– Они «могут утешаться»! – рассмеялся Сталин: «реабилитация» Браилова состоялась. – Ну, и, что, там, с Кальтенбруннером? Полагаю, Вы не стали огорчать его отказом?
– Как можно, товарищ Сталин! – подключился к смеху Браилова. Предварительно, он, правда, облегчённо перевёл дыхание. И, в целях конспирации, глубоко в себе. – Я подошёл к вопросу меркантильно. Прежде всего, я учёл то, что обергруппенфюрер неназойливо, но регулярно восторгался своим юридическим прошлым. И ещё он очень любил «подавать себя» интеллектуалом. А окружение из юристов – одна из наиболее удачных форм подачи. Конечно, положение начальника РСХА, оказавшегося на пересечении интересов «заклятых друзей» – Гиммлера и Бормана – было «чревато». И хоть я не исключал перспективы стать очередной разменной пешкой, близость к Кальтенбруннеру была ключом к новым «банкам данных», недоступных мне ранее. И я рискнул.
– Неужели Борман был такой серьёзной фигурой, что его боялся даже всесильный рейхсфюрер СС?
Сталин, конечно, с уважением относился к приговору Нюрнбергского трибунала, определившего Бормана на виселицу, пусть и заочно, вместе с дотянувшими до неё вождями рейха. Но чувствовалось, что он не готов был уравнять секретаря фюрера в правах с «чиновной знатью».
И Семён Ильич немедленно вступился за «условно удавленного».
– Удивительно, товарищ Сталин, насколько этому человеку удалось завуалировать своё могущество тенью Гитлера! Вы говорите: «всесильный фюрер СС»… Нет, Иосиф Виссарионович, это Борман – всесильный. Поэтому надо «отдавать должное» не его смелости, а смелости Гиммлера, не побоявшегося регулярно «обмениваться братскими укусами» с партайгеноссе… Но Вы не огорчайтесь, товарищ Сталин.
Не огорчившийся и призывавший не огорчаться дружно рассмеялись: и призыв не огорчаться, и повод для огорчения были оригинальными. Как минимум, актуальными.
– Вы не одиноки в своём заблуждении: сами немцы заблуждались. В большинстве – и даже в массе. И не только обывателей, но и фюреров разного «калибра». Лишь «верхушка» рейха знала о том, кто такой Борман, чем он обладает и что держит.
– И чем же и что? – заинтересовался Хозяин. И интерес его был явно не научно-исследовательский: всё, что касалось механизма власти, немедленно пробуждало его любопытство. Объяснение – простое: механизм власти – это достояние не истории, а политики. Точнее: политиков. Потому, что у механизма власти нет «ретроспективного плана»: этот вопрос всегда актуален, а опыт непреходящ. Далеко и ходить не надо: Макиавелли, «Государь». «Вечно живое учение». Более «вечное» и более «живое», чем даже марксизм-ленинизм. Для посвящённых, конечно – а Сталин был, ещё, как посвящён…
– «Чем и что»? – позволил себе не только продублировать, но и усмехнуться Браилов. – «Чем» – реальной властью. «Что» – партию, кадры, и и главное, её деньги. Так сказать, «золото партии». Всего лишь секретарь фюрера – а выходит, не «всего лишь», а «целый»!
Будто вспомнив о забытых обязанностях, наступила пауза. Наступила как на сказанное, так и на возможное продолжение: вспомнив о режиме, Семён Ильич быстро взглянул на часы.
– Ого! Заболтались мы с Вами, товарищ Сталин! Пора заняться делом!
Хозяин огорчённо крякнул, и нехотя выбрался из шезлонга: процедурам он явно предпочитал завершение разговора. Понять его было можно: уже третий месяц вождь почти не занимался государственными делами. То есть, текущими вопросами он не занимался вообще, отдав это дело на откуп соратникам по Президиуму ЦК и Совету Министров. Решение вопросов стратегического порядка оставалось прерогативой Хозяина, но больше в теории. Да и дача – не Кремль, где Сталин не был уже несколько месяцев. Не тот символ. А этот разговор, пусть и в минимальной степени, возвращал ему статус политика. Действующего, а не находящегося на излечении, не говоря уже о пенсии.
