Кайкки лоппи

На пляж бегали по очереди: раз Синий, раз Джон. В один день обоим посетить песок, солнце, воду и пиво не получалось.

Если Синий за свою краткую отлучку с борта успевал в припляжном баре нагрузиться алкоголем, как финн в Ленинграде в 1985 году после выхода из туристического автобуса у «Советов», то Джон больше налегал на возможность культурного отдыха от суровой пароходной жизни.

Можно было, поплавав в свое удовольствие в чистой, как капля на носу капитана Ван Дер Плааса, воде, посидеть под пальмой, закрыв глаза и слушая только шепот слабого прибоя. Также можно было расслышать, как предлагают местное пиво. За один американский доллар, обходящий редких отдыхающих официант, приносил пол-литровую кружку отменного холодного пития и еще целое блюдце соленых орешков. Как правило, такого количества напитка хватало Джону, чтобы почувствовать: живут же люди!

Потом приходила разносчица фруктов, в большинстве своем экзотических и пахнущих цветами. Джон не очень рассчитывал на то, что отвыкший от гурманства желудок примет сей дар, как должное, получив необходимое количество витаминов. Скорее, можно было ожидать бурю возмущения и требование немедленного туалета. Поэтому к фруктам он не притрагивался. Также отказывался от услуг миловидной девушки, предлагающей маникюр ногтей на ногах, массаж ступни и поверхностную эпиляцию. Представить, как она будет ухищряться, вырезая когти, не привыкшие к барскому уходу – было тяжело. Почему-то всегда казалось, что девушка, отбросив бесполезные щипчики и ножнички, зубами вцепится в ноготь пальца ноги и, скосив глаза и отплевываясь, станет меткими укусами придавать виду ступни некоторую эстетику.

Эта девушка любила поговорить.

– Мне нужно больше практиковаться в английском языке, – говорила она. – Если вы не возражаете.

– Ладно, – согласился Джон, а потом долго разъяснял, как снег на земле может лежать большую часть года, как люди живут в снежных иглу, приезжая в финский Рованиеми к Санте. И вообще, как здорово гонять на лыжах!

А совсем рядом, расположившись за столиком с хитрой формы кофейником на нем, рассаживались смуглые брюнеты и начинали лениво переговариваться на русском языке.

– Вот купил себе самолет, – сказал один из них.

– Он тебе нужен? – спросил другой.

– Тридцать штук всего, – ответил первый.

– Если в американских деньгах – тогда, как украл, – сказал третий. – Куда денешь, когда домой полетишь?

– Тебе продам, – слабо усмехнулся первый. – Разве не возьмешь?

– Возьму, конечно, – вздохнул третий. – Напишу на крыльях «СССР». Будет братом броневику.

Действительно, у самого пляжа, точнее – у бара, стоял серьезный автомобиль «Хаммер», еще не китайский, а вполне американский. На номерах у него значились четыре буквы – «СиСиСиПи», если по-английски.

– Ты не в Долину Кувшинов собираешься, часом, лететь?

Это был последний вопрос, который невольно расслышал Джон. Ну его нафик, эти разговоры. Не нужно знать ни про какие Лаосы с их смешно звучащими названиями долин, ни про самолеты и «Хаммеры». Подхватив майку, он пошел обратно на пароход.

7

Зато в Таиланде стоянка была на сутки дольше. Городок Сонгла – это мусульманская территория, но, как сказал агент, все спокойно, здесь не воюют. Лукавил, негодяй, но экипаж узнал об этом гораздо позже.

Шли бесконечные дожди. Сначала казалось, что это просто сезон такой. Но потом все это стало походить попросту на природное явление, похожее на стихийное бедствие. Канавы наполнились водой, и уровень ее продолжал постепенно подыматься. Шагая в первый раз по направлению к городскому базару, Джон заметил, что некоторые хибары, расположенные гораздо ниже автомагистрали, вместо земляного пола имеют бассейны, где увлеченно плещутся голозадые ребятишки. У самого забора, чуть подальше от выхода из порта, на крыше конуры сидел угрюмый пес породы бультерьер. Удивительное использование не самой дешевой бойцовской собаки. Бультерьер был привязан за веревку, уходящую куда-то под воду. А сам вход в конуру уже до половины скрывал мутный поток. В бывшем собачьем логове, наверно, уже поселились водяные крысы. Пес возмущенно вздыхал на крыше и хмурил брови.

В следующий заход в Сонглу ряд ветхих хибар уже куда-то уплыл. Видимо, в поисках лучших земель. Над водой угадывалась только крыша конуры, собака тоже пропала. «Уплыла, наверно, и она», подумал Джон, но тут заметил метрах в двух от былого жилища пса торчащую из воды, как отломанную ножку кресла, заднюю собачью ногу. «Утоп, сердешный», – посочувствовал дед. – «Не морской котик, уж точно!»

