Брат человеческий

– Интеллигенция, – переспросил Славик, – не знаю, где она. Мало ее. Лично я видел только одного-двух настоящих интеллигентов.

– Да? ехидно улыбаясь, переспросил Сергей, – а остальные тогда кто?

– Кто, кто? Просто образованные люди, с образованием. И все.

– Подожди, давай уточним. Интеллигент это кто? Это человек, не занимающийся физическим трудом. Так?

– Так, да не так. Так, то тогда в интеллигенты надо записывать всех, кроме землекопов и станочников. Тогда это и инженер, и продавщица, и технолог, кассир, служащие из разных там шараш-монтаж-контор. И диктор, и оператор, учитель, и кондуктор, ученый. Все что ли на одну полку? Поэт, директор, писатель. Но разве администратор и писатель – одно и то же? А поэт и директор? Одно и то же? Что это? Все они интеллигенция?

– Не может быть! – запищала Людка. – Я не верю. Я уже боюсь. – И она, оглянувшись, в страхе прижалась к Славке.

– Да, ладно, – Славик с удовольствием положил ей на плечи руку, и успокаивал:

– Да, не слушай ты его. Помешался на снежном брате. Нет его в наших краях. И вообще его нет нигде в мире. Никто его никогда не ловил. Никто не видел.

– Не видел? – набычился Колька.

– Тихо-тихо, – развел их Витек. Не спорить на ночь.

– Да, – миролюбиво согласился Славик, и, сочувственно глядя на расстроенного товарища, которому Витек так неожиданно при девочках заткнул рот, продолжал:

– Ну, разве что на Памире, высоко, в горах. Вот там, в том числе и в Таджикистане, ходит немало легенд. Говорят, что ещё во времена, когда здесь проходил великий Шёлковый путь, пропадали караваны, везущие товары. Поэтому многие пытаются отыскать этот путь, и сокровища, желая разбогатеть. Но горы изменчивы – непогода и камнепады скрывают тропы и пещеры, меняя облик мест до неузнаваемости. Вот такие искатели сокровищ часто рассказывали о следах огромного неизвестного животного на снегу.

Поиски неведомого чудища до сих пор идут. Местные горцы даже дали ему имя «одами-явои» («дикий человек») – привыкли к его незримому присутствию, и, не сговариваясь, поделили территории обитания. Существо властвует над, так называемым, Ущельем Страха, а люди чуть ниже по течению реки Сиамы. Ущелье опасно – то камни летят вниз, то слышится странный гул, похожий на хоровое пение.

Колька насторожился. Подошёл ближе.

И Славика, окрыленного Людкиным вниманием и Колькиным интересом, понесло, как Хлестакова:

– Вот у моего знакомого есть знакомый художник, а у него брат старший на пенсии, и представляешь он у нас в области ищет снежного человека.

– Да, ладно? – Колькины глаза даже под очками округлились, – А почему я ничего не знаю? Ты не говорил мне.

Не обращая на него внимания, Славик продолжал, слегка похлопывая по Людкиному плечику, как бы продолжая успокаивать ее.

– Так он по лесам нашим ходит. Вот берет рюкзак и ходит. С очевидцами беседует. И вообще поиск снежного человека смысл его жизни. Он так всем и заявляет, что его найдет.

– И где он побывал? – заблестели Колькины глаза, – я думаю, он у нас на севере все-таки области. Там вообще у нас тайга.

– Да он говорил, что уже исследовал Кильмезский, Советский и Верхошижемский. Стык трёх районов – очень глухое место, интереснейшие леса и очевидцы, которые видели йети своими глазами.

– Так это ж недалек от нас, – задумчиво проговорил Колька.

– Вы опять на меня страх наводите- снова запищала Людка, – Нет же никого в лесу?

– Нет, нет, успокойся, – Славик выразительно посмотрел на Кольку и приложил палец к губам. – Нет никого в лесу, кроме нас. Понял?

-Да, нет-нет, – дошло наконец до Кольки.

***

Главным специалистом по установке палаток, выбору места, подготовки ночлега был, конечно. Витек. Вот это настоящий турист. И одежда у него соответствующая, из всей компании и только выглядел как профессионал, то ли рыбак, то ли лесник. В штормовке с капюшоном из легкой защитной ткани, с массой карманов и карманчиков спереди, сбоку и даже на рукавах. В таких же шароварах и сапогах и шапочкой вязаной.

Именно он выбрал место и для стоянки, костра и нашел, овражек, где мог бы обитать снежный человек.

