Редкая обыкновенность

– Как тебе ташкенская еда? – поинтересовался Сергей, вываливая на сортировочный стол мешок с письмами.

– Плов, лагман и корейская морковь – отлично, манты – откровенная дрянь.

– Ладно, иди отдыхай, впереди 1850 километров полного расслабона, а дальше – работа. Кстати, от поезда отстать не бойся, в случае чего, догонишь на «семерке». На этом маршруте носятся только два поезда – «пятерка», «Узбекистан» и «семерка», «Казахстан». С «семеркой» идет наш почтовый вагон, «южного» цеха, там наши ребята, они подвезут. В Арыси они отстают от нас на семь часов, но, через тринадцать, уже обгоняют…

Обратная дорога запомнилась последними сутками тяжелого подъезда к Москве. Поезд прибыл на Казанский вокзал в 4 часа 40 минут.

…Закончилась практика. Виталия утвердили в должности ВПНЗ и направили на самый престижный маршрут цеха «Юг» – Москва -Джалал-Абад. За прошедшие месяцы он привык к новой работе, и она стала ему нравится все больше и больше. Он обкормил семью и знакомых дынями – настоящими мирзачульскими, необычайно сладким виноградом и такими арбузами, против которых астраханские, кажутся подслащённой травой.

Накануне Нового года наши войска вошли в Авганистан.

Зимние олимпийские игры прошли в американском Лейк-Плесиде. Блестяще выступил лыжник Николай Зимятов, третье золото завоевала фигуристка Ирина Роднина. В шоковое состояние поверг зрителей, спортивных функционеров и самих спортсменов американский конькобежец Эрик Хайден, который победил на всех пяти дистанциях, с феноменальными результатами. Ничего подобного в спорте не случалось ни до, ни после. Хоккейная сборная СССР – непобедимая «красная машина», недооценив соперника, неожиданно проиграла относительно слабой сборной США.

Зима и весна прошли в ожидании XXII летней олимпиады в Москве. В песнях Пахмутовой и Добронравова зазвучала олимпийская тема. Соревнования подобного ранга в Советском союзе проводились впервые. Готовились как никогда раньше.

В июне Виталий совершил предолимпийский рейс в Джалал-Абад.

От Ташкента, московский почтовый вагон следует с «закрытым» обменом. Тут следует пояснить, в чем разница. «Открытый» обмен включает полный объем обработки почты – прием, выдачу, сортировку и, даже, обязанности инкассаторов. «Закрытый» обмен несопоставимо проще: половину маршрута почту только выдают, а на обратном пути, только принимают, при этом отсутствует любая корреспонденция и сортировка (посылки и газеты перевозят заранее заготовленными группами). Самым легким маршрутом с «закрытым» обменом считался Москва – Тольятти, а самым лучшим и денежными Москва – Тбилиси и Москва – Баку…

Близ станции Сырдарьинская поезд переезжает на левый берег одноименной реки, попадая в Маверанахр – древний улус Чагатая. Через час после моста, крупный город и областной центр Гулистан, который переводится как страна цветов. Далее на юг, до станции Хаваст (город Янгиер) и поворот на восток на маршрут № 207.

Июнь, конец месяца, солнце в зените, раскаленное и слепящее. Вокруг обработанные поля и ровные ряды деревьев. Посажено столь плотно, что даже вокруг столбов электролиний не более 40 сантиметров невозделанной земли.

Недалеко от Хаваста, если следовать в Ферганскую долину, расположился крупный и самый южный город Ташкентской области Бекабад и, вслед за ним, начинается Таджикистан. На маленьких таджикских разъездах высажены длинные аллеи высоченных абрикосовых деревьев. В конце июня вся земля вокруг усыпана опавшими абрикосами, которые никто, кроме приезжих не подбирает.

Виталий набрал в азарте килограммов двадцать и был отруган начальником почтового вагона Витей Снопком:

– Куда ты их припер? Ты столько не съешь, а вот понос тебя точно прихватит.

– Почему?

– Организм не может пудами переваривать такую пищу. Не ты первый, не ты последний, животом помаешься – поймешь.

Снопок любил историю и, даже окончил истфак пединститута в Коломне, но деньги перевесили, и он ушел на гораздо более интересную в финансовом смысле работу, забросив школу и учеников. Его страстью были экскурсы в историю тех, или иных городов, которые находились на маршруте следования. Объяснял он не нудно и методично, как большинство профессорско-преподавательского состава, а легко, озорно, иной раз с юмором:

– Подъезжаем к Ленинабаду, бывшему Ходженту. Город был когда-то узбекским, но потом его обменяли на Самарканд. Половина жителей и сейчас говорит на Узбекском. Тут помер твой земляк Виталя, один из братьев Хлудовых – знаменитых текстильных фабрикантов. У них тогда экспедиция в Америку прогорела, это во время войны Севера с Югом было, конфисковали их корабль и все прочее. Убытки не поддаются исчислению на наши деньги. И все из-за хлопка и помер этот брат в Ходженте от какой-то болезни, а явился тоже за хлопком. Это происходило во время завоевания Кокандского ханства…

Близ Кайраккума, по левую сторону открылся вид на так называемое «таджикское море», огромное водохранилище на Сырдарье. На берегу расположились редкие санатории и Дома отдыха недоступные для местных жителей, по их словам, исключая обслугу.

