Крыша

Полопались на западном крае внешней стены, где сразу в семнадцати точках подряд к одному и тому же, торчащему из парапета кольцу монтажники крепили сразу два троса. Продольные и поперечные тросы в этом месте стены расходились от таких колец под прямым углом. Так совпал шаг в полтора метра, что и продольные, и поперечные тросы удобно было крепить к одному кольцу. В результате нагрузка на эти крепежные кольца оказалась вдвое больше. Причем, это была нагрузка на разрыв в разные стороны. А сверху надавил мокрый снег, наметенный именно в этом месте особо толстым слоем.

Один из Геркулесов не смог сдвинуть слишком большой и мокрый сугроб. Как показала запись с его камер, снегоуборщик застревал перед сугробом, проскальзывал пластиковыми гусеницами по мокрой ткани крыши. Раз за разом срабатывал алгоритм "не могу сдвинуть весь сугроб, беру чуть вправо и срезаю его часть". Геркулес отъезжал в сторону, подходил к сугробу так, чтобы врезаться в него лишь половиной отвала, но пока он ходил туда-сюда, метель наметала ему на пути еще снега, и он снова не мог дотащить его до края крыши и скинуть вниз. Получалось, что Геркулес пару часов елозил вокруг образовавшегося сугроба, лишь понемногу продвигая его к краю крыши и нагребая при этом все больше снега. В результате одно из колец под ним не выдержало нагрузки и лопнуло. Вся снежная масса вместе с Геркулесом устремилась вниз, дергая и обрывая столь же хрупкий крепеж тросов слева и справа.

За пару секунд лопнули сразу семнадцать крепежных колец. Бульдозер вместе с многотонным сугробом съехал вниз и рухнул на головы рабочих строительной платформы и потолочной бригады. На пострадавшей от обвала строительной платформе в ту ночь работали "гномы".

Узнав об этом Саня словно окаменел. Он больше не мог ни действовать, ни думать о чем-то другом. Он клял себя за то, что Маша, возможно, погибла по его вине, за то, что сколько классных ребят и девчат убил или ранил его Геркулес. "Гномы" и их коллеги потолочники возводили седьмой этаж, так что экскаватор и многотонная лавина снега обрушились на них с высоты тринадцати этажей. А те, кого лавиной скинуло вниз со строительной платформы, упали на бетон фундамента с седьмого этажа.

Пока Саня лихорадочно спасал крышу, другие спасали людей. Откапывали из снега, оперировали. Теперь ему только и оставалось, что дрожащими пальцами набирать на комме запросы, выискивая Машу Самойлову, его милую, рыжеволосую Молли, в списках раненных или убитых.

Маши в списках не было, но и на звонки ее комм не отвечал. Саня кинулся к Яне Романовне, узнать, что стало с бригадой "гномов", то есть с двадцать третей монтажной бригадой. Оказалось, бригада расформирована. Пятнадцать из двадцати трех работников сейчас в госпитале Второй башни. Двое погибли. А бригада потолочников в больнице почти поголовно. Всего же погибло от этой аварии восемь человек. Шестеро на месте. Еще двое умерли потом, в реанимации.

Птицын кинулся в госпиталь, надеясь встретить там знакомых, расспросить про Машу и вообще помочь ребятам хоть чем-то.

Маша сидела у посели Торина, перебинтованного, в гипсе, узнаваемого только из-за рыжей своей бороды. Держала в ладонях его руку, прижимая ее к груди и что-то ему говорила, говорила. Саня не слышал, что именно. Увидев Машу за прозрачной стеной госпитальной палаты, он замер и просто смотрел на ее лицо, слегка поцарапанное, но такое красивое, и на самый прекрасный в мире взгляд… устремленный на Торина. Взгляд влюбленной женщины. На него, на Саню, она так никогда не смотрела.

Отдав знакомым "гномам" из соседней палаты принесенные в пакете печенюшки, шоколадки и апельсины, Саня поплелся обратно в свой контейнерный домик, потерявший вдруг всякий смысл. Всякий смысл для него потеряла и работа, и само присутствие на этой грандиозной стройке. Он пытался себя превозмочь, отвлечься, но каждый день, каждый час возвращался к безжалостному факту: Маша любит другого. Возможно всегда любила, а Сане только морочила голову. А еще он постоянно думал о том, что из-за его ошибок и небрежности восемь человек погибли и больше тридцати серьезно покалечены. От Снейка, отделавшегося сотрясением мозга и ушибами, Саня узнал, что погиб добродушный верзила Гро. Снесенный снежной лавиной с платформы вниз, он сломал шею. А Леська, та самая, которую Маша ругала в день их первой встречи, уже третий день лежит в реанимации и не выходит из комы.

