– Чего именно?
– Ну, как это… «не вливайте молодое вино в старые вехи»?
Лагерфюрер смеется и одобрительно хлопает меня по плечу.
– Неплохо!.. Ну, что ж: прямотой – за прямоту!.. Представьте себе, не боюсь. Мы заскорузли в старых формах, и «молодое вино из Вас» поможет их осовременить. А ещё нам… мне нужны люди, которые имеют собственное мнение и не боятся его высказать. У нас таких давно нет. А из всего этого контингента такой – лишь Вы.
Губы лагерфюрера кривит презрением.
– Остальные – «травоядные». Но и в этом качестве они пригодятся нам. Мы нуждаемся не только в мозгах, но и в мускулах. Пятьдесят пар рук – это немало даже для такой немаленькой общины, как наша. Тем более что все эти руки – из Казахстана. Значит, в отличие от кондовой Руси, они умеют работать… и не будут валять дурака.
Визави подаётся ко мне так близко, что его лицо почти наезжает на моё.
– А ещё нам нужен толковый юрист-хозяйственник. Мы изучили Ваше досье. Особое внимание было уделено Вашей работе юрисконсультом. Я сразу же понял, что Вы – именно тот, кто нам нужен.
С миной удивления жму плечами.
– Стоило ли городить огород?! У вас тут, в Канаде, юристов – как собак нерезаных. Наверняка, полно их и среди русских эмигрантов. Почем было не обратиться к ним – вместо того, чтобы обманом завлекать кого-то с «исторической Родины»?
Лицо визави кривит скепсисом.
– Как говорится, рад бы в рай, да грехи не пускают. Здешний народ, дорогой Александр, основательно испорчен капитализмом. Истинно верующих почти нет: подавляющее большинство – хрестоматийные фарисеи. То, есть, притворяются и лицемерят. А многие не считают нужным делать и этого: просто не верят в Бога.
Тяжкий вздох исходит из груди контрагента.
– Вот и получается, дорогой Александр: на буржуазную расчётливость, иначе говоря, корыстолюбие, накладывается ещё и безверие, порождённое, как ни парадоксально, всё тем же капитализмом. Эту публику сюда…
– … и калачом не заманишь?
– Нашим «калачом»! – выразительно дорабатывает пальцем вверх лагерфюрер. – Эта публика знает цену. И не столько себе, сколько на услуги такого рода. Многим из этих людишек цена – грош в базарный день. Но…
Под очередной протяжный вздох контрагент разводит руками.
– … спрос на юридические услуги здесь, увы, постоянный. Что-то перепадает и им, а значит, поднимает их стоимость. Как итог, нам эта публика не по карману.
– Понятно.
Теперь уже я вздыхаю.
– Значит, я буду у Вас примерно на том же положении, на котором Эзоп был у Ксанфа?
Лагерфюрер честно выпучивает глаза и честно же отвешивает челюсть.
– Не понял?
– Эзоп – древнегреческий раб-философ, баснописец, консультант и спаситель своего хозяина по имени Ксанф.
Лагерфюрер улыбается, но с изрядной долей смущения. Даже гладко выбритую щеку скребёт «под тем же соусом», то ли притворяясь, то ли взаправду.
– Ну, зачем так сразу, дорогой Александр…
– А, что: я не сразу буду рабом? – тут же выхожу я за рамки.
Преодолевая смущение, лагерфюрер прочищает горло. Делает он это неспешно и основательно: тянет время, заодно подбирая мысли и слова.
– Ну, это не совсем так…
– Что именно «не совсем»?
– Ну, вот это: «раб»…
Усмехаюсь: сейчас можно. Немножко, конечно… чтобы не забываться и не забывать, что излишняя смелость вредит не только карьере, но и здоровью.
– Уж, не хотите ли Вы сказать, что я прямо сейчас свободен на все четыре стороны?
Контрагент снова даёт смущение, и снова качественное и даже художественное, но на этот раз предельно экономное.
– Нет, чего нет – того нет…
И тут же он оживляется.
– Но, в отличие от остальной публики, Вы будете иметь преференции.
– Когда и какие? – «не засиживаюсь» я «в окопе»: момент-то – судьбоносный, пусть и который, уже, по счёту.
– «Когда»?
Лагерфюрер берёт паузу на размышление. Пауза – явно для меня: наверняка, всё было решено им ещё до того момента, когда я погрузился в самолёт. Даже раньше: как только я попал на карандаш. Этот вывод я делаю уже на том основании, что пауза длится всего лишь несколько мгновений: для неподготовленного человека – «скорострельность» невероятная. Не вызывающая доверия, то есть.
– У нас в работе несколько имущественных споров: что-то пытаются отнять у нас, что-то пытаемся вернуть мы.
Лицо визави сереет.
– Но это не самое плохое… Гораздо хуже то, что нас хотят закрыть.
– Кто?
Я и сам слышу, как дрожит мой голос: любопытный поворот намечается.
– Власти, – сквозь зубы цедит лагерфюрер.
– За что, если не секрет?
Визави хмурится и косит в меня сердитым глазом.
– Не секрет – для Вас.
Он выдерживает паузу в расчёте на моё «почему?», но я даже глазом не веду: нечего «баловать мальчонку». Дяденька понимает это и «возвращается к микрофону». Разумеется, «по дороге» он не может «не пнуть меня».