Дорога на фронт

Все тут же положили поклажу на пол, сколоченный из щелястых досок. С большим наслаждением, молодой лейтенант упал на мягкие ворохи душистой травы.

Первым делом, зенитчик стянул с себя сапоги и повесил на них влажные от пота портянки. Поставив обувь в ногах, он откинулся на спину, потянулся всем телом и блаженно закрыл уставшие за день глаза.

Лежавшие рядом, Тофик с Кареном слегка повозились. Устроились, как можно удобнее и мгновенно заснули. Яков хотел тут же последовать заразительному примеру бакинцев. Тут до него долетел тихий голос майора. Парень невольно прислушался.

С первой встречи со Степаном Сергеичем, Яков сразу отметил, что перед ним весьма необычный мужчина. Он пригляделся к майору внимательней и убедился, что ничуть не ошибся.

Седовласый майор оказался настоящим волшебником в обращении со всеми людьми. Он без всяких проблем находил общий язык абсолютно со всеми, кто находился вокруг. Раньше, парень только читал о таких неординарных субъектах. Он знал из книг, что их называли, не иначе, как «гений общения».

С кем бы жизнь ни столкнула майора, он никогда не обращал вниманья на возраст, на пол, или профессию своего собеседника. Со всеми, как говориться, был на равной ноге. Будь то военный, гражданский, матрос, «особист» или чумазый путеец.

Вот и сейчас он беседовал с женщиной, хозяйкой двора, где сейчас отдыхал с тремя лейтенантами. Причём, говорил так душевно, словно многие годы был с ней прекрасно знаком. Потом, долго где-то отсутствовал, наконец-то, вернулся домой и слушал безыскусный рассказ о старых общих знакомых.

Весь день, в уши зенитчика били различные неприятные звуки. В первую очередь, вой самолётов фашистов, трескотня пулемётов, взрывы авиабомб и шум множества автомобилей, ревущих на трассе на полную мощь.

Люфтваффе и артиллерия фрицев на короткое время прекратили обстрелы левого берега Волги. В нескончаемом грохоте вдруг наступила очень короткая пауза. Ночь неожиданно стала до невероятности тихой. Только сверчки и цикады замечательно пели свои однообразные арии.

Яков сейчас оказался в совершенно необычном пространстве. Он находился в глубине небольшого посёлка. Вокруг стояла звонкая тишь, словно и не было рядом великой войны.

И хотя, шоссе и железнодорожная станция располагалась в двух километрах от дома, сейчас и оттуда не доносилось ни единого звука. Ни стука вагонных колёс, ни переклички паровозных гудков, ни объявлений диспетчера, летящих из больших репродукторов.

Правда, подобного шума здесь уже и быть не могло. Станцию «Верхняя Ахтуба» фашисты разбили до самых фундаментов. Их снаряды и бомбы сожгли всё до пепла и мелких углей.

Поезда горелыми грудами лежали вдоль сильно расшатанных железнодорожных путей. Если появятся здесь «боелетучки», то прибудут они без огня фонарей и сигналов. Они быстро разгрузят снаряды с патронами и тут же умчатся обратно.

Доски чердака над сараем оказались достаточно тонкими, а щели меж ними чрезмерно большими. Так что, Яков слышал всё то, о чём очень говорила хозяйка двора. Она уже завершила рассказ о себе и перешла к своему старшему сыну – Николаю Езушину.

Сначала она сообщила те вещи, о которых зенитчик всё знал из газет и ежедневных сводок по радио. О том, что в начале Великой Отечественной войны, Правительство СССР объявило всеобщую мобилизацию и в армию быстро призвали миллионы людей.

Все заводы, фабрики и даже маленькие мех.мастерские перешли на круглосуточный график работы. Они, в огромных количествах, выпускали продукцию, что немедленно шла в Красную армию.

