«Два миллиона! И не каких-то, там, „керенок“: фунтов стерлингов! Настоящих!»
Следом за этой мыслью, всего лишь констатирующей факт наличия в природе такой суммы, пришла другая, конкретная и персонифицированная.
«И всё – этим двум ловкачам! Не жирно ли будет?! Я, конечно, не притязаю на всю сумму – но от куска не отказался бы! Вопрос: как урвать?»
Павел Андреич наморщил лоб. Ни снующие в приёмной телеграфисты, ни внеурочные посетители, робко жмущиеся по углам или же совершающие неуверенные телодвижения в направлении стола, не могли отвлечь его мозги от работы.
«Ну, что ж: пойдём по вехам! Заминка у „подельников“ заключается в двух моментах: кому и где? Насчёт „где“ Его превосходительство, кажется, предложил вариант решения: Одесса. Вот на этом можно сыграть. Судя по информации ВУЧека, в ближайший месяц никаких перемен на фронте не предвидится. У „красных“ идёт накопление сил перед решающим броском, у „белых“ – перегруппировка в целях упорядочения „драпа“. Следовательно, до февраля, как минимум, Одесса останется в руках „белых“. Отсюда – вывод: если Одесса останется в руках ВСЮР, то никаких кораблей Красного Флота в Чёрном море не может быть и в теории: заблудившиеся катера – не в счёт! То есть, атаковать союзный конвой с продовольствием будет попросту некому – какие бы координаты ни выдумывал генерал! Мне остаётся лишь получить достоверную информацию об отсутствии чрезвычайных происшествий в Чёрном море из надёжного источника – и дело в шляпе! Так, очень хорошо!»
У Концова от возбуждения зачесались ладони. Решение наклёвывалось – активно и всерьёз.
«А какие источники можно считать надёжными? Ну, во-первых, радиоперехват: у нас в штабе этого добра – хоть задницей ешь! Во-вторых, данные нашей – то есть, «белой», гидрографической службы! В-третьих – информация из регистра Ллойда: уж, ей попробуй не поверить! С таким материалом скомпрометировать «дезу» Кобылевского – как два пальца…
Шантаж? Да, шантаж! А что делать?! Иначе от этой краюхи не отщипнуть ни крошки! А так: приду к Кобылевскому, выложу на стол документы, и скажу: «Или… (ну, подумаю, какая сумма) – или я всё это вместе с Вашим донесением Иван Антонычу об исчезновении транспорта с грузом отправляю в Ставку! Для сравнительного анализа!»
Концова так взволновали мысли о близости локотка и возможности его укушения, что лоб его покрылся мелкими бисеринками пота. Капельки остро пахнущей влаги быстро превратились в шустрые ручейки, и потекли по щекам и загривку старшего адъютанта. Но, «дум высоких полн», Концов и не обращал внимания на такие пустяки.
«Сопоставив убойные документы с этой лабудой, всякий здравомыслящий человек согласится с тем, что часть – меньше целого! И чтобы не потерять целое, проще уступить часть! А Его превосходительство – не дурак. Поперёк здравого смысла он не попрёт! Если только…»
От внезапной мысли Концов остро почувствовал, как моментально увеличилось потоотделение, и тревожно резануло живот.
«…Если только этот негодяй не решится «убрать» меня! А ведь ему это сделать – те же «два пальца»… Скажет, что согласен, но ему надо заручиться ещё и согласием «подельника… Или же попросит обождать, пока доставят деньги… И когда я, как последний дурак, соглашусь – меня и «передадут архангелам»: «за милую душу» и без проблем!»
Краем глаза Павел Андреич заметил в зеркале, как побледнело его лицо: побледнеешь, тут! Подрагивая конечностью, он провел рукавом кителя по влажному лбу.
«Нет, так не пойдёт! Раскрывать себя нельзя ещё и потому, что это – конец разведчика Концова! А что конец гражданина Концова, что конец разведчика Концова – один хрен! Тот, который редьки не слаще! Пошлю-ка я лучше Кобылевскому анонимное письмо: дескать, мне всё известно, а в обмен на молчание я прошу сумму… ну, размер её я определю позднее! Потом назначу время и место передачи денег – и дело в шляпе!»
Концов задумался: дело почему-то не желало лезть в шляпу.
«Упрощаю! „В шляпе“! Какой, там, хрен, „в шляпе“, когда надо продумать, где и как произвести обмен – да ещё остаться неузнанным! „В шляпе“… В жопе! Тут ещё – думать и думать!»