Все валилось из рук. Данила орал и ругался, но Санёк даже не понимал, что теперь им всем от него надо. На четвертые сутки после аварии он написал заявление об уходе и понес его шефу на подпись.

– Струсил? Бросить нас хочешь? – Святослав Игоревич устало посмотрел на Санька, положил его заявление на стол и откинулся на спинку стула.

– Я… Но ведь я же не справился. Мои роботы не успели крышу расчистить. Мой снегоуборщик нагреб там целую гору. Под ее тяжестью все и оборвалось.

– Если бы я считал, что ты не справляешься со своей работой, то уже давно нашел бы тебе замену, парень, – покачал головой шеф. – Если ты струсил, испугался трудностей и ответственности, то так и скажи. А если нет…

– Нет. Не испугался… Просто я не могу тут дальше работать, так, словно ничего и не происходило.

– Вот оно что! То есть ты этим своим увольнением хочешь себя наказать? Хочешь таким образом заставить замолчать свою совесть? – Святослав Игоревич горько усмехнулся. – Поверь моему опыту, совесть не заткнется. Теперь это с тобой навсегда. Если ты в чем-то считаешь себя виноватым, то переубеждать бесполезно. Я и не буду. Вот только наша служба безопасности провела подробное расследование. Я с ним внимательно ознакомился, и вижу, что ты все делал правильно. Законов и инструкций ты не нарушил. Твои недочеты, если они и были, не могли сами по себе послужить причиной аварии. Даже чисто по совести, лично тебя я в этой ситуации ни в чем винить не могу.

– А я могу. – Санёк упрямо сжал губы.

– Что ж, это твое личное дело. Если ты в чем-то видишь свою вину, то искупи ее. Исправляй, что в силах исправить. Сделай так, чтобы подобные аварии больше не повторялись. Помоги, как умеешь, тем, кто пострадал. Но главное, – шеф привстал, уперев кулаки в столешницу и грозно нахмурился, – не смей усугублять свою вину! Ты сейчас собрался нас бросить. Бросить три тысячи человек, которые именно в этот момент очень нуждаются в твоей помощи. Ты понимаешь, что кроме тебя здесь некому разбираться со снегоуборщиками и с этим твоим… который под куполом на канатах ездит? Запомни, парень. Если сейчас сбежишь с поля боя, то я тебе этого не прощу. – Он снова сел и продолжил уже с какой-то грустью в голосе: – А гораздо хуже, что ты и сам себе этого никогда не простишь. – Подобрав заявление об уходе, шеф аккуратно разорвал его и кинул в мусорную корзину. – Иди работай. Это твой проект. Твоя крыша. Так доведи ее до ума. Раз впрягся, то тяни свою лямку. Крыша должна выдержать хотя бы эту зиму. Дальше все будет уже не так критично, и я смогу тебя отпустить, если ты, конечно, к тому времени не передумаешь.

***

Домой Санёк вернулся в растрепанных чувствах и встретил там Данилу. Бледного, злого и даже, кажется, немного похудевшего. Коллега набросился на Санька с места в карьер:

– Твой канатный уродец, оказывается, может подкручивать талрепы. Танюха вполне с этой задачей справляется, но, ты понимаешь, что нам нужно ослаблять талрепы с обеих сторон каната, чтобы его потом перецепить на соседнее, не треснувшее крепежное кольцо? С двух сторон, понимаешь? То есть с одной стороны будет Таня роботом орудовать, а с другой на верхотуру полезет живой человек. Монтажник. Там в среднем тринадцать этажей пропасть под ним. И уступ всего в сорок сантиметров, и сверху, заметь, в метре над ним надувная крыша и этот чертов трос. И сквозняк изо всех щелей, от которого пальцы леденеют, даже в перчатках. А монтажник будет согнутый в три погибели на таком вот уступчике корячится! И как его туда доставлять? А если он упадет и убьется? Мне, чтобы расцепить на разные крепежные кольца все те тросы, которые эти рукожлопы по два на кольцо нацепляли, надо перехреначить почти шестьдесят тросов! Сколько я с этим провожусь? А снег в любой момент опять начнет сыпать. Риск повторной аварии огромен. Ты понимаешь, что мне как воздух нужен второй такой же канатный…

– А из чего я его сделаю? Там же все было из ржавого хлама…

– Делай из чего угодно. Только делай. Прямо сейчас. Такого не хочешь, делай другого уродца. Только чтобы он мог двигаться снизу по канатам, чтобы мог талрепы крутить и отцеплять-прицеплять. И хватит делать вид, что эта авария тебя раздавила и ты ничего теперь не можешь. Я от тебя не отстану. Соберись и работай.

