, ухватившись за посохи обеими руками.

Шахран вообще странно выглядел, будто тужился или уж наложил полные штаны. Но тут всё представление испортила эта белобрысая дрянь Апити. Она сначала несколько раз буркнула, будто её тошнит и вот-вот вырвет, прикрывая рот руками, а потом как залилась истеричным хохотом, хватаясь за живот обеими руками и чуть ли, не падая на землю. Смех её оказался такой заразительный, что Райс не выдержала и улыбнулась в ответ, громко выкрикнув:

– Ах ты дрянь белобрысая! Всё испортила!

И с этими словами залепила подруге «плетью» по заднице. Та взвизгнула, хватаясь за ужаленное место, но хохотать от этого не перестала, наоборот, заверещав, сначала спряталась за Матёрыми, с коих можно было писать монументальные картины, рисуя ужас иного потустороннего мира, а затем всё так же звонко заливаясь и повизгивая пустилась прятаться в Теремные коридоры.

– Вот дрянь, – прокричала ей вслед повеселевшая молодуха, – испортила всю красоту момента.

Бросив палку и перестав хромать, подошла к вековухам, продолжая тем не менее юродничать:

– Ну что бабоньки, обмочились небось, – и посмотрев на перепуганную Водную Гладь добавила, – хе-хе.

– Тфу, – сплюнула Матёрая в ответ, хватаясь за щуплую грудь, – чё ж ты творишь, дура рыжая. Мы ж бабы вековые, немощные. Магём ведь и кони двинуть.

Тут она замахнулась на молодуху посохом, но бить передумала, а грозно скомандовала:

– А ну быстро в баню отмываться, дура нечёсаная. Устроила тут. Троица, когда ж мы от тебя избавимся-то…

В баню Райс сопроводили теремные девченята, но по пути держались испугано, на расстоянии. Раздели словно великую царицу, принимаясь смывать грязь и выуживать из волос мусор, на что царская дочь не возражала, блаженствуя.

А затем в помывочную ворвалась визжащая Апити в чём мать родила или в чём при муже являются и кинулась мокрой подруге на шею обниматься. Радость её зашкаливала. Райс по простоте душевной изначально подумала, что подруга радуется за неё, но когда эта белобрысая гадина закончила обниматься и принялась хвастать своими новыми подкожными узорами, то поняла, что эта дрянь радуется за себя, а не за царскую дочь, как положено.

По всему телу новоиспечённой ведуньи сверкал в отблесках масляных ламп рисунок из хитро закрученных линий, переливающихся от небесно-лазоревого через цвет морской волны в изумрудно зелёные отблески. Эта гадина хвасталась перед Райс, но царская дочь тут же поймалась на неведомом для себя чувстве. С одной стороны, она вроде как ей завидует, что с ней, в общем-то всегда бывало в подобных случаях. Но вместе с тем как-то по белому, тоже радуясь за «особую» подругу.

Они в очередной раз обнялись и Райс вдруг зарыдала от нахлынувших чувств, только сейчас осознав, что лес её отпустил бедную, резко вспомнив и обглоданные руки с переломанными ногами, и все перипетии последнего времени. Но жалела она себя недолго. Отревела достаточно быстро, наконец-то увидев и у себя на отмытом теле слабо зелёные разводы на теле, в которые превратились белые шармы от укусов, порезов и прочего.

– Ладно, хватит, – утирая солёные слёзы, остановила себя царская дочь, – после бани лясы поточим. С Шахраном-то познакомилась?

– Ну, так. В общих чертах, – как-то неуверенно ответила подруга.