Павел Андреич энергично помассировал виски.
«Итак, я напишу письмо с ультиматумом: если к такому-то сроку не передашь… – ну, и дальше, всё, что положено! Кобылевский, естественно, принимает это предложение, и вокруг места встречи расставляет своих ищеек. Он – не такой дурак, чтобы не попытаться взять меня „на живца“! Я же, в свою очередь…»
Концов поскрёб лоб: и что он – «в свою очередь?»
«Так, значит, он расставляет своих людей в радиусе, допустим, тридцати-сорока метров от места закладки портфеля с деньгами… Но, зная подлый характер Чуркина, я сам за деньгами не сунусь! Чуркина… Почему – Чуркина? А почему бы и нет?! В таком деле без него Кобылевскому не обойтись! И Чуркина совсем не обязательно посвящать в детали! Ему достаточно будет сказать, например, то какой-то негодяй шантажирует командующего разглашением сведений интимного характера. Оснований не верить этому доводу – никаких. Потому что полно оснований верить!»
«Определив» полковника к делу – и к себе – Концов «успокоился». За Чуркина можно было уже не волноваться: он в стороне не останется. «Приговорив» очередную негодную мысль, Павел Андреич мог спокойно переходить к следующей беспокойной мысли.
«Так… А, если… если назначить место встречи, допустим, на вокзале? Подгадать к прибытию поезда, в толпе выхватить портфель из рук курьера – и опять нырнуть в толпу?.. Да, а вдруг поезд опоздает, и курьер не станет меня дожидаться? Или же не будет никакой толпы? Или она быстро рассосётся, а я не успею схватить портфель? Или успею схватить, и даже нырну в толпу – а меня поймают? Где гарантия, что не поймают? Нет такой гарантии: я ведь – не чемпион по бегу!»
Проявляя несвойственную себе рассудительность, Павел Андреич совсем расстроился. По этой причине он извлёк из тумбы стола «заначенный» там «мерзавчик», и взбодрился сотней граммов. Мыслительный процесс сразу пошёл живее.
«Значит, и этот вариант отпадает! Надо придумать что-нибудь пооригинальнее… А что, если назначить место закладки портфеля где-нибудь в кустах, на какой-нибудь пыльной улочке на окраине города? И вместо себя запустить… ну, например, беспризорника – за буханку хлеба? Он нырнёт в кусты, схватит портфель – и дёру! Попробуй, поймай беспризорника!»
Концов вздохнул.
«А вдруг поймают – и этот дурак обрисует меня? Или ещё хуже – не поймают, и он удерёт с моими деньгами! А я – уже дураком за него – останусь с его буханкой? А, что – вполне: тот, ещё, народец!».
Находясь в глубокой задумчивости, Концов случайно упал взглядом на остаток бодрящей влаги в «мерзавчике» – и судьба её была решена.
«Нет, всё это – херня!»
Павел Андреич вздрогнул. Ему показалось, что он начал думать вслух. Поэтому он «по-шпионски» искосил глазом «окрестности». Однако, кроме регулярно появляющегося и исчезающего Микки, никого в приёмной не было. Похоже, если что и было выдано им вслух, то лишь такое, после чего всех посетителей классически «сдуло ветром». Скорее всего – что-нибудь «не из книжек».
Успокоенный «отсутствием наличия», Павел Андреич продолжил экскурсию по мыслям.
«Значит, момент передачи денег исключается… Даже, если именно в это время и именно в эти кусты забредёт какой-нибудь засранец, и его по ошибке примут за меня, это не увеличивает моих шансов на получения денег! Я могу просто не успеть нырнуть следом за ними в кусты и схватить портфель! Да и потом: а вдруг в портфеле не будет денег? Даже – обыкновенной „куклы“?»
Павел Андреич оперативно похолодел. Потом, как и положено, его бросило в жар – и он «закалился». То есть, решительно отказался и от этой мысли.
«А ведь так и будет! Значит, и от „наличных“, и от шантажа придётся отказаться… Но как же, в таком случае, снискать хлеб насущный? Дела-а-а…»
Подперев кулаком подбородок, Концов пригорюнился. Глаза его бессистемно пошли гулять по приёмной. И вдруг…
«Чёрт возьми!»
С демонстрацией «Эврики» капитан особо не мудрствовал: шлёпнул себя ладонью по голове.
«Как же я забыл об этом: посредничество! Мне надо продать эту идею денежному человеку – и получить свой законный процент за посредничество!»