– Ладно, Данил, хватит уже нудеть. Тащи лучше манипуляторы, какие найдешь и канатные ролики на электротяге. Еще нужны хотя бы четыре подвижных видеокамеры, аккумулятор… Щас я тебе полный список нужного набросаю, с желаемыми параметрами… И вот еще что. Пластиковые гусеницы – это фуфло. Геркулесы из-за них на мокрой ткани проскальзывают и тяжелый сугроб толком сдвинуть не могут. Надо придумать, как нацепить на гусеницы какую-нибудь резину, лучше шипованную… Ну это я сам, чуть позже займусь.

***

Вечером, когда Санёк вытянувшись и закрыв от усталости глаза лежал на кровати, пришла Маша. Тихонько постучалась, приоткрыла дверь.

– Можно?

– Заходи, солнышко. – Он вскочил. – Я всегда тебе рад. Очень сердишься на меня?

– Я на тебя? За что?

– За крышу. На звонки не отвечала… Ты садись.

– Да у меня комм пропал в этой лавине. – Она осторожно присела на стул.

– Понятно. А сама ты как себя чувствуешь? – Санёк сел рядом, внимательно ее разглядывая.

– Кости целы. – Маша чуть поморщилась. На пальцах и на щеках следы обморожения. – Врач говорит, ерунда, мол, ушибы и вот это все… Повезло, говорит, тебе. Заживет и шрамов не останется.

– Ты прости, что я не уберег тебя… вас всех.

– Ты-то при чем? Ты же роботов делаешь. А там крепежи полопались… Это ты прости меня, Сань.

– За что?

– Ну, за Торина, – она вздохнула. – Мне ребята потом сказали, что ты видел…

– Видел. И что?

– Да, понял, наверное, что я люблю его. Расстроился.

– Расстроился, конечно… Ты ведь ему совсем не нужна. Он даже…

– Понимаешь, – она взяла его за руку, – я, наверное, всегда Сережу любила. Просто сама до конца этого не понимала. Он за мной почти не ухаживал. Вокруг него всегда из девчонок был хоровод. Вся бригада за ним была, как за каменной стеной. А я так, надежный друг, поболтать иногда о том, о сем, помочь, поддержать, когда срочно надо… А ты вот стал за мной ухаживать. Да и вообще весь такой классный, умный, престижный… Пушкин, ты даже не представляешь, насколько ты крутой. Если бы я Торина не любила, я бы обязательно в тебя влюбилась. Ты прости меня, дуру. Тебе одни мучения из-за меня, да?

– Говорят, он весь переломан.

– Обе ноги, ребра, рука, ключица.

– А вдруг он никогда больше не будет ходить?

– А вдруг будет? Врачи говорят, молодой, со временем все срастется. А сейчас оказалось вдруг, что кроме меня рядом с ним никого почти нет. Да я… Он ведь тоже меня любит. Санечка, миленький, прости меня. Я никак не могу сейчас его бросить.

– Боишься, что кто-то тебя осудит?

– Да при чем тут?.. У нас с ним не было ничего такого… в смысле секса или обещаний. Просто дружба была. А теперь вот так… Ладно. Побегу я, да? Ты прости меня, если сможешь… Всё, пока! – она вскочила и выбежала прочь.

***

Дни шли, тянулись в тягомотной суете, в мелких делах и сиюминутных удовольствиях, чтобы только отвлечься. Мороз снаружи опять сменился оттепелью, словно погода извинялась за зиму, накатившую раньше срока. Впрочем, выходить наружу не хотелось. Санёк слетал однажды посмотреть на лежбище моржей и на птичий базар на побережье, но не особо впечатлился местной природой. Самое интересное происходило здесь, внутри башни.

Он доделал заказанного Данилой робота. Оказалось, что два канатных уродца справляются с задачей перецепления канатов в разы быстрее, чем люди, так что, перецепив каждый канат крыши на отдельное крепежное кольцо, Степан Иванович и Данила на этом не остановились.

– Раз мы лоханулись при закупке этой арматуры, то обратно отыграть уже не получится. Святослав Игоревич, конечно, взгрел Жоха, который поставил нам это дерьмо. И в суд на производителей арматуры подал, так что, вполне возможно отсудит у них крупную сумму и даже возместит расходы на компенсации пострадавшим… Не, ну правда, для всех элементов крепежа при заказе продукции были заложены четкие требования, в том числе и запас прочности втрое превышающий все расчетные нагрузки… А теперь оказалось, что эти кольца даже при пятидесятипроцентном превышении расчетной нагрузки рвутся. В результате у нас весь периметр башни утыкан хреновым, но намертво вмурованным в бетон крепежом. Впрочем, мы с Иванычем, кажется, придумали, как с этим бороться.