Лишь только через три недели, когда дожди несколько потеряли свою интенсивность, стало понятно, почему же пес решил покончить все счеты с жизнью. Проплывающее бревно зацепило привязь и стащило несчастного бультерьера под воду. Там он и загнулся. Зато радовалась всякая хищная водоплавающая сволочь: какие-то неприятные на вид ящерицы, продолговатые крысы, змеи и рыбы. Они очень быстро оставили от некогда бойцовской собаки костяк, который тоже скоро сгинул, как не бывало.

Дождь, изредка прекращаясь, словно для перекура, лил во все дни захода судна в Сонглу. Джон удивлялся, что такой город, который даже на карте можно найти, представлял собой две территории, разделенные отличной шестиполосной дорогой: с одной стороны автомагистрали в затопляемой низине стояли разнообразные хижины, среди которых выделялись и вполне основательные, из камней и бетона, дома, с другой, высокой по уровню – огромный базар и убогие магазинчики вокруг. Только потом он узнал, что до самой Сонглы нужно еще добираться и добираться, меняя паромы и таксистов. А здесь – вроде удаленного пригорода.

Базар благоухал такими ароматами, будто здесь основным товаром была гниль самая разнообразная. Вот, пожал-те, гниль фруктовая, там – гниль отборная, мясная, а это, не извольте беспокоиться, тоже гниль, только тряпичная и электронная. Но Джон старался к базару не приближаться, разве что за минералкой. Он ходил в местный интернет-клуб, где можно было за малый доллар написать письмо домой, получить обратно весточку. На судне весь доступ к информации регулировался капитаном. Причем, очень строго. Моряки ничего не должны знать. Особенно за этим делом следили украинские и российские мастера.

По причине мокрой походы свои походы в сеть Джон совершал, ничтоже сумняшись, в судовом дождевике с капюшоном. Был он ядовитого желтого цвета. Очень удивляли его некоторые местные жители, которые, завидев его долговязую фигуру, стремительно бежали навстречу. Если бы Джон мог судить по перекошенным физиономиям, то намерения у аборигенов должны были быть самые недобрые. А, если бы по ощеренным ртам, то со стоматологией здесь так же плохо, как и на российских северах: недоступно основной массе населения, в то время как вода способствует разным болезням и выпадениям зубов.

– Ю! – кричали таиландцы, роняя от усилий похожие на юбки трусы.

Джон отвечал голосом, интонациям которого он научился еще в Армии при побудке личного состава. Говорил он слово по-русски, очень нецензурно, бессмысленно, но в рифму.

Местные жители как-то сразу смущались, останавливались и только издалека грозили корявыми своими указательными пальцами.

– Ю! – повторяли они, уже менее решительно.

Так повторялось из раза в раз. Джон только диву давался: чего же они агрессивные такие? Ладно, хоть в драку не лезут. Может, нравится им просто кричать, обычай у них такой.

Ясность в этом деле внесли урки-филиппинцы. Двое из них, нарядившись в такие же плащи, отправились в какой-то тайный бар, где можно было по их, по-филиппински, развлечься: попеть песни под караоке, попить пива и повлюбляться с какой-нибудь феминизированной особой. Но путешествие оказался неудачным, потому как сразу после выхода из порта пришлось ввязаться в безобразную драку с участием местного населения. Это население, завидев романтически настроенных урок, бросилось со своих насиженных мест наперерез, выкрикивая обычную уже в таких случаях букву. Однако, приблизившись, они не ограничились потрясанием указующими перстами, а бросились в бой. Может быть, малый рост и природная смуглость филиппинских парней не позволила включиться тормозам в условных рефлексах таиландцев.

Судовые урки – очень отважные парни, но когда перевес сил оказался в несколько раз не в их пользу, они были вынуждены отступить. Дождевики их изодрали и изрезали. А потом, уже на борту, владеющий английским языком береговой планировщик погрузки развеял все сомнения и вопросы.

В Таиланде, где нет-нет, да случается революция, все общество традиционно разделено на сочувствующих правящей клике и на оппозицию. В Сонгле как раз и жили оппозиционеры крайне радикального толка. Желтый же цвет – цвет нынешней власти. Вот и возмущались престарелые и не самые трезвые революционеры спокойно разгуливающими молодчиками проправительственных кругов. На Джона они не решались напасть, по-видимому, руководствуясь правилом гиен: не бросаться на того, кто выше ростом. В общем, ему повезло. Однако желтый плащ с тех пор в Таиланде не одевал никто.

Смотреть в Таиланде было особо нечего, но Джон старался каждый раз выходить с парохода, пошагать по твердой земле. Прогулки ограничивались интернетом, да созерцанием какого-то заплутавшего слона. Тот сидел сбоку от базара в каких-то коричневых зарослях и никуда не уходил. «Таиланд – царство слонов» – такие надписи можно было встретить везде. Но кроме этого неухоженного и довольно мелкого элефанта, никаких других сородичей мудрого Хатхи не наблюдалось. Слон, серый и морщинистый, величиной с корову, шелестел иссохшими стеблями и слонялся постоянно на одном и том же участке у маленького болота. Как ни приглядывался Джон, цепь, либо привязь, рассмотреть не удавалось. «Может, у него здесь просто гнездо?» – подумал он в конце концов.

