Кунашир. Дневник научного сотрудника заповедника. Лесной следователь

– Ну! – довольно киваю я ему, – Сейчас – самое время ходить! Ни лопухов! Ни комаров! И всё вокруг, видно! Сплошное удовольствие…

На пару минут, мы останавливаемся под дуплом рыбных филинов.

– Так! – поднимаю я глаза вверх, в крону ивового баобаба, – Прошли четыре километра!

– Ну! – соглашается Чудаев, – Скоро рыборазвод будет!

– Ага! – киваю я, – Хорошо идём!

С километр выше, речка начинает ветвиться на крупные притоки. Чуть выше, в одном из них когда-то стоял рыборазводный заводик. Пару лет назад, мы здесь ещё застали ровные ряды коротких как табуретка, столбов! Стоящих в ровном, шлаковом русле левого притока…

При походах в верховья Тятиной, мы всегда выбирали ближайший к вулкану, левый приток, с его бурным каньоном. Сегодня, мы выбираем крайний правый приток – мы помним карту.

Мы шагаем по метровому обрывчику, вдоль берега речки. Здесь набита хорошая медвежья тропа…

– О! – останавливается Чудаев, – Медведь ствол пометил!

Я делаю пять шагов вперёд и останавливаюсь перед стволом средневозрастной ивы. Прямой ствол, сантиметров двадцать пять диаметр. На уровне человеческого роста белеет рана свежего задира.

– Ух, ты! – радуюсь я находке, – Какой задир!

Я вынимаю из кармана рулетку и дневничок…

– Так! Пиши! Ива сердцелистная. Диаметр ствола – двадцать четыре. Высота свежего задира… сто девяносто два сантиметра.

Я трогаю пальцами свежую, сочащуюся соком, белую древесину, прикасаюсь к красной, крепкой коре дерева, по границе раны: «Ух! Продрал как!».

– Высоко сделал! – прищуривается на задир, Олег.

– Ага! – соглашаюсь я, – Хорроший!

Я прячу рулетку и авторучку с дневничком в карманы, и мы шагаем дальше – у нас очень длинный маршрут, за день успеть бы…

– Саня, медведь! – вскоре тормозит меня идущий первым, Чудаев.

Мы замираем. По противоположной стороне речки, нам навстречу, шагает взрослый, почти чёрный медведь. Он движется по краю метрового обрывчика речного берега.

– Там – тоже идёт медвежья тропа! – понимаю я.

Мы стоим и смотрим. Я поднимаю к глазам бинокль…

Медведь спускается по речной долине вниз… Сделав шагов пятнадцать, он равняется со стволом, растущей на краю обрывчика, крупной пихты.

– Остановился! – молча, прищуриваюсь я.

Медведь поднимается вдоль ствола дерева на задние лапы, в полный рост. Закрывшись стволом пихты, он осторожно выглядывает из-за него и с высоты своего роста, внимательно «процеживает» окружающее пространство перед собой, по своему берегу и – за речку, по нашему берегу. Он нюхает, слушает и смотрит…

Через минуту, медведь растормаживается. Медленно и плавно, он опускается на все четыре ноги и осторожно шагает дальше…

Метров через пятнадцать – у тропы, растёт такая же пихта. Медведь останавливается и закрываясь стволом дерева, снова поднимается на дыбы…

Осторожно присев на своей тропе, мы дожидаемся, пока медведь пройдёт по противоположному берегу мимо нас.

– Фу! – выдыхает, довольный Олег, – На медведя посмотрели!.. Он – не толстый! Но, большой! Длинноногий такой!

– Ага!.. – соглашаюсь я, – Он всё время так ходит?!. А, что? Очень умно! Он не стоит, как телеграфный столб в чистом поле! На всеобщее обозрение… Заметил? Он, каждый раз, закрывается стволом дерева!

– Ха! Конечно, заметил! Голову поворачивает… как локатор! Всё просвечивает!

– Но, не во все стороны, а – только перед собой! Сектор, градусов девяносто берёт! – прикидываю я.

– Ну!.. По сорок пять в каждую сторону, от курса! – коротко смеётся Чудаев.

Здесь, в верховьях – ещё только самое начало весны! Вскоре, мы отрываемся от ставшего бурным, притока речки, направо. Потому, что прямые склоны хребта Докучаева стоят уже прямо перед нами. И мы шагаем к ним, по спускающейся к нам с одной из вершин, снежной реке. Это – заполненный до краёв белейшим снегом, распадочек какого-то ручья. Снежник! По этому плотному снегу можно шагать, не опасаясь провалиться…

Перед нами вздымается стена длинного и высоченного, склона хребта. Она вся закрыта плотными зарослями кедрового стланика. Это пояс кедрового стланика… И только в нижней части склона, по днищу распадка, плотная стенка вершинок кедрового стланика сменяется высокими кустами ольховника, стоящими более редко. А, с нашей стороны снежной реки – протянулись покрытые ольховником пологие увалы.

– Вид – как на Чукотке! – обводит взглядом эти закруглённые склоны, Чудаев.

– Ну! – киваю я из-под своего, ярко-жёлтого станкача, – Высокогорье! Сглаженные формы рельефа!

Мы шагаем по снегу… Я, в очередной раз, поднимаю лицо вверх, осматривая склон. Этот, противоположный склон нашего распадка, заканчивается гребнем хребта. Он стал высоким, а наша снежная река – крутой. Мы срезаем длинный поворот нашего «чукотского» распадка напрямую – по проплешинам снега продираемся через заросли ольховника. И буквально вываливаемся на нашу снежную реку.

– Фууу!

– Фууу!

Плотная стена ольховника – за нашей спиной, высокие кусты ольховника – на другой стороне, под склоном. А между ними – стекающая справа-налево, снежная река, шириной метров тридцать пять. Тут же, под стенкой ольховника, мы снимаем свои рюкзаки и оставляем их стоять вертикально на насте. Сами стоим рядом с рюкзаками, отдыхаем, осматриваемся…

– Саня! Медведь! – вдруг, коротко роняет Чудаев.

И метрах в ста выше нас, чуть ниже середины противоположного, кедровостланикового склона, я вижу медведя!

– Тихо!

Медведь – большой и взрослый, бурый. Он спокойно стоит среди наполовину вытаявшего из снега стланика, мордой в нашу сторону…

Через пяток минут, медведь начинает спускаться. Он «валит» не прямо на днище распадка, а чуть наискосок по склону. Наверно, так, этим курсом – он спускался и до нас…

Медведь постепенно спускается по склону. Он тянет мимо нас, но расстояние между нами, непроизвольно сокращается! Мы хотим посмотреть на медведя, но спрятаться нам, на белом снежнике – просто, негде! Мы, как стояли, лишь постепенно приседаем, за свои разноцветные и такие яркие, рюкзаки…

Вот! Медведь спустился на днище! В раздумье, он стоит на снегу, на противоположной стороне снежной реки, чуть выше нас. Стоящие поодиночке высокие, голые кусты ольховника – такая призрачная защита! Они, его совершенно не скрывают. Я думаю – он не дурак, он тоже это понимает…

Чуть постояв в нерешительности, медведь начинает осторожно шагать вниз, по противоположному краю белой, снежной реки. Шаг за шагом… Сантиметр за сантиметром, мы приседаем за свои рюкзаки. Всё ниже и ниже…

Всё! Мои коленки – выше подбородка. Я чувствую холод сквозь брюки – это моя задница упёрлась в холодный снег.

– Дальше, приседать некуда! – понимаю я.