На станции Канибадам всегда покупали книги, дефицитные в России. Книжный бизнес еще не процветал в описываемые времена, но для родных и знакомых московские почтовики постоянно привозили литературу местных издательств Ирфон, Мектеп, Укитувчи. В отличии от России, в киосках свободно продавались Дюма, Дрюон, Пикуль, Майн Рид. И т.д.

– Подъезжаем к Коканду – прокомментировал Виты Снопок – столице бывшего ханства. Его обширные владения простирались вплоть до Кзыл-Орды, тогдашней Ак-Мечети. В Коканде самая вкусная вода на всем пути. Дальше – Фергана и Андижан.

– Да знаю, ездил – лениво отозвался Виталий.

– Ну если знаешь, ответь, кто родился в Андижане?

– Полно народу родилось.

– Темнота, в Андижане родился 14 февраля 1483 года Мухаммад Бабур, потомок Чингизхана и внук Тимура, основатель империи Великих моголов, завоеватель Индии.

Ферганская долина просматривается в ясный день от Тянь-Шаня на севере, до Памира на юге, точнее, от Чаткальского хребта до Алайского.

На подъезде к Маргеллану абрикосы пришлось выбросить. Живот действительно крутило, а переспелые ягоды стали расквашиваться в кашу. От рези в животе, Виталий едва проворачивал коромысло ворот кладовой. После пятого посещения туалета полегчало и, недалеко от Андижана, уже вечером он решил выяснить, шутит Витек об Индии, или говорит серьезно.

– Вить, какие в Индии монголы?

– Во-первых не монголы, а моголы, хотя строго говоря это одно и тоже. Во-вторых, учился ли ты в школе?

– Все учились.

– Я тебе даю гарантию, что проходил про них. Хотя нет, скорее пробегал и ничего не заметил.

– Ну, не помню совсем.

– Да какже, Бабур, Акбар, Шах Джахан, Тадж-Махал… Аурангзеб все испортил, и империя Великих моголов прекратила свое существование.

В истории «Бубновый Король» был чуть острее валенка, или дуба, поэтому недовольно проворчал:

– Акбарин какой-то, Махал, что-то я про Махала слышал, но не помню, когда и где он правил.

Снопок чуть не задохнулся от возмущения:

– Вот ты точно похож на Акбарана, а Тадж Махал, это великий дворец в Агре.

К счастью, Виталий не вник в смысл сказанного, и они не поссорились…

До Джалал Абада оставались две большие станции – Ассаке и Кара-Су.

Ишачек, запряженный в арбу, стоил три рубля, мотороллер «Муравей» столько же. От рынка до вокзала пять минут ходьбы, но с грузом двести пятьдесят-триста килограммов передвигаться пешком нереально, а ослик доставлял товар в те же пять минут. Два-три набега на рынок по духоте и летнему пеклу Ферганской долины и можно спокойно рассортировывать коробки и ящики с овощами и фруктами, предназначенными к будущей продаже. На обратной дороге, начиная с Оренбурга, товар расходился на ура. Помидоры покупали за рубль килограмм, а продавали по три, имея за рейс под триста рублей прибыли, плюс четыреста рублей зарплаты (что далеко не предел), поэтому маршрут на Джалал-Абад считался самым денежным и престижным.

Предгорья начинаются в самом городе, а горы видны из любой точки, здесь кончается Ферганская долина и железная дорога. До городов Сулюкта или Ош можно добраться по шоссе, а, уже от Оша начинается Памирский тракт на Хорог – одна из самых высокогорных дорог мира. На пригородных склонах росли многочисленные дикие яблони, плоды которых, в отличии от дички средней полосы, сладки, вкусны и не просто съедобны, а съедобны с удовольствием…

К началу июля Виталий вернулся в родное Колычево. Прохладное и дождливое подмосковное лето олимпийского 1980 года так сильно контрастировало с центральноазиатским, что пару дней ушло на адаптацию. «Бубновый король» бродил в рассеянности по знакомым с детства местам и уже удивлялся, что можно часами шляться на открытом солнце, не боясь перегрева и теплового удара. Подмосковные 23-24 градуса казались прохладой, против 46-48 градусов жары Бешарыка и Янгиера.

На берегу пруда на траве, в трех шагах от своего участка с картошкой, сидел престарелый, но еще не старый Митька, с книгой в руках. Он, даже после переезда в Егорьевск, землю свою не забросил и продолжал усердно ее обрабатывать. Рядом с инвалидом лежала отполированная землей тяпка-мотыга, которой он уничтожал буйную лебеду.

В прохладной прудовой воде плескались две семипудовые наяды, ведя оживленную беседу.

– Бубенный! Ты с какого?.. – обрадованно заметил Митька – присаживайся.

– С Киевского – не растерялся Виталий, но усаживаться не стал, наблюдая за резвящимися толстушками.

– Ты на этих бегемотих не пялься, если у них есть что красивое, так это купальники, а остальное – сало дребезжащее.

– Почему дребезжащее?

– Ну трепещущее, какая разница. Как ловко ты ответил, сразу вижу мою школу. Значит, на Киевском вокзале работаешь?