Фашисты неудержимо рвались вперёд. Поэтому, людей и оружие нужно было доставить к местам сражений в кратчайшие сроки. Наша страна раскинулась в разные стороны на многие тысячи вёрст. Так что, нельзя обойтись без больших перевозок.

Главную часть всей нагрузки взяла на себя весьма разветвлённая железнодорожная сеть СССР. Следом за ней, по объёмам, шёл водный транспорт страны.

Благодаря таким обстоятельствам, ни путейцев, ни речников с моряками не брали на битву с врагом. Для них, как и для всех советских людей, глубокий тыл стал той же линией фронта.

Потом пошли уже факты из биографии сына: – Николай родился в Царицыне незадолго до Германской войны, в далёком 1912-м. Шло время, наступил 1917-й, а в свой черёд, 1925-й.

Местные власти решили, что не стоит крупному населённому пункту носить старое имя. Зачем напоминать местным жителям о жутком прошлом Советской России. Так старинный купеческий город назвали в честь вождя мировой революции Иосифа Сталина. И стал он с тех пор Сталинградом.

Николай мало чем отличался от прочих ребят. Быстро рос и умнел. Окончил, как все, семилетнюю школу, и поступил в пароходство на должность матроса. Он постоянно учился всему, что только возможно. Всегда был на очень хорошем счету. Постепенно, дорос до капитана грузового баркаса под названием «Ерик».

По описанью хозяйки, это был совсем небольшой теплоход с одной плоской палубой. Посреди открытой площадки торчала тесная рубка размерами два на два метра, и высотою чуть более, чем в рост человека. Ширина перевозчика составляла семь-восемь шагов, а длина втрое больше, и достигала пятнадцати метров.

Вдоль низких бортов тянулись низкие лавки, для тридцати пассажиров. Между ними ставились ящики с грузом, которые нужно доставить по волжской воде. Экипаж очень маленький и состоял из четырёх человек: капитана, механика, помощника и, конечно, матроса.

До 1942-го года Николай жил в районе бывших «Балкан», расположенном в северной части города Сталина. Это рядом со зданием очень внушительной мельницы, построенной поволжским немцем Александром Гергардтом. После революции, у капиталиста её отобрали, а ближе к тридцатым годам, назвали в честь революционера Константина Грудинина.

– Вы может быть, даже не знаете, – сказала дальше старушка: – но супротив Сталинграда всегда находилось несколько крупных посёлков: Верхняя, Средняя и Нижняя Ахтуба. Плюс ещё целый десяток небольших деревень.

Многие люди жили здесь постоянно, а работали на той стороне, на огромных заводах. Всех нужно было возить через Волгу. Вот и гоняли баркасы в качестве обычных паромов.

Как только фашисты вышли к окраинам города, они стали бомбить все кварталы. Центральные районы были сильно разрушены в течение суток. Те, кто не погиб при обстрелах, бросили всё, что у них там имелось, и перебрались на левую сторону.

Николай вместе с семьёй переехал ко мне. Живёт теперь здесь, а ходит каждый день на войну, как к себе на работу. Вернее сказать, он постоянно на фронте и лишь иногда, на пару часов, вырывается к престарелым родителям.

Ведь кроме своих стариков, ему нужно проведать семью и передать им продукты, которые выдают в пароходстве. Очень часто машины с провизией гибнут в пути. Пайки не доходят до речников и они вместе с семьями остаются с пустыми кастрюлями.

Все мы уже целый месяц питаемся впроголодь, чем только придётся. Собираем зерно, что выносит водой из потопленной баржи. Оно наполовину с песком и, как его только не мой, всё равно хрустит на зубах.

В основном едим рыбу, оглушенную частыми взрывами. Но для того, чтобы её подобрать, нужно топать к реке, а там сейчас сущий ад, пришедший из преисподней на землю.

По правде сказать, – продолжала старушка: – здесь ненамного спокойнее, чем на самой переправе. Оба берега Волги каждый день подвергаются авиационным налётам и артиллерийским обстрелам.

