– Прикажете отправлять?
– Отправляйте…
Фюрер уже собрался опять погрузиться в себя, но по дороге вспомнил:
– Кстати, Мюллер, а как Вы собираетесь арестовать Геринга? У Геринга ведь – солидная охрана: целая армия!
Борман с Мюллером переглянулись: фюрер опять демонстрировал явные признаки неадекватности.
– Мой фюрер, – «пополз змеёй» Борман, – не армия: батальон!
– Ах, да! – условно оживился Гитлер: вспомнил доклад Йодля и Колера. – Да и тот мы уже отправили на фронт!
На этот раз Борман переглянулся с Геббельсом – и тот лаконично мотнул головой: незачем дополнительно расстраивать фюрера! А расстраивать было, чем: в бункере все – кроме фюрера, разумеется – знали о том, что начальник штаба ВВС генерал Колер и не стал «дублировать» приказ фюрера рейхсмаршалу. Правда, не дожидаясь приказа, Геринг сам отправил батальон охраны. Только не на фронт, а в качестве «экспедиторов», сопровождающих ценный груз из Каринхалле: полотна, скульптуры, старинные манускрипты, ювелирные изделия – трофеи, которые рейхсмаршал «добыл в бою» со служителями музеев. После «рассредоточения сил» с Герингом остались только слуги и несколько телохранителей.
– Ну, хорошо: с Герингом ясно, – поставил точку Гитлер. – А с Вами – нет. Есть там у Вас люди, которые могли бы выполнить приказ? Вы же сами не отправитесь туда?
Мюллер не стал впадать в задумчивость: задумался ещё до вопроса.
– В районе Оберзальцберга, мой фюрер, расквартированы войска СС.
– Много?
– Для выполнения этой задачи – достаточно: три роты. Ими командует оберштурмбанфюрер СС Франк. Правда…
Мюллер замялся. Три пары начальственных глаз тут же устремились на него. «Что?!» – восклицали они в унисон.
Мюллер оперативно прочистил горло.
– Франк – человек рейхсфюрера, мой фюрер… Хотя, «взаимная симпатия» рейхсфюрера и рейхсмаршала давно известна. И оберштурмбанфюреру наверняка будет приятно доставить удовольствие рейхсфюреру… Но, боюсь, что одного моего приказа будет недостаточно.
Группенфюрер переключил взгляд с фюрера на рейхслейтера. «Прочитав запрос», тот тут же переключился на фюрера.
– Если Вы не возражаете, мой фюрер, я отправлю радиограмму Франку. Примерно – такого содержания: «Геринг намерен совершить государственную измену. Приказываю немедленно арестовать его».
– Не возражаю, – не возразил Гитлер. – Отправляйте!
– И ещё, мой фюрер…
– Да, Борман?
Рейхслейтер вновь «обратился в змея-искусителя».
– Мы тут с рейхсминистром провели блиц-расследование, и установили, что Герингу в этой истории активно подыгрывали начальник штаба ВВС Колер и начальник канцелярии рейхслейтер Ламмерс.
– Опять этот Колер! – брызнул слюной фюрер. – Уже не первый раз он встаёт на моём пути!
– И Ламмерс – тоже, мой фюрер!
Отработав в формате «и ещё земляным червяком!», Борман решительно сделал из начальника канцелярии «… и примкнувшего к ним Ламмерса».
– Обоснование? – наморщил лоб Гитлер.
– Негодяи! – «обосновал» Борман.
Фюрер тут же задумался… ногтем и зубами.
– Не маловато ли будет двоих?
Фюрера, естественно, беспокоил вопрос «обеспечения законности».
– В случае необходимости добавим! – успокоил Борман. Но фюрер всё не успокаивался: неисправимый «законник»! Пришлось Борману поделился с Геббельсом уже своей обеспокоенностью.
– Совсем разложился рейхслейтер, мой фюрер! – активно подыгрывая Борману, многозначительно «сокрушился» Геббельс. – Пьёт, берёт взятки, совершает хищения вверенного имущества посредством растраты, ведёт аморальный образ жизни…
Никаких обнадёживающих подвижек на лице на лице фюрера не обозначилось – и теперь уже Борман пришёл на помощь Геббельсу, пришедшему на помощь Борману:
– Но всё это – грехи «средней руки», мой фюрер.
Фюрер заметно оживился: он, ужас, как любил грехи, которые «выше средних»!
– Ламмерс готовится к «эвакуации» на Запад, мой фюрер! К личной эвакуации, вне установленного порядка, да ещё с секретными документами рейхсканцелярии!
Последняя капля оказалась… последней.
– Ну, с кем работать! – в очередной раз «не отступил от линии» фюрер. – Санкционирую!
– Выполняйте, группенфюрер! – продублировал Борман…
Рейхсмаршал не оказал сопротивления. Его повара и камердинеры – тоже. Так что для совершения подвига всем трём ротам оберштурмбанфюрера Франка не потребовалось… совершать подвиг. Но это не помешало Франку донести в Берлин о сражении на кухне рейхсмаршала… с его бесчисленными гастрономическими излишествами, как о кровопролитной битве не на жизнь, а на смерть.
В подтверждение информации и честно заработанного «рыцарского креста», за которым Франк почему-то не поспешил в Берлин, газета «Берлинский фронтовой листок» в номере от двадцать четвёртого апреля поместила «рекламное объявление» следующего характера: «Рейхсмаршал, в течение долгого времени страдающий хронической болезнью сердца, вступившей сейчас в острую стадию, заболел. Поэтому он сам просил о том, чтобы в настоящее время, требующее максимального напряжения, он был освобождён от бремени руководства воздушными силами и от всех связанных с этим обязанностей. Фюрер удовлетворил его просьбу. Новым главкомом ВВС фюрер назначил генерал-полковника Риттера фон Грейма при одновременном присвоении ему звания генерал-фельдмаршала».
– А что – с наградами рейхсмаршала? – на пару расстроились Борман с Геббельсом: не такого финала они желали этой истории. Была в этом какая-то недосказанность: «за что боролись?!».
Но фюрер, к его чести, и не стал задумываться: над такими вопросами он не задумывался принципиально.
– Отправьте Франку две радиограммы: первая – лично ему, вторая – ему же, но для ознакомления с ней Геринга.
Борман с надеждой схватился за ручку и блокнот: может, не всё ещё потеряно?! По глазам рейхсминистра было заметно, что и он изнемогает от предвкушения надежды.
– В той, что для ознакомления Геринга, будьте лаконичны: «Арестованного расстрелять». В той, что только для Франка – «Расстрел отложить с предоставлением арестованному возможности искупить вину».
– Да не станет он стреляться! – оперативно прокис лицом Борман: именно в таком контексте он воспринял снисходительность фюрера. – Он же – трус! У него же никакого понятия о чести и о том, как её надо защищать!
– Поддерживаю рейхслейтера! – попытался развернуть грудь рейхсминистр. Попытка оказалась с негодными средствами, но факт солидарности имел место быть.
Фюрер обозначил потуги на улыбку.