– А я и не предлагаю ему стреляться. Я даю ему возможность повиниться и запросить помилования. И он его запросит, будьте уверены…
Уверенность не подвела фюрера. Не потребовался даже его «личный Нострадамус»: фюрер слишком хорошо знал «героическую натуру» рейхсмаршала. Как он и предполагал, Геринг молниеносно «отгрузил в штаны» – и в ответной радиограмме «упал на колени».
– Ну, что я вам говорил! – дал некое подобие эмоций фюрер. – Снизойдём, господа: жалко!
– Рейхсмаршала? – ещё раз прокисли лицами Борман с Геббельсом.
– Своего реноме! – внушительно поправил фюрер. – И не рейхсмаршала – а всего лишь господина Геринга!
Соратники оперативно просияли ожившими лицами.
– Неужели, мой фюрер?! – обнадёжился за двоих Геббельс.
– Да, я лишаю Геринга всех чинов, званий и наград.
– А как – насчёт членства в партии? – решительно встал за правду Борман: «коль рубнуть – так, уж, сплеча».
Фюрер обмяк лицом: «завод кончился» – требовалась «подзарядка».
– Подумаем…
– А я уже подумал! – мужественно оппонировал Борман.
– И я – тоже! – проявил «массовый героизм» рейхсминистр.
Фюрер собрал последние ресурсы мышечной энергии.
– Хорошо, господа. Я учту Вашу партийную принципиальность при написании завещания.
Борман оперативно развернул блокнот.
– Не сейчас, Борман! – из последних сил поморщился фюрер. – Чуть позже! Сами понимаете: служенье муз не терпит суеты…
Борман и Геббельс изнывали от нетерпения целых три дня: ни писать завещания, ни стреляться фюрер не спешил.
Но двадцать восьмого апреля «лёд тронулся». Всё началось с того, что без четверти десять к Геббельсу прибежал Кемпка.
– Господин рейхсминистр! Только что радио Би-Би-Си передало сообщение агентства Рейтер!
– А кто Вам разрешил слушать вражеские голоса?! – попытался выкатить от рождения впалую грудь Геббельс.
– Вы, доктор! – не испугался Кемпка. И не только потому, что он был личным шофёром Гитлера на протяжении многих лет. Имелась и другая, не менее веская, причина. И её Кемпка, разумеется, тут же выложил на голову рейхсминистра. – И Вы не только разрешили, но и приказали слушать, объяснив это тем, что источников информации о событиях «во внешнем мире» у нас практически не осталось: ведь междугородная связь не работает. «А измену-то надо выкорчёвывать!» – так Вы сказали.
Геббельс немедленно погасил вспышку личного патриотизма, как неуместную: сказанное шофёром соответствовало действительности.
– Я слушаю Вас, штурмбанфюрер!
– Гиммлер связался с Бернадоттом, чтобы вести переговоры с Западом о сепаратном мире.
Геббельс немедленно отвесил челюсть, наглядно проиллюстрировав собой верность теории Дарвина. Кемпка помедлил, кривя щекой.
– Есть и другая информации, господин рейхсминистр…
Геббельс оперативно подобрал челюсть.
– Говорите!
Кемпка многозначительно замялся.
– Говорите же, доннер веттер! – не выдержал рейхсминистр.
– По сообщению радио, Гиммлер заявил, что у Гитлера… у фюрера – кровоизлияние в мозг. Что он не может больше отвечать не только за судьбу Германии, но и за свои действия.
Геббельс испуганно огляделся по сторонам: «соучаствую!»
– Кто ещё это слышал?
Кемпка спокойно пожал плечами.
– Да все, кто был рядом: я, Аксман, Фегелейн, Гюнше… Кстати, Вы, герр доктор, тоже можете послушать.
– ???
– По радио передали, что эту новость будут повторять каждые полчаса.
– Вы свободны!
Рейхсминистр «освобождал» шофёра уже на бегу. Ворвавшись в кабинет фюрера, он решительно взбодрил того, полулежащего в кресле после очередного «сеанса лечения» морфием.
– Фюрер: измена!
Это было именно то, чего так не хватало Гитлеру для того, чтобы взбодриться.
– Как: опять?! Кто на этот раз?
– Гиммлер!
Фюрер неконтролируемо вернулся обратно в кресло: «перебор!» Кто угодно, но только не верный Генрих!
– Доказательства!
Обязательный по форме восклицательный знак никак не монтировался с тональностью голоса. Фюрер не требовал и даже не просил: впадал в прострацию вместе с фразой.
– Вы позволите?
Геббельс покосился на радиоприёмник уже в дороге.
Фюрер не успел ещё «дать санкцию», а голос из ящика уже информировал его о «подвижничестве» рейхсфюрера. И мало, что о «подвижничестве расширенного формата, не согласованного с фюрером», так ещё и с «интимными подробностями»! Фюрер страдал многими недугами, но только из сообщения радио он узнал о том, что у него – кровоизлияние в мозг, и по этой причине он теперь полноценный – в своей неполноценности – «овощ», а не фюрер тысячелетнего рейха.