Он начал торопливо перебирать в памяти всех своих денежных знакомых. Их число было невелико: среди знакомых Концова преобладали люди в диапазоне от просто безденежных до откровенных мотов. Но капитан упорно продолжал тасовать их имена до тех пор, пока, наконец, не добрался до нужного.
«Вот: Платон Иваныч, Наташин папа-муж! Самое – то! Лучшей кандидатуры и не найти!»
Ничуть не заботясь о том, что его в любую минуту может вызвать симулирующий трудоголика Вадим Зиновьич, и даже не считаясь с тем, что и день сегодня – не связной, Павел Андреич стремительным шагом вышел на крыльцо штаба – и решительно направился к знакомому дому…
Глава третья
…Целый месяц Лесь Богданыч Федулов вынужден был проваляться на больничной койке «благодаря» неожиданному коварству Исаак Рувимыча Биберзона. Времени для размышлений у Лесь Богданыча было более чем достаточно – и это позволило ему прийти к твёрдому решению отыскать «Иуду», примерно его наказать и вернуть «кровное».
Покинув больничные стены, Лесь Богданыч не стал возвращаться в разгромленную квартиру. Да и возвращаться было некуда: пока он отсутствовал, функционеры домового комитета, руководствуясь принципом «свято место пусто не бывает», в каждой комнате бывшего федуловского жилища расселили по рабоче-крестьянской семье.
Лесь Богданыч не стал оспаривать действий местных властей ни в судебном порядке, ни на уровне бытовой ругани. Тем более что в планы его не входило задерживаться в Киеве. Вспомнив всех своих дебиторов, он, по недавнему примеру «товарищей из Чеки», начал их планомерный обход.
Но возврат долга занимал его сейчас меньше всего. Ведь, даже в случае благородства всех должников, выручка не потянула бы и доли процента от утраченного. Куда больше Лесь Богданыч желал получить хоть какие-нибудь сведения о месте теперешнего пребывания Биберзонов. Он сразу же дал понять должникам, что тот из них, кто поделится с ним информацией об Изе и Софе, может рассчитывать на снисхождение к долгам вплоть до полного их списания. Тот же, кто попытается всучить ему «липу», вернёт всё до копейки с процентами. Каким образом? Очень просто: под угрозой «стука» в Чека.
Большинство должников оказались не в состоянии ни расплатиться с долгами, ни предоставить Федулову ничего стоящего. Весь урожай бывшего подпольного миллионера составил с полсотни николаевских «десяток» да полдюжины и не нуждающихся в проверке небылиц.
И только под конец обхода, в одном из домов Лесь Богданычу повезло. Некто Хаим Кацнельсон, позаимствовавший у него в своё время под большой процент солидную сумму «на развитие бизнеса», сообщил, что лично сам участвовал в захоронении Изи и Софы, безвременно павших от руки «незалежников». Со слов Кацнельсона, Изя, как человек болезненный и «маломощный», попросил его – за плату, конечно – помочь выбраться из города с двумя большими чемоданами. Объяснил он это тем, что решил поискать более спокойного места для проживания.
Он, Хаим, разумеется, не мог отказать в помощи единоверцу – тем более, когда речь идёт о солидном вознаграждении! Он даже предложил Изе «не светиться» с чемоданами, а использовать для их перемещения телегу – что и было сделано.
Всё шло хорошо до тех пор, пока за городом они с Изей и Софой не напоролись на одну из бесчисленных «незалежничьих» банд. Имущество Изи перешло в руки этих разбойников, а чета Биберзонов – в мир иной. Как удалось спастись ему, Хаиму? Оказалось – по чистой случайности. Перед тем, как на них налетели бандиты, он пошёл «до ветру», в густые кусты, откуда и наблюдал за всем этим кошмаром. Ему же пришлось в одиночку предавать земле тела единоверцев. И за что? За какой-то жалкий аванс в пару золотых десяток – ведь всю сумму Изя обещал уплатить только после того, как они проследуют зону боевых действий. Вот как не повезло бедному еврею – это уже не об Изе, а о нём, о Хаиме!
Федулов молча выслушал эту трагическую исповедь, бесконечное число раз прерываемую душераздирающими воплями. И когда Хаим, наконец, замолчал и оставил своё намерение дорвать последний волос на голове, Лесь Богданыч вежливо попросил того показать ему могилы «безвременно почивших в бозе» Изи и Софы. За соответствующее вознаграждение, конечно.