Брат человеческий

Я все могу, но только лишь во сне.

Прошел закат нас клонит в сон истома

В свои мечты смотрю в ночном огне

Ведь это я пилот аэродрома

Я все могу, но только лишь во сне.

Все необъятно в этом мире незнакомо

Моя судьба вдруг улыбнулась мне

Я взрослым стал я капитан парома

Я все могу, но только лишь во сне.

Брат человеческий по лесу ходит где-то

Но он не видим в этой пелене

Я отыщу его к любом краю планеты

Я йети видел, но только лишь во сне.

***

Вечером, когда уже все разбрелись по палаткам, Витек, как и договорились, незаметно вышел покурить, посидеть у костра.

– Давай, давай иди, подежурь часик, – подмигнул ему Славик.

Измученный длинными вечерними спорами у костра Вадик уже спал, свернувшись калачиком, у самого окна. Устраивался, протирая очки и Колька. Славик почти с головой залез в спальник, с придыханием вспоминал такие мягкие и теплые Людкины губы, доверчивые и открытые.

Потрескивал костер. Слышался шум закипающего в котелке чая. Тихо и успокаивающе журчала подгоняемая на берег ночным бризом река.

***

Славик задремал. Растолкал его Колька.

– Ты слышал?

– Что? – Славик протер глаза.

– Это он!

– Кто?

– Это он. Этот реликт, наш брат человеческий., снежный человек. Я читал, он именно такие звуки издает. Пугает или предупреждает.

Славик прислушался. Где-то далеко ухал Витек. Молодец, старается.

– Да спи уж ты. – отвернулся он Кольки, – завтра сходим посмотрим.

***

"Завтра" наступило быстро. Уже в три часа ночи начало светать, а в четыре – уже совсем светло.

Утром вдруг обнаружилось, что из палатки исчез Витек. Нигде его не было, и никто его не видел.

– Это Нинка с ним точно ушла по лесу бродить. Предположил Славик.

Заглянули в палатку. Девочки на месте.

– Ничего не понял. – удивился Славик и бросил потягивающемуся Вадику, – давай – ка чай заваривай. Девочки скоро проснутся.

Чай вскипел быстро. Витька все не было. А никто, кроме Витька и не знал, какие травки и какие листочки надо туда бросить чтобы был настоящий, лесной, душистый. Так и попили сладкий кипяток. Походили вокруг лагеря, покричали. Никто не отзывался. Моросил мелкий дождь, и идти в сырой лес не очень-то хотелось. Но вот надо се-равно Кольку вывести на лежбище.

– Так, – подвел итоги Славик, – точно уснул мерзавец этакий на лежанке. Зря что ли так тщательно готовили, ну я ему сейчас покажу. Я его при всех отругаю, придумал тоже, в прятки в лесу играть. Меня оставил. Взял бы и Нинку с собой. Вдвоем – то веселее такие прибамбасы придумывать, так мы не договаривались. Главное Нинку на меня оставил и нарочито громким голосом крикнул:

– Девчата, собираемся за Витьком, я, кажется, знаю, где он.

– Где, где? Скажи.

-Да, тут недалеко. Ходили мы в прошлом году как-то за грибами, и нашли, не поверите, странный шалаш. Может он там от дождя прячется.

Быстренько собрались. В лагере оставили на дежурстве только Вадика.

– Шалаш? удивился Колька. – Какой шалаш в этих диких местах? Да тут никто не бывает в этих дебрях. Ты шутишь, Славик?

Всю дорогу, пробираясь сквозь чащу, хотя тут ходьбы было минут пять, Славки ругал Витька за этот не согласованную с ним выходку.

Еще и этот запыхавшийся сзади Колька все нудит:

– Вот – вот именно с этого направления я вчера и слышал это Ух. Это Ох. Уханье – это такое гулкое оно было.

Славки уже начал переживать, не заблудился ли он, когда в дали мелькнула сквозь деревья светлое пятнышко маленькой полянки.

– Ух, – вздохнул он.

Но обрадовать девочек, что пришли не успел. Раздался Нинкин крик:

– Ребята! Сюда. Скорее сюда.

На небольшом полутораметровой ельнике висела курточка. Да. Та самая, модная нынче у пацанов, рыбаков, туристов и студентов курточка.

Подошли. Посмотрели. Вроде она. Заглянули в карманы. Выпал Витькин медиатор от гитары.

Славик наморщил лоб. Его утренняя версия, Витек, грешным делом, просто задремал на лежанке, устав пугать всех своим "о-оо-х" и "у-уу-х" после этой находки автоматически перестала существовать.