– А кровеносные сосуды мы Вам поправим, товарищ Сталин, – поддержал и руку, и дух Хозяина Браилов. – И без операции, одними терапевтическими средствами!
Хозяин вздохнул уже менее трагично: какой-никакой, а мажор…
Глава пятнадцатая
Браилов ошибся в своих оценках интереса Сталина к предмету разговора: Хозяин никогда и ничего не говорил «просто так». И очень скоро Семёну Ильичу пришлось убедиться в верности этого утверждения – равно как и в ошибочности своих взглядов «на предмет». И то, и другое случилось одновременно.
После одного из сеансов терапии, на которых Браилов посредством инъекций производил расширение просвета кровеносных сосудов и укрепление их стенок, пациент вдруг – и совершенно вне контекста общения – — поинтересовался тем, какой у него был чин в СС.
Браилов ответил чисто механически, не успев не только задуматься о причинах такого любопытства, но и оторваться от шприца.
– Оберштурмбанфюрер. Оберст-лейтенант «на деньги вермахта».
– То есть, подполковник?
– Так точно. Я получил это звание в июле сорок третьего, буквально за три дня до начала операции «Цитадель».
– А какую должность Вы занимали в Главном управлении имперской безопасности?
– Возглавлял один из подотделов в Шестом отделе.
Сталин медленно опустил закатанные рукава свитера.
– Уже в сорок третьем, в СС, где звания просто так не давали, Вы были подполковником. А дома, в пятьдесят третьем – всё ещё майор. Почему так?
Браилов почти равнодушно пожал плечами: вопрос давно перестал быть для него актуальным. Потому, что лечит, как известно, не только доктор, но и время. И среди его пациентов доктора – не исключение.
– Об этом лучше было бы спросить Лаврентия Палыча…
Словно не расслышав ответа, Сталин продолжил уже, как бы про себя и для себя:
– По Вашим летам, стажу и заслугам Вам давно уже пора быть генерал-лейтенантом.
Браилов добродушно улыбнулся.
– Ну, так, уж, и «генерал-лейтенантом»…
Сталин тем временем привёл в порядок одежду – и решительно показал Браилову, что в делах шутки неуместны. Как минимум, в делах с его участием, независимо от того, сам он напросился на участие, или участие на пару с делом попросили его об этом.
– Будем считать вопрос решённым. С сегодняшнего дня Вы – генерал государственной безопасности 2 ранга. Лечение моё подходит к концу, и Вам пора «устраиваться» на работу.
– А…
– Никаких «а»! Не только Кальтенбруннеру нужны верные люди, но и мне! И тоже не только «свои», но и умные! Я думаю назначить Вас начальником Главного управления охраны, а к этой должности прилагаются лампасы. В обязательном порядке.
– А как же лечение? – успел вставить слегка ошарашенный Браилов: он ещё не оправился от свалившегося на голову «подарка судьбы». «Манна небесная» тоже имеет свой «удельный вес».
Хозяин снисходительно улыбнулся.
– Лечение от Вас никуда не денется, так же, как и от меня. Вы теперь мой лекарь до гроба.
Семён Ильич благоразумно не стал уточнять, до чьего именно. Но и Хозяин «пощадил нюансами» – уже «заходил на тему»:
– Лечить будете, совмещая.
– Что с чем? – всё-таки, слегка обнаглел Браилов.
– Лечение с охраной! – «приговорил шутку» Хозяин – и она «приказала долго жить». – Я понятно расставил приоритеты?
Браилов поспешно кивнул: куда, уж, понятнее. Зарождавшийся протест так и не зародился.
– И учтите, что это назначение – не только и не столько благодарность за то, что Вы сделали для меня.
– ???
– «И на старуху бывает проруха». Нет безгрешных старух.
Аллегория была настолько прозрачна, что не требовала «подключения криптографов». Впервые на памяти Браилова Хозяин признавал ошибки, пусть «всего лишь по линии кадров».
– Кстати, Президиум Верховного Совета уже издал Указ о присвоении Вам звания Героя Советского Союза за деятельность по пресечению антисоветского государственного переворота.
Семён Ильич не стал возражать: бесперспективно, претенциозно – нечего кокетничать! – да и как-то не хотелось. «Герой Советского Союза генерал Браилов» – это звучало!