Сталин молча усмехнулся: он мог оценить неглупую шутку – и даже один только иронический взгляд. А «в редакции» Браилова и то, и другое получилось «нормативно неглупым».
Благожелательная реакция Хозяина позволила Семёну Ильичу «развернуть картину» в традиционном для оперативника «академическом ключе». То есть, в переложении фактов на язык уголовно-процессуального законодательства.
– Это подтверждают и записи Маленкова о персональном составе нового руководства, исполненные им собственноручно, и показания его секретаря Суханова, и обнаруженные во время обыска на квартире Берии планы заговора с их детальной проработкой.
Он замолчал и слегка наклонил голову, как бы передавая эстафету Хозяину. И тот не стал уклоняться.
– Роль Булганина?
Браилов осторожно двинул плечом, чтобы не переусердствовать с выражением мнения.
– Товарищ Сталин, никакой активной роли в подготовке и осуществлении заговора Булганин не играл. «Троица» даже не посвящала его в свои замыслы. Его держали «на скамейке запасных»: вдруг, да и пригодится.
Наткнувшись на благосклонный – конечно, не по адресу Булганина – взгляд Хозяина, Семён Ильич ещё раз позволил себе усмешку.
– Но Николай Александрович, конечно, не дурак: он быстро смекнул, что к чему и без дополнительных инструкций. То-то он так лебезил перед Берией и Хрущёвым, пока Вы тут «умирали»!
Увидев знаменитый сталинский прищур, Браилов мгновенно подобрался: Хозяин уже «выходил на вывод» и надо было его опередить. Потому, что этот вывод обещал Булганину другой, и единственный: «вывод в расход». Под руководством «выводящего».
– Но, ещё раз хочу повторить, товарищ Сталин: непосредственного участия в заговоре Булганин не принимал. Это установлено достоверно. То есть, никакого «домината», никакого «тетрарха», никакого «императора номер четыре».
Хозяину не требовалось расшифровки намёка: с историей Древнего Рима он был знаком не только в аспекте «классово правильного» восстания Спартака.
– Думаю, что в процессе дальнейшего расследования дела это только подтвердится. Если Булганина за что и следует осуждать, так за бесхарактерность и беспринципность. Увидев, как «проявился» Берия, да ещё «на безальтернативной основе», он сразу же «записался в банду».
Хозяин смежил веки: принято. Семён Ильич мог перевести дух – и не от продолжительного монолога: решение «персонального вопроса» Булганина, как минимум, откладывалось. Переведя дух, он сделал шаг назад – для того, чтобы Круглов сделал шаг вперёд. Браилов вовремя понял, что министр «застоялся в тени». Сейчас тактически выгодно было дать товарищу «приобщиться к отчёту о подвиге». В будущем это могло пойти на благо, и не только стране, но и отношениям с руководством. А польза от отношений с руководством – это часть общей пользы. Пользы в широком смысле: на благо всей страны. Так как, «ты, я, он, она – вместе целая страна»!
И Круглов не задержался «в строю».
– Все участники заговора – из числа установленных на текущий момент – арестованы. Доказано, что лица, намеченные Берией к «выдвижению», были в курсе планов «благодетеля». Но непосредственно к заговору отношения никто из них не имел. Разумеется, если не считать недонесения о достоверно известном преступлении.
«Обложив флажками» «рабочий материал» – к видимому удовольствию Хозяина – Круглов повернул голову в сторону маршала Жукова. Жуков эстафету принял: сделал шаг вперёд.
– Войска Московского военного округа, товарищ Сталин, в кратчайшие сроки выдвинулись на исходные рубежи атаки и нейтрализовали возможные действия корпуса внутренних войск имени…
Он запнулся, но всё-таки, откашлявшись, мужественно закончил:
…маршала Берии. Командный состав корпуса и его дивизий задержан до уточнения заслуг каждого. Полк внутренних войск, с благословения генерал-полковника Артемьева расквартировавшийся в Лефортовских казармах, разоружён и выведен за черту города. Командир полка, начальник штаба и командиры батальонов остались «квартировать» в Лефортове, но уже не в казармах и на других условиях. Также до выяснения обстоятельств. Считаю необходимым отметить деятельное участие в операции генерал-полковника Москаленко.
Отрапортовав, Жуков звучно двинул каблуками сапог. Многолетняя опала научила его не только Уставу, но и здравому смыслу – по линии непомерной гордыни.
– Где Артемьев?
Жуков тут же отработал заместителем Верховного: облёкся доверием и сдвинул брови.