Вот всеми этими умениями Витек очень гордился. И каждый раз с удовольствием показывал, как правильно и безопасно избалованным комфортом горожанам обустроиться на враждебной природе.

– Вы что, – поучал, но выгружая багаж из лодки, – думаете, что палатку можно установить совершенно в любом месте? нет. При выборе ночлега нужно учесть: место надо расчистить. Ровным оно должно быть. А как спальник на камни, сучки, корни деревьев ложиться?

– Скажи еще, – рассмеялся Славик, – на муравейник нельзя?

– И небольшой склон нужен.

– Вон там, на пригорке, у самого леса и установим.

Палатку для девочек поставили повыше, а большую – для парней поближе к костру с самого края косы. Почти у песка. Пока Витек с помощью девчонок устанавливал их, Колька с Вадиком приготовили дрова и притащили три больших двухметровых бревна.

– Теперь вокруг костра все и поместятся. – прикинул Славик, ходящий между суетящимися друзьями и раздающий указания.

Пока горел костер, готовился ужин, о чем говорить? Да обо всем.

– Человек растет таким, каким и его окружающие люди. Против среды, против судьбы он бессилен. Не может на яблоне вырасти груша.

– Я тоже, когда был маленький, размышлял на эту тему. Изменю? изменю. Удастся ли мне изменить себя в таких жизненных условиях, а? Я только сейчас почувствовал в какой трагичной ситуации находится душа человека, вынужденного жить в противных его душе условиях. Она, душа, хочет жить не так, как сложились обстоятельства, она хочет по-другому делать все: дела, поступки. Все по-другому. Но человек раб тех социальных условий, в которых живет, характеров людей, окружающих его. Раб. Так и я.

– Я тоже, вообще- то, в последнее время я впал в меланхолию. А это такое состояние души, когда человек твердо верит и ожидает наступления одних только неблагоприятных для ожидания его души событий. Остро чувствует их неизбежность, и свое бессилие перед их фатальностью.

– Ты веришь в фатальность?

– Да. Я фаталист. Да, я верю в фатальность событий, и верю, что человек психологически инстинктивно чувствует их наступление. А почему чувствует? Ведь чувствовать можно только то, что есть, существует. ЧТО-ТО. А если он их чувствует, предвидит, значит, эти события уже есть, где-то впереди, существуют где-то во времени, только во времени, и какими – то психологическими признаками предупреждают нас, людей, о своем наличии или приближении. И события эти, находясь в одном измерении, измерении времени, могут переходить и в измерение пространства. И в этом случае они являются нам в реальности.

– Ничего себе у тебя теория. Не марксистская, не ленинская. А ведь ты комсомолец. Да нет пока, не вступил. Но даже если вступлю, все равно буду думать, что у каждого человека есть своя судьба, существующая заранее, до его рождения?

– Но этому нас не учили в школе. Идеализм какой-то у тебя в голове. Рок. Судьба. Неизбежность. Я

– Нет, для меня – это далекие для меня философские понятия. Вообще мне ближе все психологические коллизии человеческие. Люблю психологию, философию, литературу. Психика человека, философия жизни, бытия, развитие обществ – вот почему бы я отдался всей душой. Вот, что бы я изучал с большим удовольствием, хотя и физику, и электротехнику тоже люблю, потому что сложные.

– А условия, в которых я родился, рос, воспитывался привели меня к тому, что сегодня есть. И чтобы двигаться дальше нужно мне больше усидчивости, упорности, и знаний, которых я меня сегодня не ахти какой большой груз. Мало знаний. Хотя я опять принижаю себя, что привык делать. Пытаюсь получать новые знания с помощью рассуждений и переноса своих мыслей и суждений на бумагу, записывать их. Но от этого простые вещи делаются только сложнее. Значит ли это, что рассуждения и размышления не дают новых знаний?

– А я все равно верю, что судьба все-таки есть. Есть далеко во времени события, которые нас ждут. Есть кто-то или что-то типа суперразвитой материи, а может нечто большее, нечто всеобъемлющее, всеохватывающее запустившее колесо истории и наблюдающее за его путем и скоростью, и изредка вмешивавшееся, приостанавливающее или увеличивающее скорость наступления событий. Все в руках этого таинственного и вечного «нечто». Эта моя первая философская теория. Пусть и идеализм. Ну и что?

Витька взял гитару, хитро подмигнул Нинке и душевно, тихо запел, перебирая струны. Ночь, костер, тишина, потрескивание горящего валежника и Витькина задушевная песня.

А мы туристы убежавшие от дома

С природой на лирической волне

И хором мы поем у бурелома