ШиКоКуГ, а также Врубель. Рассказы о художниках
Александр Дорофеев
Рассказы о жизни пяти известнейших художников России – Иване Шишкине, Константине Коровине, Борисе Кустодиеве, Николае Ге и Михаиле Врубеле.
ШиКоКуГ, а также Врубель
Рассказы о художниках
Александр Дорофеев
© Александр Дорофеев, 2022
ISBN 978-5-0055-9169-2
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
ПРОСТО ШИШКИН
Иван Иванович Шишкин. Пожалуй, не сыщешь более привычные, простые для русского уха имя, отчество и фамилию.
И, кажется, они полностью соответствуют творчеству этого художника, которое трудно назвать замысловатым или изысканным.
Но, как говорится, где просто, там ангелов со сто.
Можно ли различить этих ангелов над лесами и полями в картинах Шишкина? Наверное, кто-то увидит их среди сосен и дубов. А другой, ничего не разобрав, останется вполне равнодушным к повествовательной простоте этих пейзажей.
Точно так же, как у кого-то ёкнет сердце при звуке Ела-бу-га, а иной пропустит мимо ушей, будто привычный гудок парохода.
Тихий провинциальный городок Вятской губернии Елабуга стоит при впадении реки Тоймы в Каму. Издали виднеются на фоне тёмного соснового бора белые дома и церкви, вытянувшиеся по набережной.
Возникла Елабуга в 16 веке на месте села Трёхсвятского, откуда и происходил род Шишкиных, – так сообщается в книге «Жизнь елабужского купца Ивана Васильевича Шишкина, писанная им самим в 1867 году». Само название напоминает о древних русских былинах с героями-богатырями, мастерами на все руки.
Отец Иван Васильевич, родившийся ещё при императрице Екатерине Великой, был весьма уважаемым в городе человеком. Он торговал хлебом, сплавляя зерно на баржах по Каме и Волге. Ему не довелось закончить даже церковноприходскую школу, однако он самостоятельно усвоил начала многих наук и стремился употребить эти знания на практике. Служение обществу значило для него чрезвычайно много.
Хоть и не был богат Иван Васильевич, а на свои деньги создал систему городского водопровода. Написал книги «История города Елабуги» и «Практическое руководство к построению разных мельниц», а также разработал проект снабжения водой города Казани.
До всего ему было дело – труженик, как говорится, непоколебимый. В городе его считали учёным и, естественно, немного не от мира сего. Этакий елабужский Кулибин.
Кроме того, занимался Иван Васильевич археологией. Реставрировал древнюю башню на Чёртовом городище близ Елабуги и участвовал в раскопках известного Ананьинского могильника. Московское археологическое общество избрало его почётным членом.
Он был и старостой, и бургомистром, и городским головой. Славился неподкупной честностью и прямотой.
Увы, все эти прекрасные качества часто приводят к затруднительному материальному положению. Торговые дела шли так себе, кое-как. Из купцов второй гильдии Иван Васильевич спустился в третью, а затем вообще выписался из купеческого сословия и стал мещанином.
Старший его сын Николай рано бросил учёбу. Помогал отцу в торговле, но без всякого желания, спустя рукава. Страстно увлекался музыкой и пением. Играл на гитаре, подбирая мелодии к полюбившимся стихам. Охота, весёлые гулянки, всевозможные приключения заполняли его досуг.
Конечно, Ивану Васильевичу хотелось, чтобы был в роду продолжатель его дела, истинный наследник, а не вертопрах.
Ему было сорок лет, когда 13 января 1832 года родился поздний сын Иван. Все свои надежды возлагал он на младшего, последнего сына, которого в народе обыкновенно называют поскрёбышем.
Впрочем, дело отцовское Иван так и не продолжил, зато окончательно и бесповоротно прославил фамилию Шишкиных, да и саму Елабугу.
Если считать по календарю друидов, – жрецов древних кельтов, особенно почитавших леса, – появился Иван на свет под знаком вяза, высокого дерева с раскидистой кроной, большого, стройного, красивого. Такие люди весьма привлекательны для окружающих. Они не любят усложнять жизнь, спокойны и уравновешены, открыты и прямы, верят в доброту и порядочность. У них здравый рассудок и искусные руки. Главные их черты – наблюдательность и реализм. Дело, которое защищает такой человек, – всегда благородно. Рано или поздно он обязательно добьётся признания.
Пожалуй, сложно охарактеризовать точнее будущего художника-передвижника, всю свою жизнь писавшего портреты деревьев. Правда, в основном это были сосны и дубы. Вязы в Вятской губернии то ли не слишком распространены, то ли не привлекали внимание Шишкина. Если и встречались на его картинах, то как эпизодические персонажи, статисты.