– Задержан, товарищ Сталин. Но содержится отдельно от остальных, под домашним арестом. Не думаю, что он причастен напрямую. Проявил слабоволие – да! Беспринципность – да! Струсил – да! Но душу за Берию он не заложил, в этом я убеждён на все «сто»!
– «Душу»…
Сталин болезненно поморщился.
– А Вы уверены, что она у него есть?
Жуков растерялся: вопросы религии, как и философии, были не по его «ведомству». Своей растерянностью он тут же поделился с Браиловым. А что: не слава – не жалко.
«Бросать маршала под танк» – даже в профилактических целях – Семён Ильич не захотел, и сделал решительный шаг вперёд. Вроде, как на пулемётную амбразуру. Не в бессмертие конечно, но «всё, таки»…
– Согласен с маршалом Жуковым, товарищ Сталин, – «грудью упал» он «на амбразуру дота». – Никаких данных о причастности генерал-полковника Артемьева к заговору нет и вряд ли они появятся. Что же до души генерал-полковника, то она у него есть, и в целом – здоровая.
– Это как? – немножко подобрел Сталин.
– Наша душа: советская. Не из церкви.
Характеристика явно пришлась Хозяину по душе и он прибавил в снисходительности к «потенциальному объекту». Это позволило Браилову перейти к реабилитирующим основаниям «земного порядка».
– Конечно, товарищ Сталин, он виноват, но вина его заключается лишь в том…
Браилов замялся, подбирая наиболее точное определение. Да и как иначе: момент – ответственный. Ведь это определение Хозяин наверняка положит «в основание будущего приговора», как его не назови: «оргвывод», «приказ» или что иное.
– Надеюсь, не в том, «что хочется мне кушать»? – с усмешкой подсказал Сталин. Реакция Хозяина оказала благотворное влияние на мыслительный процесс Семёна Ильича: пришлось оперативно мобилизоваться.
– Никак нет, товарищ Сталин: в том, что подробно и объективно уже обрисовал маршал Жуков. Артемьев смалодушничал, не осмелился возразить Берии – и пропустил в Москву полк внутренних войск. Возможно, что, развивайся события и дальше по сценарию Берии, он пропустил бы и дивизию из корпуса имени «маршала Лаврентия Палыча».
Браилов мужественно «не потерял мужества» от прямого взгляда Хозяина. И Сталину это понравилось: он не терпел, когда его собеседники «увиливали» глазами или языком.
– Артемьева, конечно же, надо наказать, товарищ Сталин. Но в одну компанию с Маленковым, Хрущёвым и Игнатьевым его зачислять не стоит.
Прикрыв глаза веками, Сталин задумался. Не исключено, что он определялся в этот момент с количеством фигурантов будущего процесса: не окажется ли их мало? Наконец, он тихо «приговорил»:
– Отпустите его. И предложите сегодня же написать рапорт с просьбой об увольнении из армии по состоянию здоровья. И сегодня же приказом уволить его без права ношения формы. Звание и награды сохранить: он их заслужил… в своё время… Какой дурак…
Вероятно, в этот момент Иосиф Виссарионович вспомнил Артемьева «образца сорок первого» и тот знаменитый парад седьмого ноября. Ведь именно Артемьев командовал войсками, которые прямо с парада уходили на фронт, под Волоколамск. Скорее всего, именно этим и было вызвано такое лёгкое наказание для генерала: подумаешь, штатский костюм – вместо мундира. Любой другой на его месте радовался бы даже такой крайности, какую баснописец определил словами «… и голым в Африку пущу!». А тут – какая-никакая, одежда!
Покончив с вопросом – благо, что не с человеком – Хозяин покосился в сторону Жукова.
– Кремль?
Словно недоумевая по поводу вопроса, тот слегка пожал плечами, но тут же поправился: «за отмазку» пожатие в глазах Хозяина никогда «не канало».
– Мы действительно планировали окружить Кремль частями войск Московского военного округа. Но потом, изучив оперативную обстановку, мы с генералом Москаленко решили этого не делать, чтобы не давать лишнего повода москвичам и гостям столицы, в том числе, и «оттуда».
Жуков движением бровей показал, откуда это «оттуда».
– Разумно, – «амнистировал» Хозяин.
Вдохновлённый «надлежащей» реакцией, Георгий Константинович верноподданно закончил в формате «кашу маслом…»:
– Но войска округа, товарищ Сталин, в любой момент готовы выполнить свой долг!