Дома в нашем посёлке горят один за другим. Скоро и до моего небольшого двора дойдёт своя очередь. Придётся вырыть землянку, как сделали все погорельцы и жить в тёмной норе, словно слепые кроты. Если, конечно, уцелеем при взрыве?

Фашисты желают стереть город Сталина с лика земли и бомбят его круглые сутки. Лишь иногда выдаются минуты такие же тихие, как, к примеру, сейчас. Я думаю, это всё объясняется не добротою наших врагов.

Скорее всего, пушкари и лётчики фрицев далеко не железные. Наверняка, они тоже сильно устали. Нужно всем отдохнуть, а заодно, почистить орудия, залить бензин в самолёты и заправить их бомбами.

Женщина вдруг замолчала на короткое время. Тяжко вздохнула и тихо продолжила: – По словам Николая, после двадцать третьего августа, всё в городе было разрушены. По всей округе уже не осталось ни одного не разбитого многоэтажного дома.

Уцелело лишь несколько зданий, построенных в центральных районах. Однако, они пострадали так сильно, что там торчат одни обгоревшие остовы. Мельница тоже, пока что на месте. Она возвышается над полем развалин, как большой памятник людскому безумию.

Двор, где долгие годы жил Николай, находился недалеко от берега Волги. Здание мельницы стоит между ним и фашистами. Оно защищает хибарку от артиллерийских обстрелов и принимает удар на себя. Благодаря этой странной случайности, стены частного дома всё ещё пребывают в сохранности.

Каждый день, по несколько раз, Николай плывёт через широкую реку. Он прорывается сквозь плотный фашистский огонь и с тревогой смотрит туда, где провёл свою молодость.

Смотрит сквозь дым и пыль от разрывов и горестно думает: – «Как там мой маленький дом? Надеюсь, в порядке?» – увидев, что здание ещё не разрушено, он облёгчённо вздыхает: – «Жив, пока что курилка! Значит, и мы ещё повоюем!» – говорит он себе и направляет баркас к пристани шестьдесят второй переправы.

– А по каким часам ходит паром? – спросил вдруг майор.

– Все работают круглые сутки. Причём, в двух направлениях. – сообщила старушка: – Используют любые суда, какие могут найти – рыбачьи лодки, баркасы и баржи.

Непрерывным потоком везут в Сталинград регулярные части и снаряженье для них. Назад доставляют увечных бойцов и тех местных жителей, что ещё не успели уехать из города.

Круглые сутки над переправой летают самолёты фашистов. Они стреляют из пулемётов по всем судам без разбору. Совершенно не смотрят на то, кто сидит на маленьких палубах. Здоровые там солдаты с оружием, или же бабы с детьми, да старики со старухами.

В первую очередь, фрицы охотятся за крупными баржами, на которых везут в Сталинград боеприпасы, горючее, тяжёлую технику и сотни людей. Но, кроме них через реку плывёт много баркасов, катеров и вёсельных лодок.

К счастью, у фрицев нет столько сил, чтобы разбить каждое плавучее средство, что идёт по воде. Поэтому, небольшие судёнышки чаще проскакивают сквозь завесу огня.

В течение первой недели, Николай сделал множество ходок через широкую Волгу. Он был под постоянным обстрелом, но ему чрезвычайно везло. Вокруг гибли солдаты, плывшие в Сталинград, или бедные беженцы, желавшие выйти из зоны боёв. Бомбы падали рядом с его теплоходом. Осколки косили людей, стоящих на палубе, в том числе, и членов его скромной команды.

Как рассказал сослуживец моего Николая – вздохнула старушка: – три дня назад, «Ерик» шёл к правому берегу. В который раз, он вёз осаждённым бойцам ящики с большими снарядами.

В облаках появился бомбардировщик фашистов. «Лапотник» завалился на бок и устремился к воде. От крыла отделилась тяжёлая бомба. Мелькнула стремительной тенью и упала возле правого борта.