Говорят, с самого раннего детства Иван Иванович не выпускал из рук мел и уголь, расписывая замысловатыми фигурами любую подходящую поверхность – стены, двери, заборы, ворота…
Мама Дарья Романовна бывало спрашивала, что это такое тут накалякано. «Дерево», – отвечал маленький Иван Иванович, совсем не смущаясь и не обижаясь.
Частенько соседи жаловались на него, обзывали «мазилкой», и ему не раз приходилось смывать свои рисунки.
Вообще его привлекало рукоделие. Занимался он резьбой по дереву и камню. Известно, что на токарном станке выточил как-то из песчаника маленькую Александрийскую колонну, конный памятник Петру1 и подсвечник в виде монаха. Колонна и подсвечник, ещё куда ни шло, но вот конный памятник требует, конечно, большого прилежания и труда. Видно, руки у Ивана действительно были искусными от рождения.
Отец намеревался дать младшему любимому сыну самое хорошее образование, чтобы не только руки, но и голова активно участвовала в жизни.
После того, как Иван окончил елабужское уездное училище, папенька в 1843 году отвёз его в Казань, где определил в первую городскую гимназию. Именно в это время в Москве открылось Училище живописи, ваяния и зодчества.
Гимназическая пора была не лучшей в жизни Ивана Шишкина. Строгие порядки тяготили его. Он скучал по родной Елабуге. Единственный, пожалуй, светлый момент в тех казанских потёмках – это дружба с Александром Гине. Они много читали, рисовали, спорили об искусстве, обсуждали, какие картинки лучше послать в подарок домашним.
«Как не хочу я становиться чиновником, – признавался приятелю Иван, – В страшных снах вижу себя в мундире, с золотыми пуговицами!»
Судьба надолго связала этих молодых людей. Они вместе будут учиться и в Москве и затем в Петербурге.
В 1848 году, приехав на летние каникулы в Елабугу, Шишкин наотрез отказался возвращаться в казанскую гимназию, настолько ему там опротивело. Как ни странно, никто из родных особенно и не возражал. В семье в общем-то привычны были к недоучкам.
Отец даже сочувственно воспринял настроение сына, однако не мог считать серьёзным делом его увлечение рисованием. Желая направить своего младшего на правильный путь, попробовал дать ему несколько торговых поручений. Но сынок проявил полную несклонность к такого рода занятию.
«Не растут на ели яблочки, а одни лишь шишки», – мудро решил Иван Васильевич, и не то чтобы махнул на сына рукой, а просто оставил его в покое.
Правда маменька Дарья Романовна была страшно удручена тем, что её Ванюша всю жизнь намерен возиться с карандашами, углём и красками. Да и старший брат Николай остался недоволен – он уже рассчитывал переложить часть своих хозяйственных обязанностей на плечи Ивана.
Иван Иванович, которому исполнилось 16 лет, переживал, конечно, семейные неурядицы. Его тянуло из дому в окрестные дикие леса. Целыми днями бывало бродил он среди деревьев, присматриваясь к ним и делая рисунки с натуры.
Он мечтал найти вдруг в непроходимой чаще Богатый лог, где по тамошней легенде хранились несметные разбойничьи клады в сундуках, подвешенных на железных цепях.
А дома часами просиживал, запершись в своей комнате, над журналами и книгами, восполняя пробелы образования.
Сделался он в ту пору молчалив и нелюдим. Точно юный леший. Душа его была смятенна. «Моё ли это призвание – быть художником?» – думал Шишкин.
Он всячески себя испытывает. Копирует маслом литографию К.К.Штейбена «Покушение стрельцов на жизнь Петра 1». Рисует чёрной тушью несколько своих портретов – при свечах, кричащий, разинувший рот. Делает копии книжных иллюстраций. Пробует писать акварелью развалины башни на Чёртовом городище.
В августе 1850 года в Елабуге случился большой пожар, в котором сгорело около ста домов. И дом Шишкиных тоже был сильно разрушен. Хорошо, что муж старшей сестры Д. И. Стахеев смог выделить 50 золотых полуимпериалов для восстановления жилища.
Юноша Иван Иванович не был суеверным человеком, придерживался вполне передовых по тем временам научно-механистических взглядов, куда и церковь не очень-то помещалась, но пожар воспринял как знак – пора, мол, уезжать из Елабуги, подталкивают его прочь на поиски своей судьбы. Только вот куда ехать?
Ещё в Казани, будучи гимназистом, Шишкин мечтал о петербургской Академии художеств. Да уж очень далеко до столицы – неведомый, почти сказочный город Петербург. Папенька Иван Васильевич первым из елабужан посетил его, и ничего утешительного не рассказывал.
«Москва куда ближе, – говорил он, – и для купца приветливей».