Ещё больше «потеряв в росте», Кацнельсон даже не пытался стряхнуть пыль с ушей.
– Изя мне сказал… Ну, в общем он сказал мне, что получил на хранение Ваши чемоданы… Ну, и догадался, что в них… Он также мне сказал, что Вы обещали ему за хранение жалкие десять монет – да и те наверняка «зажилите»… Поэтому он предложил мне помочь ему…
– Ну, это я уже слышал! – перебил его Федулов. – Ты лучше ответь мне на такой вопрос: кто-нибудь из вашего племени взялся бы за хранение чемоданов известного ювелира, не получив задатка и не выторговав приличной суммы под расчёт?
Кацнельсон даже в такой неподходящий момент ухмыльнулся. Явно – на тему «ищи дурака!»
– И ещё: когда это еврей не получал обещанных ему денег, тем более под такой залог?
Ответом Лесь Богданычу на очередной его вопрос было красноречивое сопение Хаим Соломоныча.
– Ну, вот!
Очередные килограммы грунта полетели на Кацнельсона.
– Хорошо, хорошо!
Погребаемый Хаим пока ещё смог отработать руками жест согласия.
– Версия номер три? – усмехнулся Федулов. – Надеюсь, последняя – ибо мне работы тут осталось минут на десять, не больше!
Осыпаясь твёрдой степной землёй, Кацнельсон в знак согласия молча кивнул головой.
– Изя сказал мне, что Ваша судьба и так решена – так зачем же добру пропадать! Он дал мне двадцать золотых «десяток» за помощь… Ну, чтобы я «имитировал» его смерть. Для этого я должен был на глазах у соседей на своей телеге проводить его за город, а потом вернуться один и на расспросы отвечать, что Изю в куски изрубили «незалежники» – прямо у меня на глазах!
Лесь Богданыч иронически хмыкнул.
– Ну, насчёт соседей ты не ври: не для соседей вы с Биберзоном старались!
– Ваша правда, – уронил голову Кацнельсон. – Изя сказал, что Вы всё равно не успокоитесь, и будете его искать. Надо, дескать, «запустить дурочку»… И поэтому мы с ним соорудили здесь… вот это…
– Чтобы предъявить их потом дураку Федулову, если тот вдруг выйдет на Хаима Кацнельсона?
Хаим Соломоныч ещё раз взбодрил голову. Лесь Богданыч с размаху воткнул штык лопаты в землю.
– Молодцы! Задумано неплохо – да исполнение «подкачало».
В одном случае – с домашними заготовками – явно перестарались, в другом – с «могилами» – явно недоработали. Думали, что Федулов и так сожрёт, не подавится?
Кацнельсон удручённо развёл руками: и на старуху бывает проруха.
– Значит, Вы были вдвоём? Как же ты не воспользовался такой возможностью?
Явно намекая на возможность переприватизации своего имущества – теперь уже Хаим Соломонычем – Федулов коротко хохотнул. Ответ незадачливый предприниматель выдал неожиданно злым голосом.
– Как же, воспользуешься тут, если эта ведьма Софа не выпускает из рук дробовика, и еле сдерживается от того, чтобы не пальнуть меня в превентивном порядке! Если бы мы были вдвоём!..
– Эх, люди-человеки!.. Ладно!
Лесь Богданыч взглянул на небо: солнце уже клонилось к закату. К «закату» клонилось и выяснение отношений с Кацнельсоном. Пора было «закругляться».
– Заболтались мы с тобой, однако – а мне ещё Изю надо навестить. Давай, быстренько выкладывай адрес – и я тебя, может быть, помилую!
Кацнельсон всхлипнул.
– Он сказал, что будет подаваться в Крым… Дескать, с такими деньгами в Совдепии всё равно не развернуться… Наверно, попытается осесть где-нибудь на Южном берегу… А если «красные» погонят «волонтёров» – то вместе с ними переберётся за границу.
Он поднял на Федулова слезящиеся глаза.
– Богом клянусь – теперь я сказал правду!
Игнорируя запрос, ювелир молча стал облачаться в сюртук, который он снял перед началом работы. Одевшись, он спокойно сел на телегу, и взялся за вожжи.
– А как же я? – донёсся из ямы истерический выкрик Кацнельсона.
– Ах, да!
Словно вспомнив, Лесь Богданыч спрыгнул на землю. Воспрянувший духом Хаим Соломоныч, стоя по грудь в земле, тщетно задёргался нетренированным телом. Федулов медленно подошёл к краю «могилы», выдернул лопату из земли – и вместе с ней вернулся к телеге.
– Эх, добрый я человек!
Явно сожалея о своей доброте, он аккуратно обернул лопату мешковиной и уложил её на дно телеги.
– Другой бы на моём месте начатое-то закончил – а я вот, видишь, расчувствовался некстати… Н-но, трогай, милая!
И, не обращая уже внимания на вопли обезумевшего от страха Кацнельсона, он решительно встряхнул вожжами…
…Только под утро ехавшие мимо селяне извлекли продрогшего до костей Хаима Соломоныча из места его «временного захоронения». Напрочь лишившийся голоса от холода и пережитых страданий, Кацнельсон так и не смог объяснить спасителям, каким образом он оказался посреди степи один, да ещё в таком незавидном положении. Когда же спустя некоторое время к нему возвратилась способность издавать членораздельные звуки, он предпочёл остаться в образе идиота, для чего ему уже и не надо было особенно стараться…
Глава четвёртая
Робкий стук в дверь удивил Наташу: кто бы это мог быть в такое время? Но ещё больше она удивилась, когда открыла дверь: на пороге стоял непривычно корректный, робко улыбающийся и даже весь какой-то
застенчивый капитан Концов.
– Добрый день, Наталья Николавна!
После этого Наташа уже не могла не раскрыть рот от удивления. Никогда ещё за всё время общения капитан не здоровался с ней – тем более, таким, донельзя куртуазным для него, образом.
А Павел Андреич, тем временем, продолжал шокировать связную ещё более изысканным политесом.
– Я, конечно, понимаю, что – не вовремя… Да и день сегодня – не связной… Но обстоятельства вынуждают меня… взять на себя смелость… нарушить Ваш покой… так сказать – и вот…
И, словно «добивая» связную, Концов скомкал речь, и сконфуженно улыбнулся. С трудом Наташа пришла в себя.
– Да Вы проходите, Павел Андреич! Что же это мы с Вами – на пороге-то?
– Можно, да? – совсем «убил» её Концов, и, скользнув спиной по дверной коробке, просочился внутрь.