– Говорит, слово за слово – и Прохорова рассказала ему всё.
– То есть?
– Ну, что мать встретила их всех троих возле «малины», вытянула подробности – и заставила пойти в прокуратуру.
Иванов неожиданно закусил губу, и покачал головой.
– Ёшь, твою мать! Ну, и дело вырисовывается! Мало того, что доказательств – с «гулькин хрен»… никаких доказательств, так ещё такая вопиющая «недисциплинированность»!
«Опера» дружно рассмеялись. Но Иванов и не думал подключаться к общему веселью. Не от природной угрюмости: его положение было наиболее сложным из всех. Ведь, как бы там ни было, а свою «часть дороги» «опера» уже прошли. Дальше – классика: «хоть трава не расти!».
– Толик, девиц нужно обязательно найти! – не приказал, а взмолился Иванов. – Кровь из носу – и не позднее завтрашнего дня!
Конечно, с точки зрения объёктивных интересов дела следовало просить о дне сегодняшнем, но Иванов был недостаточно глуп и неопытен для того, чтобы презреть интересы субъективные. Даже не интересы, а «постоянно действующий субъективный момент». Просить «оперов» о перевыполнении плана, когда они уже и так порадели, мог либо дурак, не думающий о дне завтрашнем, либо идеалист, для которого существуют только УК и УПК и не существует фактор межличностных отношений, либо «варяг-областник», которому с этими ребятами ««детей не крестить».
Ни к одной из «заявленных» категорий Иванов отношения не имел. Хватило ума не иметь.
– Сделаем, Сергеич! – немедленно обложился руками Галимов. —
Мы уже озадачили участкового по месту жительства девиц. Конечно – не наш район, но, по счастью, тот мужик начинал у нас. И пока он ещё, кажется, не скурвился: заверил, что будет наведываться к девицам «до победного конца». Ну, а завтра мы и сами подключимся. Олег?
– Я лично поеду, – немедленно «подрос головой» Нестеров. – Возьму с собой Мишу Ахатова, и мы вдвоём с ним прошвырнёмся по всем адресам. Как раз, у меня завтра намечается «Волга»: один «клиент» расщедрился.
Человеку со стороны могло показаться, что Иванову дают представление: не столько бальзам на раны, сколько «лапша на уши». Но ни о каком представлении и речи не было. Представление – это для чужих: «гражданских» и проверяющих. Своему – а Иванов уже несколько лет «пыхтел в одной упряжке» с РОВД – всегда говорили правду: «да» или «нет». Потому, что «не одним днём жив человек»: завтра ведь и «операм» придётся кланяться прокуратуре. Обязательно придётся: се ля ви! Ни к чему забывать уроки истории: «нас сегодня перебьют – а вас завтра»!
– Принято, – «утвердил» Иванов: максимализм должен быть по максимуму разумным. – А «малину» проверили?
– Разумеется, – хмыкнул Галимов. – Ну, её обитателей ты знаешь!
– «Ответственных квартиросъёмщиков», – покривил щекой Иванов.
Капитан рассмеялся.
– Можно и так! В любом случае, мама с дочкой уже дожидаются тебя.
– Где?
– В правом «обезьяннике».
– Ты закрыл их в камере?
Иванов лишь слегка приподнял бровь. Но реакция Галимова оказалась более непосредственной.
– А что, я должен был выдать им талоны на усиленное питание?!
– Согласен. А остальные?
– Все – в «обезьяннике».
Тяжело кряхтя, Иванов поднялся с «изношенного» табурета.
– Ну, пошли…
Глава девятая
«Обезьянник» зеленодольского ОМ больше всех остальных соответствовал классическому определению. В отличие от «каменных мешков», традиционно состоящих на балансе всех, без исключения, ОВД, зеленодольское отделение располагало камерами «открытого типа», почти на американский манер. То есть, половина большой комнаты… двух больших комнат, была перегорожена металлической решёткой, внутри которой были устроены – тем же способом – секции для отдельных сидельцев. «Гражданский» сказал бы: «индивидуальные ячейки». Непривычно, зато удобно: все – на виду. Если сидельцы проходили по разным делам, то здесь же, но уже «по ту сторону решётки», их и разрабатывали.
Иванов подошёл к решётке, за которой в самом углу клетки притулился на корточках едва различимый в потёмках человечек.
– Ну, этого и представлять не нужно: «тот ещё красавец».
Смуглое «лицо кавказской национальности» злобно засопело в углу: скошенная, почти отсутствующая нижняя челюсть оказалась единственной «достопримечательностью» лица…. этого лица.
– Выходи, чучело! – «вежливо попросил» Галимов.
«Временный жилец» поднялся на ноги. Даже эта позиция не добавляла ему роста: парень был классический «метр с кепкой». Низкорослый, субтильный, со смуглой, почти шоколадной кожей, с маленькими, чёрными, как угольки, злобными глазками, он производил бы отталкивающее впечатление и без отсутствующей челюсти.
– Садись.
Не дожидаясь исполнения уже своего приказа, Иванов сел на табурет напротив. Стол с привинченными к полу ножками «развёл» их с подследственным.
– Реквизиты? – взялся за перо Иванов. Подследственныйне шелохнулся.
– Как звать тебя, «зверёныш»?
«Зверёныш» надсадно засопел. Стоявший за его спиной «опер» сделал «шаг навстречу» – и подследственный коротко вскрикнул.
– Мовсар Бичоев.
– Каким был в очереди?
Под тяжкий вздох – работа началась – Иванов раскрыл протокол допроса «о двух листах». Уродец сверкнул быстрым глазом: всё понял – и сразу. Но это не помешало ему начать традиционно:
– Я не понимаю…
– Русский язык не понимаешь? – без отрыва от протокола не шевельнул бровью Иванов.
– Нет, язык понимаю. Вопроса не понимаю.
Иванов «приподнял» один глаз и укоризненно посмотрел им …на Галимова.
– А ты говорил мне, что с товарищем уже провели разъяснительную работу… Я «смертельно разочарован», товарищ капитан…
Толик скрипнул зубами.
– Сергеич, ну, вот… честное пионерское! Сейчас поправим! Ты только выйди на минутку… ну, или хотя бы отвернись!
Иванов задумался: Гамлет и «Мыслитель» Родена – в одном лице. Выходя из раздумий, он поморщился – и потрепал мочку уха.