Когда дождь немного стих все взрослое население вышло к канавам наперевес с самыми примитивными удочками. Сидят вдоль мутного потока дедки, которые все же оказываются по некоторым признакам бабками, и тягают из воды каких-то жадных рыбешек с ладонь величиной. Иногда бросают в канавы сети. А между ними ходят, бродят, грусть наводят козлы и куры.

На обочине дороги решили бодаться два козла. Не очень больших размеров, на неискушенный взгляд, ровесники друг другу. Один поднимается на задние ноги, выворачивает голову и типа лупит по башке другого с оттяжкой. Потом полсекунды приходят в себя – и снова в бой. Вокруг с видимым безразличием стоят козы. Минут пять они бились на обочине, потом постепенно выдавились на проезжую часть. Местные мотоциклисты виртуозно объезжают бойцов и даже не сигналят, будто такая картина – вполне повседневна. Козлы увлекаются. Рожи у них одинаковые, поэтому не понять, то ли один все время встает на дыбы, то ли оба по-очередности. Ринг потихоньку смещается к разделительной зоне полос движения. Козы тоже следуют за своими парнями, болеют за них, хоть те и козлы. Наконец, следует просто сокрушительнейший удар – и противники даже отлетают друг от друга. Один остается крутить башкой, другой же уезжает на машине. Большая «Исузу» даже не пыталась затормозить. Победитель вываливает на дорогу все свое лишнее содержимое организма и гордо уходит щипать траву. Козы набрасываются на зелень, будто три дня по асфальту бегали. Все спокойно. Только продолговатые коты ухмыляются на столбах во все свои треугольные рожи.

Кошки здесь встречались редко и страдали, по всей видимости, аутизмом. Сидят себе и тупо смотрят под ноги, или медленно трусят куда-то, передвигая передние ноги движениями, напоминающими ужимки прачек, которые полоскают руками белье в речке. Джон сразу вспомнил кота Васю, у которого ему во дворе довелось жить на первых годах своей женитьбы.

Васька был черный и весь какой-то облезлый. Наверно, от старости. Он большую часть дня валялся в крапиве и спал, недвижимый. Заблудшая собака, учуяв кота, подбегала и, не видя ответной реакции, озадаченно принюхивалась: не сдох ли? Вася был глухой, как тетерев, но живо пробуждался, когда его кто-то начинал тыкать носом. Несколько мгновений он ошалело крутил глазами, потом пугался и с прытью, непозволительной для его возраста, убегал во двор под защиту пожарной лестницы.

Джон тогда только закончил колоть дрова и присел в сторонке, прислушиваясь к тишине и птичкам. Под рукой лежал верный пневматический пистолет, который вернул ему сосед по дому. Вася самостоятельно пробудился от своего сна и целеустремленно направлялся к лестнице. Наверно, до сих пор он был под впечатлением от своего кошачьего кошмара, потому что не заметил другого кота, тоже пересекающего по своим делам двор. Когда они встретились нос к носу, пришлый кот сказал:

– Аолумб!

Тон его был решительный, интонация – агрессивной, характеризующей такое вот кошачье рычание.

– Аааоо! – завопил Вася в ответ, но не очень убедительно.

Не успели они еще по разу хлестнуть себя хвостами по бокам, как Джон, почти не целясь, выстрелил из удачно подвернувшегося пистолета. Пулька вылетела из ствола и понеслась навстречу с мишенью, участь которой на этот раз выполнил не какой-то заштатный голубь, а почти неразличимая кошачья задница. Меткий выстрел.

Кот-агрессор подпрыгнул вверх до второго этажа, в апогее своего прыжка вякнув: «Кряааа!», опустился на землю и убежал, прижимая передние лапы к уязвленному месту.

Вася очень воодушевился. Единственной причиной, по которой столь постыдно и спешно ускакал его конкурент, он про себя назвал свою доблесть и суровый внешний вид. Придав себе облик значительный и устрашающий, он пошел, не сгибая передние лапы, обратно в крапиву.

– Чего это во дворе коты строевым шагом ходят? – удивился тесть, мимо которого, изображая отмашку рук, прошествовал Вася.

Джон только ухмыльнулся в ответ.

С тех пор Васька приободрился, выпрямил спину и снова начал подымать свой хвост пистолетом. Однако утратил чувство меры.

Прознав, что где-то по соседству заневестилась в квартирном плену кошка, он решил тряхнуть стариной и поучаствовать в бесшабашной кошачьей свадьбе. Женихов собралось не очень много: человек десять самых разноцветных и разноупитанных котов. На Васю никто и ухом не повел. Все ждали, затаив дыхание, как справится с защелкой форточки прыгающая по ту сторону окна, как кенгуру, очаровательная невеста.

Одна из попыток оказалась успешной – и кошка, взмахнув распушенным хвостом, прыгнула в народ.